Лёля опустила взгляд, увидела, как до белых костяшек сжала Морена руку Чернобога. Нет выбора, сам Род иного пути им не оставил, его не обмануть, не запутать. Набрала она воздуха в грудь и задуманное озвучила.

— Я остаюсь! — прозвучали одновременно с её два других голоса.

Вскинув голову, Лёля уставилась на Догоду. Впервые за долгое время она смотрела на него так открыто и с таким удивлением. Один из голосов точно его был. А второй... Это резкое карканье она ни с каким другим не спутала бы.

— Брат! — потрясённо воскликнул Похвист. — Мы за тобой шли так долго, а ты что же, так к Нави привязался, что Явь родную позабыл?

— Глупости не говори, — весело отозвался Догода, кивком откидывая с лица прядь светлых волос. — Никогда я о Яви думать не перестану. Потому я рад, что вас повидал. Словно дома кусочек вы мне принесли. А ты особенно. — Он подошёл к Лёле, высокий, красивый, возмужавший. Не осталось в Догоде и следа той слабости, что явил он перед Лёлей в пещере. Теперь Догода стал сплошной огонь ослепляющий. — Не ожидал, что хоть раз тебя ещё увижу. А теперь воспоминания эти в сердце сохраню.

—Не можешь ты так с Явью и с братом поступить, — Лёля стояла настолько близко, что заметила вокруг зрачка друга детства, в его серо-голубой глубине, золотистый ободок. — Люди явьские без тепла гибнут, дед по тебе скучает. А Моряна? Он изумительный мальчик, которому старшие братья нужны. Такие, как ты и Похвист. Возвращайся домой. А я здесь и так, считай, что дома, — слукавила Лёля, выдав давно заготовленное оправдание. — С Мореной стану жить, с сестрой родной.

— Почему тебе за ошибки мои страдать приходится? — проговорил Догода так тихо, что Лёля была уверена, никто его не услышал, лишь она одна. — Дай мне хоть раз мужчиной побыть. Позволь от вечной жизни во тьме уберечь.

Лёля не знала, что ответить Догоде. Не потому, что согласна с ним была. Совсем нет! Она готова была спорить, ругаться, силой в лодку его затолкать, но тело её не слушалось. И таращиться на него перед Похвистом, Ульяной, навьскими богами ей ой как не хотелось, но взгляд от лица его юного отвести было тяжело.

— Да что же вы за незораздки такие?! Кар!

— Ай! — вскрикнула Лёля и сразу обрела возможность двигаться, получив укол острым клювом в макушку.

Через секунду её крик повторил и Догода, а Аука взгромоздился на его голову, важно распушил грудку.

— Забирай их, старик, — прокаркал он, задрав клюв. — Пусть валят отседова, глуподырые, видеть их больше не могу! Надоели!

— Ты что удумал? — возмутилась Ульяна. — Похвист, они что, с ума посходили, что ли? Сделай что-нибудь!

Похвист беспомощно взглянул на русалку и развёл руками.

— Я — он откашлялся. — Я считаю, что коли остаться кому-то в Нави надобно, так мне с братом! А девушкам и тем более детям...

— А ты молчи, божедурье! Нашёл дитя малое! Когда меня мнение твоё волновало, божок глупорожий?! — Аука ехидно насмехался над Похвистом и только что рожи не корчил, птица всё-таки. — Слышь, старый, я остаюсь, и нечего нюни разводить!

— Иди-ка сюда!

Ульяна попыталась схватить разбушевавшуюся птичку, но та стремительно взлетела в воздух. Русалка с размаху врезалась в Догоду, споткнулась о его ногу, а он от неожиданности не успел ухватить её под локоть. Похвист ринулся Ульяне на помощь и поймал-таки у самой земли. Морена, не сдержавшись, фыркнула и залилась смехом, а Лёля смотрела на Чернобога, который обозревал всё это действо широко распахнутыми глазами. Ну что за друзья у неё? Сумели испортить даже грустный миг расставания!

