Продуктовые карточки обновлялись автоматически в восемь часов утра, а сгорали в восемь вечера. Не успел – значит, сиди без еды до завтра. К хозяйственным карточкам отношение было помягче – они обновлялись раз в неделю и не сгорали: ходи сколько угодно. Вот только товары по ним заканчивались раньше, чем все желающие успевали закупиться. Кроме мыла, Нюте требовались прокладки и зубная паста. И если без пачки чая и дубовых пряников еще можно выжить, то с грязными зубами и трусами, мокрыми от крови, – практически нельзя.

Нюта зашла в магазин. Старую вывеску с входа сняли и оставили здесь же, прислонив к стене: ярко-красная, с фигурной цифрой пять, она выглядывала из сугроба длинной перекладиной буквы «П» и двумя точками над «ё». В новом формате манкая вывеска казалась неуместной. Нюта прошла через автоматические двери, взяла корзинку. По продуктовому отделу слонялись мрачные покупатели: тетка в дутом пуховике, парочка в пальтишках и вязаных шапочках, мужик в дубленке с мехом и старушка в лыжном костюме.

Нюта приучилась автоматически отмечать, в чем ходят люди возле нее, – будто боялась пропустить момент, когда все сменят зимние одежки на плащи, джинсовые куртки и ветровки. Тогда она тоже расстегнет пуховик, вылезет из него, как из старой кожи, и бросит прямо на обочине. Хотя пуховик, конечно, ни в чем не виноват. Они со Славиком покупали его в модном шоуруме и долго спорили, кому он достанется. От Славика тогда ушла очередная девица, и он страдал. Так что Нюта ему уступила. А теперь таскалась в пуховике и думала иногда: а где сейчас та девица? Уехала, наверное. Какие еще варианты?

В хозяйственном отделе тоже копошился народ. Две юные девочки уныло рассматривали ряд баночек с кремами – одного вида, для кожи лица и тела. Ни сывороток, ни мультимаскинга. Мужик в черной кожаной кепке вытаскивал с нижней полки упаковку туалетной бумаги. Не знал, видимо, что больше трех рулонов по одной карточке не пройдет.

– Мужчина! – уже неслась к нему сотрудница отдела. – Мужчина, тащите куда? Положите на место, мужчина!

Нюта проскользнула мимо еще до того, как они сцепились. Зубную пасту она схватила с полки не глядя. Да и что на нее глядеть? Вариантов мало – либо морозная свежесть, либо ледяное дыхание. И то, и другое на вкус – как пережеванная жвачка, которую прилепили к обратной стороне стула и оставили, чтобы хорошенько высохла. Взяв мыло, Нюта почти побежала к ящику с упаковками прокладок, а навстречу ей уже шли довольные обладательницы заветных пачек. Значит, завоз сегодня был. И товар еще не закончился. А Нютины запасы исчерпались в прошлом месяце.

– Да вам не пробьют столько, понимаете? – Из отдела женской гигиены раздался звонкий и чуть насмешливый голосок.

– А я тебя не спрашиваю! – отвечал другой, более низкий и скандальный.

– Я же объясняю, одна пачка в месяц по карточке, вам же их потом назад нести.

– Пройти дай!

Нюта обогнула пустую витрину и зашла в закуток, куда от греха подальше спрятали богомерзкие прокладки и станки для бритья. Звонкая стояла к Нюте спиной. На ней была косуха, подбитая мехом, черная шапочка и неуместно яркий шарф – такой зеленый, что резало глаза. Напротив нее топталась женщина лет пятидесяти в дорогущем пальто с меховым воротником. Упаковки с прокладками она прижимала к груди, но при этом так оттопыривала мизинцы, что презрение ко всему происходящему считывалось с первого взгляда. Нюта присмотрелась: звонкая точно не была сотрудницей магазина – кто бы разрешил ей так наряжаться, – но тетку она отчитывала, как заправский менеджер.

– Дамочка, послушайте, – внушала звонкая, загораживая выход из закутка. – Это абсолютно дебильные правила, согласна. Я обычно сама на них плюю. Но вы забрали последние упаковки. – Она принялась считать: – Раз, два, три… Шесть штук! Это же на полгода вперед. Зачем вам столько?

Скандальная запыхтела, тщательно завитые волосы прилипли к потному лбу.

– Я что, перед тобой отчитываться должна? Пройти дай!

