Обдумывая советы, которые она получила на тех первых встречах и лекциях, Стрэйд писала: «Если бы вы присмотрелись повнимательнее, то увидели бы, что этот мужчина – а это обычно был мужчина – сидит в своем кабинете, а жена приносит ему обед. Я бы сказала, что это просто не моя жизнь, меня никто так не обслуживает. Я подавала обеды другим людям. Я была официанткой»{11}. Стрэйд оказалась в тупике, потому что пыталась (и не смогла) скопировать других – на другом жизненном этапе, с другими приоритетами, другими обязанностями; людей, у которых было больше свобод и привилегий, чем у нее на тот момент.

Стрэйд со своим скромным достатком принадлежала к рабочему классу. У нее не было никого, кто помог бы ей овладеть мастерством, – ни известных друзей, ни тех, кто предоставил бы ей помещение, чтобы писать. У нее не было никого, кто приносил бы ей обед. Имелись лишь работа официантки, стресс, обязанности и арендная плата. Мы рассказываем эту историю о первых шагах Шерил в литературе не с целью раскритиковать полученные ею советы – ведь их давали с самыми лучшими намерениями. Те писатели, несомненно, обладали талантом и упорством, и предложенный совет не всегда плох: ежедневный труд может принести хорошие результаты. Проблема в том, что он не всегда полезен. Когда Стрэйд поняла, что ей продали миф, она изменила подход. Она осознала, что нужно писать так, чтобы удобно было ей самой, соответствовало ее образу жизни, обязанностям и другой работе. Как мы увидим в главе 3, этот метод – писать нечастыми «приступами-запоями».

Почему мифы, в которые мы верим, обладают такой властью? Одна из причин в том, что их в качестве истины преподносят нам люди, которым мы доверяем и которыми восхищаемся. В 1980-е и 1990-е годы большим влиянием обладал профессор Роберт Бойс, который изучал авторов с писательским блоком и снабдил догмат процесса письма печатью научной авторитетности. Бойс был настолько убежден, что ежедневный труд является лекарством от всех проблем с продуктивностью, что его научные работы иногда выглядят как патетические руководства по саморазвитию. Возможно, именно поэтому его идеи привлекли внимание. Он весьма критично относился к другим подходам и особенно ненавидел так называемое запойное письмо, связывая такой метод работы с депрессией и другими проблемами психического здоровья.

Хотя правила Бойса не оспаривались в течение многих лет и легли в основу десятков книг, в последнее время его труды подвергаются серьезной критике со стороны коллег-психологов и исследователей писательского мастерства. Хелен Суорд утверждает, что работе Бойса не хватает строгости{12}. Она считает, что последователи кредо Бойса «писать каждый день» основывают свои советы на личном опыте и поэтому считают их универсальными. Ежедневное письмо работает для них – и поэтому они полагают, что оно будет работать и для всех остальных. Звучит знакомо? Исследование Суорд, охватившее свыше 1300 литераторов, показало, что их методы на самом деле гораздо более необычны и индивидуальны. Она не нашла никаких доказательств, что авторы, пишущие ежедневно, более продуктивны или успешны, чем те, кто действует иначе. Возможно, вас не удивит, что Бойс использовал в своем исследовании небольшие группы профессоров Нью-Йоркского университета, где он работал[5]. То есть он рассматривал людей, обладавших статусом, привилегиями и, возможно, большей свободой действий, благосостоянием и временем, нежели среднестатистический студент, измотанный младший преподаватель или подрабатывающая официантка. Мы верим в мифы и часто мыслим стереотипами, потому что жаждем ясности и простых ответов. Нам нравится руководствоваться правилами. Возможно, неприятно осознавать, что не существует «правильного» или «неправильного» способа писать, но благодаря этому вы можете почувствовать себя свободными.

Если десять лет преподавания чему-то и научили нас, так это тому, что методы, с помощью которых писатели приступают к работе, структурируют свой день и продолжают трудиться, столь же индивидуальны, как и они сами. Давайте рассмотрим несколько известных примеров.

Возможно, вы считаете, что всем писателям для работы нужны тишина и покой, но это не всегда так. Эссеист Элвин Брукс Уайт мог писать только посреди того, что он называл «карнавалом» семейной жизни. Уайт устраивался в комнате, в которой в основном протекала вся жизнь семьи. Он описывал ее как главную транспортную магистраль дома, служившую проходом в подвал, на кухню и в чулан; члены семьи постоянно разговаривали здесь по телефону. «Прислуга часто чистила ковер под столом, за которым я писал, но меня это никогда особо не раздражало», – рассказывал он в 1969 году журналу The Paris Review{13}.

Некоторые писатели одержимы «приступами работоспособности» и могут заниматься одновременно только одним проектом. Майкл Льюис, автор таких бестселлеров, как «MoneyBall. Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире» (MoneyBall. The Art of Winning an Unfair Game) и «Большая игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы» (The Big Short. Inside the Doomsday Machine)[6], признается, что полное погружение в работу отрицательно сказывается на его личной жизни. Льюис может писать только «запоями» и поэтому «мысленно отсутствует в реальности по нескольку месяцев». Единственный способ трудиться для него – опустить жалюзи и отгородиться от мира. «У меня потеют ладони, клавиатура становится совершенно мокрой. Кроме того, моя жена уверяет, что я хихикаю, когда пишу», – объясняет он. Льюис смеется и читает вслух диалоги – даже не замечая этого. «Между книгами я делаю большие перерывы», – говорит он{14}. Могу поспорить, что жена признательна ему за это.

Другим авторам нужен четкий распорядок дня. Писатель и художник Остин Клеон придерживается своего стандартного режима, даже когда путешествует или находится вдали от дома во время книжных туров. После завтрака с семьей он приступает к работе, усаживаясь за так называемый аналоговый письменный стол (всегда около 8:30 утра), где сначала собирает мысли в блокнот (всегда от трех до пяти страниц), а затем записывает идеи в дневнике. Потом он переходит к своему «цифровому письменному столу» и пишет в блоге час или два, отталкиваясь от уже записанных идей. В полдень – обед, а затем пятикилометровая прогулка. Отдавая творчеству утро, вторую половину дня Клеон посвящает тому, что называет «продажами», – административной работе, интервью, маркетингу и так далее. Все дни похожи друг на друга, за исключением второй половины четверга, когда он занимается информационной рассылкой. «Если я поработал с дневником, разместил пост в блоге, погулял и почитал книгу, день удался», – говорит он{15}.

Некоторые писатели – настоящие педанты. Исабель Альенде утверждает, что 7 января – это «полный ад». Причина в том, что она может начать писать книгу строго в определенный день года – 8 января. После этого она пишет ежедневно, вставая с рассветом, включая выходные, до тех пор, пока не появится первый черновой вариант{16}. Другим писателям требуется более мягкий подход. «Я пишу, когда появляется желание», – замечает итальянская писательница Элена Ферранте{17}. По ее словам, у нее нет никакого графика работы и распорядка в целом: «Я пишу непрерывно и везде, в любое время». Но при этом она осознает, что ей требуется какое-то давление: «Если я не чувствую необходимости писать, то никакой собственный ритуал мне не поможет»{18}.