— Клянусь, что я квалифицированный специалист. И если ей комфортно в воде, ей не потребуется много времени, чтобы почувствовать уверенность.

— Я доверяю тебе.

Эти слова согрели мое сердце.

— Что было в сумке? — спросил он. — В той твоей волшебной сумке.

— Вайолет тебе не сказала?

Он покачал головой.

— Нет.

— Хорошо для нее. — Многие дети раскрывали наш секрет. — Это был семейный пакет «M&M's». «Суидишь Фиш» (прим. ред.: Суидишь Фиш — жевательные конфеты в форме рыбы, первоначально разработанные шведским производителем конфет Malaco в конце 1950-х годов для рынка США. Они бывают самых разных цветов и вкусов). «Скиттлз». Также у меня там были игрушки и игры, но я решила сразу перейти к конфетам.

— Мне следовало догадаться. — Он рассмеялся. — Она сладкоежка. Это было одной из причин фиаско с крем-брюле на вечеринке в прошлом году. Когда я спросил ее, зачем она забралась на тот стеллаж, она сказала мне, что сделала это потому, что хотела самый большой, а они, вероятно, держали самые большие на самом верху.

— Я верю в это. — Я засмеялась. — Когда я вытащила тот пакетик «M&M's» и начала есть их, ее поведение изменилось. Я сделала это для того, что расслабить ее. Чтобы подкупить ее, пока она не ослабит бдительность и не поймет, что я ей не враг.

— Умно.

Я пожала плечами.

— Я провела много времени с детьми, работая няней и занимаясь с ними в бассейне. Все это не так уж сложно.

— Чем ты занимаешься с детьми в бассейне? Уроками плавания?

— Иногда. В основном я помогаю физиотерапевту в городе. Он проводит детскую водную терапию. Это то, чем я хочу когда-нибудь заняться. Может быть. Когда я накоплю достаточно денег, чтобы пойти учиться, и наберусь смелости поступить. Идея снова учиться… — Я поморщилась.

— В школе у тебя все было отлично.

— В школе? Конечно, мне всегда нравилась школа, но мне давно не приходилось учиться. И мне комфортно там, где я есть.

— Но это не твоя мечта.

Я вздохнула.

— Нет. Не мечта. Я люблю детей, но мне есть что предложить.

— Тогда пришло время выйти из своей зоны комфорта.

Черт, он был прав. И очень мотивировал меня. Один разговор, и я была готова помчаться в приемную комиссию университета штата Монтана и подать заявление. Если я хочу стать физиотерапевтом, я не могу вечно быть няней. Возможно, пришло время серьезно заняться делом.

Мэддокс отпустил меня, чтобы закружить, затем притянул обратно к своему телу, снова прижимая к себе.

— Это очень сюрреалистично, — призналась я.

— Что именно?

— Ты Мэддокс Холидэй. — Фух. — Ты должен был знать, что каждая девочка в старшей школе Бозмена была влюблена в тебя, включая меня.

О, черт. Что было не так с моим ртом? Почему он не мог удержать слова внутри?

Уголок его рта приподнялся.

— Ты была влюблена в меня?

— Может быть? — Черт. Но теперь, когда это стало известно, я могла бы с таким же успехом признать это. — Я была влюблена в тебя так, как неуклюжие девочки-подростки любят умных, красивых мальчиков, которые никогда не узнают об их существовании. Мы пишем наши имена вместе в сердечке. Даем имена нашим будущим детям. Следуем за вами после уроков и из школы домой. Таимся за окном ваших спален, наблюдая, как вы спите.

Мэддокс замер на месте.

Я подмигнула.

— Шучу.

Он запрокинул голову и рассмеялся, звук был таким теплым и сочным, что стоил любого смущения от признания в моей юношеской влюбленности. Он покачал головой, блеск в его глазах захватывал дух, когда он улыбался.

— Ну, в одном ты ошибаешься. Я знал, что ты существуешь.

— Нет.

— Знал. Однажды я видел тебя в бассейне, и помню, что после этого мне пришлось долго принимать холодный душ.

Я откинулась назад, чтобы изучить его лицо.

— Серьезно?

— Шапочки для плавания. Они возбуждают меня каждый раз.