– Вы уверены, что у вас еще полгода будут идти месячные? – вкрадчиво спросила звонкая.

И этим спровоцировала взрыв. Дама в пальто взмахнула руками, упаковки посыпались на пол.

– Ты что думаешь, сука? Что я старая, думаешь?

По тому, как отчаянно она потела и шла пятнами, можно было предположить, что климакс в ее случае вполне реален. Но дама уже двинулась на звонкую, сжав кулаки. И Нюта поспешила вмешаться.

– Мы сейчас все переживаем стресс, – начала она скучным голосом научного сотрудника. – Месячные и правда могут уже не быть регулярными.

Дама замерла, глянула на Нюту с интересом.

– Думаешь?

– Конечно. – Нюта подняла с пола упаковку прокладок и положила на дно ящика. – Нервы, однообразное питание, недостаток солнца. Это влияет на все процессы.

Дама утерла лоб, жалобно сморщилась.

– И что ж теперь? Делать-то что?

Нюта подобрала еще две упаковки, одну положила в ящик, вторую протянула даме.

– Регулярно питаться, бывать на воздухе, не нервничать по пустякам. И все нормализуется. Вот, возьмите. Еще пригодится.

Дама приняла из ее рук прокладки, будто это был дар небесный.

Нюта покосилась на звонкую: та с трудом сдерживала смех. Но расхохоталась, только когда скандалистка ушла к кассам, унося с собой пачку отвоеванных прокладок.

– Я думала, она мне врежет.

Нюта закусила губу. Выудила из ящика одну упаковку себе, а вторую протянула звонкой.

– Могла. Такие перепады случаются, когда менопауза, что мама не горюй.

– Надеюсь, я не доживу.

Глаза у нее были, будто загустевший мед. А на щеках проглядывали веснушки, совсем бледные, какие бывают под конец зимы. Или зимой без конца. Звонкая улыбалась, разглядывая Нюту в ответ. Передний зуб у нее был чуть сколот с краешка.

– Мне не надо, спасибо, – сказала она, возвращая Нюте упаковку. – Или давай я по своей карте пробью и тебе отдам. Про запас.

Подобные предложения не принято было делать незнакомцам в общественных местах. Но звонкая смотрела так ясно, а улыбалась так искренне, что Нюта расслабилась.

– Что? Тоже перерыв от недоедания? – спросила она.

Звонкая рассмеялась.

– А может, я беременная, не?

Еще одна неприемлемая шутка. С начала зимовья в стране не родился ни один здоровый ребенок. Об этом, конечно, не трубили на каждом углу. Но у любого находились знакомые знакомых, готовые подтвердить, что все беременности закончились вместе с надеждами на весну. И новых пока не случалось. Ни беременностей, ни надежд. Над этим, наверное, уже ломали голову сотрудники какого-нибудь перинатального центра, которых не выпустили из страны в силу их невероятной необходимости государству. Нюта отшатнулась. Звонкая тоже перестала улыбаться.

– Прости, глупость ляпнула, – пробормотала она. – У меня просто чаша есть. Менструальная. Юзаю ее второй год. И горя не знаю.

Нюта завистливо вздохнула. В жизни до зимовья она пыталась перейти с прокладок на чаши, но милейшая гинекологиня после осмотра покачала головой, мол, нет, дорогуша, с твоим строением их нельзя, такое редко, но бывает, уж прости.

Пока Нюта вздыхала, счастливая обладательница более подходящего строения уже вышла из закутка и зашагала к кассам. Кроме упаковки прокладок, в руках она несла гель для мытья посуды с ароматом снежного утра. На кассах они разделились. Нюта пробила зубную пасту, мыло и легальную упаковку прокладок. Нелегальную звонкая передала ей в темном дворике магазина.

– Здесь слепое пятно у камер, – сказала она, затягиваясь сигареткой. – Хоть задницей голой тряси, не увидят.

– Холодно для голой задницы, – ухмыльнулась Нюта. – Они того не стоят.

– И то верно, – кивнула звонкая. – Будешь? – протянула сигаретку.

– Не курю.

– Ну и правильно, одна труха, – и потушила окурок об угол магазина. – Нормальное курево у них закончилось раньше кофе.

– Душистый табак достаточно устойчив к холоду, – сказала Нюта, пряча замерзающие руки в карманы. – Может, научимся выращивать в теплицах. А вот кофе – нет. Вообще без шансов.