— А расскажи мне, чистое сердечко, почему в Нави решил остаться? — Под шумок грач упорхнул к Велесу и сел на протянутое ему предплечье. Старец погладил птицу, а та злобно зыркнула на стоящих на берегу сердитыми глазками. — Неужто жизнь тебе, такому маленькому, не люба?

— А где ты живого увидел, старик? — ответил вопросом на вопрос Аука. — Я давно утоп. Почему тогда здесь не оказался? Мертвякам в Нави самое место.

— Кто знает, кто знает... — загадочно прищурился Велес. — Бранишь ты Явь и жизнь свою прошедшую, а, выходит, стремилась к ней твоя душа, нашла врата и обратно прошмыгнула.

— Я, наверное, это... — Грачик содрогнулся, подобрал перья, и все замерли, слушая тонкий птичий голосок. Даже с лица Морены улыбка сползла. — Я, наверное, мамку искал... Не хотел умирать так, один, без рук материнских... А теперь хочу! — пронзительно вскричал грач, размахивая крыльями. — Теперь я рад, что умер, потому что их спасти могу.

И все молчали. Каждый, должно быть, не хотел принимать, но понимал справедливость слов крошечного духа. Ведь и правда, лучше всех в Нави тому будет, кто и так уже мёртв. Лёля заметить не успела, когда её ладонь в руке Догоды оказалась, но забирать её не спешила. Не сейчас, не тогда, когда внутри гложет что-то. Вроде и славно, что доведётся ей ещё в Яви побывать, но тоскливо жутко, как представишь, что Аука снова один окажется. И как же тяжело детям, что без родителей растут! Хоть и не жалела Лёля, что тайком от батюшки с матушкой сбежала, а поняла сейчас, как ей родных не хватает. Несколько месяцев уж минуло, как расстались они. Как там семья её, волнуется ли, ждёт ли обратно?

— Добрая ты птичка, честная, — улыбнулся Велес, лаская маленькую пичужку. — И храбрая, какую ещё поискать. За то, что собой пожертвовала ради тех, кого любишь, я исполню одно твоё желание. Загадывай, чего больше всего душа алкает?

— Я не знаю, можно ли так, — пискнул Аука. — Слишком сложное это желание, старик. Раз я в Нави один остаюсь, можно мне хотя бы раз, хоть бы разочек крохотный в руках матери оказаться? Запомнить это чувство хочу, пусть греет меня днями одинокими.

Ульяна всхлипнула, у Лёли тоже в носу защипало, и Догода крепче ладонь её стиснул. Велес посмотрел на них, взглядом по каждому прошёлся, а на Чернобоге остановился.

— Чернобог, — начал он, — знаю я, о чём вы с Мореной Рода просите. Давно просите, а ответа не получаете. И не получите. Не дано чаду родиться там, где жизни нет.

— Справедливы слова твои, Велес Всезнающий. Спасибо и за такой ответ, чтобы не пытали мы надежд несбыточных, — Чернобог почтительно голову склонил, а на лицо Морены смотреть больно было. Казалось, ещё чуть-чуть — и разрыдается она.

— Примете ли душу эту, как ребёнка родного? Пусть не крови, так по духу. Нужна ему любовь отеческая так же, как и вам любовь детская, беззаветная.

Морена прижала руки ко рту, будто не веря в том, что перед ней происходило. А Чернобог напрягся, в струну вытянулся, и, казалось, дышать через раз стал.

— Сейчас мы только облик истинный пташке вернём! — Велес взмахнул рукой, грач ввысь вспорхнул.

И вспыхнул яркий свет. Лёля зажмурилась и непроизвольно к Догоде прижалась. А когда смогла она глаза открыть, то чудную картину увидала. Перья мягко на землю опускались, а посреди этого облака чёрно-синего девочка стояла.