Я расхохоталась, расслабляясь, когда мы двигались вместе, танцуя до конца песни.

Он держал меня за руку, когда провожал с танцпола.

— Не присоединиться ли нам к Вайолет за десертным столом?

— Показывай дорогу.

Вайолет стояла рядом с Китом, и каждый запихивал в рот по пироженному. Мой бдительный взгляд, даже отвлеченный Мэддоксом, не отрывался от его дочери.

Как и его. При каждом повороте он искал ее. Его любовь к ней была написана у него на лице. И, боже, моя омела, это было привлекательно.

— Она не будет спать всю ночь из-за того количества сахара, которое съела, — сказал он.

— Вероятно. — Я рассмеялась. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что?

Я наблюдала за Вайолет, когда она взяла печенье с подноса и протянула его Киту. Я разобрала слова самые лучшие в мире слетевшие с ее маленьких губ, прежде чем она взяла печенье сама.

— У тебя классный ребенок. Ее почти невозможно не любить.

Мэддокс остановился, вынуждая меня тоже остановиться. Выражение его лица было почти… страдальческим.

— Что? — Я сказала что-то не так?

— Ты меня убиваешь.

— Почему?

Он покачал головой и издал стон.

— У меня есть политика. Твердая политика. И я ни разу не хотел нарушить ее, пока не появилась ты.

— Какая политика?

Он наклонился ближе, чтобы прошептать мне на ухо. Легкая щетина на его щеке щекотала мою, когда его дыхание ласкало раковину моего уха.

— Никогда не целовать няню.

Мэддокс

Был очень реальный шанс, что Натали Бьюкенен разрушит мой самоконтроль.

Тридцать две няни, и номер тридцать три должен был погубить меня.

Аромат ее волос окутал меня, сладкий, как самый изысканный десерт в комнате. Ее прикосновение, теплое и легкое, было идеальной лаской для моей руки. Она была прекрасна. Изящна. Обворожительна.

Но именно ее интеллект и остроумие станут моей погибелью. Это и похвала моей дочери.

Ни одна женщина, кроме моей матери, никогда не говорила, что любит Вайолет. Ни другие няни. Ни друзья. Даже Сиси. Я не мог вспомнить, когда слышал, чтобы она говорила Вайолет «Я люблю тебя».

Но Натали сказала это — имела это в виду. После всего лишь нескольких дней знакомства с Вайолет.

Я был пластилином в ее нежных руках. Один танец — и я попал в беду.

— Прости. — Я отстранился. — Это было неуместно.

Все, что я делал с ней сегодня вечером, было неуместным. Танцы. Флирт. И все же я был здесь, практически приклеенный к ней.

— Никаких извинений, — сказала она с милым румянцем на щеках. — Девочка-подросток внутри меня сейчас делает сальто назад в бассейне из-за этого комментария. Ты только что осуществил ее мечты.

— Рад, что смог помочь. — Я усмехнулся. Хотя пора было вспомнить, что Нат не была моей парой, поэтому я высвободил свою руку из ее и оглядел зал. — Как ты думаешь, кто это будет в этом году?

— Что «кто это будет в этом году»?

— Эта вечеринка должна приобрести дурную славу. Всегда найдется кто-то, кто выпьет слишком много и даст остальным повод для разговоров на весь предстоящий год.

— В самом деле? Все здесь кажутся такими… снобами — неподходящее слово. Элегантными. Собранными.

Я рассмеялся.

— Видишь женщину в сером платье вон там, у ёлки в углу?

Натали проследила за моим взглядом.

— Да.

— В последний раз, когда я был на этой вечеринке много лет назад, во время редкой поездки домой из Лос-Анджелеса, она начала раздеваться на танцполе.

— Ты говоришь о женщине, которая похожа на мою бабушку? Короткие седые волосы. Жемчужные серьги. Вероятно, ей чуть за шестьдесят.

— Она самая. Она успела раздеться, прежде чем ее муж понял, что происходит. Он примчался из бара и отвез ее домой.

Глаза Натали расширились.

— И она вернулась сюда? Я бы переехала из Бозмена к Новому году.

— Я не думаю, что она помнит, и ни у кого не хватает духу сказать ей. Это своего рода негласное правило на этой вечеринке. Что здесь происходит, то здесь и остается.