Она смотрит на меня так, словно я только что и в самом деле подписал ей смертный приговор.

– Ты можешь не волноваться, – тут же добавляю. – Я не писал никаких заявлений. И мой отец договорился, чтобы с ним никто не разговаривал, а также не давал ему телефон. Вероятно, потом твой жених может написать заявление на участок, но с этим отец будет разбираться сам и позднее. Если ты вдруг захочешь написать заявление…

– Нет! – тут же прерывает она меня, судорожно мотая головой. – Нет, все в порядке.

Я коротко выдыхаю и зажмуриваюсь, потому что едва сдерживаюсь. Мне так хочется сказать ей, что ни один мужчина не имеет права обращаться так с женщиной. Что ей нужно бежать от него. И самое главное, что нет ничего постыдного в том, чтобы принимать помощь.

Но я молчу. Это ведь не мое дело.

– Он тебе угрожает? – все же срывается с моих губ, и я на мгновение прикрываю веки, мысленно ругая себя за этот внезапный порыв Супермена.

Хлоя вскидывает подбородок и пристально смотрит на меня огненными глазами, которые сейчас прожигают меня насквозь. Еще секунда, и я сгорю дотла.

– Это не твое дело, – сквозь зубы шипит она.

Я идиот. Ну зачем я полез? У нее точно биполярка. Хлоя-Халк только что снова явилась миру.

– Спасибо за гостеприимство, но мне пора возвращаться в гостиницу, – бросает она и подрывается с места, тут же ухватившись за край столешницы. – Чертова нога.

Подхватываю ее под руку и вновь усаживаю на стул. Открываю морозильную камеру, чтобы достать лед, и тут же протягиваю, чтобы ей стало чуть легче в месте ушиба.

Хлоя берет из моих рук пакет со льдом и опускает взгляд.

– Что ты сказал своему отцу? – тихо спрашивает она.

– Что ты напилась, запуталась в ногах и упала.

– Правда?

Она действительно такая наивная или издевается?

– Нет, Хлоя. – Сохраняю спокойствие, что уже не так-то просто. – Я видел своими глазами, как он бил тебя. И не собираюсь выдумывать. Именно это я и сказал.

– Ну вот кто тебя просил об этом? Ты делаешь только хуже! – В ее голосе звучит отчаяние. – Я вижу, как ты смотришь на меня. Но ты ведь ничего не знаешь, а уже осуждаешь и думаешь, что я жертва. Вот только это мой осознанный выбор, Эштон. Это наши с ним отношения… И мне правда пора.

– Куда ты поедешь? Ты ведь даже не можешь обуться, у тебя болит нога.

– Закажем такси. Доковылять до «Оклахомы» от автомобиля смогу. А затем поеду в участок и заберу Фрэнка.

Шумно выдыхаю. Понимаю, что мне не стоит пытаться удерживать ее. Но ничего не могу с собой поделать. Перед глазами вновь и вновь возникает хладнокровие в его глазах. В ушах звенит от громкой пощечины. А кожа покрывается мурашками от ее вскрика.

– Он спросит у тебя, где ты провела ночь. И что ты ему скажешь?

– Я… – Она прикусывает губу, а затем шумно выдыхает и закрывает глаза. – Мне конец, – шепчет она, но тут же широко их распахивает, осознав, что сказала это вслух.

Стискиваю зубы до скрежета и пронзаю ее гневным взглядом.

– Останься здесь. Мы позвоним моему отцу и попробуем что-то придумать…

– Я вижу тебя впервые в жизни, – перебивает Хлоя, и судя по интонации, сейчас это Хлоя-Халк. – Давай начистоту, Эштон. Твоя квартира не выглядит обжитой. Помимо пары рамочек в спальне здесь нет вообще никаких твоих вещей. Пустая кухня, пустая комната, пустой книжный шкаф. Нет, можно, конечно, предположить, что ты не читаешь, но у тебя ведь даже холодильник наверняка пустой. Отсюда следует вывод, что ты здесь не живешь. Так что это за место? Приводишь сюда девушек потрахаться, чтобы жена не знала?

При упоминании моей жены по телу пробегает дрожь, и я стискиваю кулаки. Хлоя этого не замечает и продолжает:

– Да, я видела на твоем пальце обручальное кольцо. Извини, но я ни за что не останусь в этом борделе с женатиком. Если ты принял меня за шлюху, учитывая мой вчерашний наряд, то мне жаль тебя расстраивать, но я не трахаюсь с первыми встречными. Тебе вообще перед женой не стыдно?

– Закончила? – хрипло интересуюсь я.

Она складывает руки на груди и вскидывает подбородок, и я продолжаю:

– Я переехал в эту квартиру пару дней назад. Поэтому здесь до сих пор необжито. У меня не было ни времени, ни желания что-либо делать, так как мы только вернулись с выездной игры, и я чертовски устал. И я не принимал тебя за шлюху, мне вообще глубоко наплевать на то, чем ты занимаешься. Я лишь увидел, как ты лежишь на полу этого гребаного бара, и решил тебе помочь. Если это преступление, можешь сдать меня копам. Очевидно, что твой жених избил тебя не в первый раз. Но это не мое дело. Я могу тебе помочь, но уговаривать не буду. Хочешь уйти – уходи. Я не собираюсь пытаться тебе помочь, если тебе это не нужно. Я не мать Тереза, прости.

Она молчит и внимательно изучает меня своими глазами цвета карамели. Радужка глаз переливается золотистым из-за лучей солнца, проникающих на кухню сквозь маленькое окно над столом. Ее зрачки бегают туда-сюда, пока мы оба буравим друг друга взглядами. Тишину в квартире нарушает лишь сопение Чендлера и мой громкий стук сердца, пульсирующий в висках.

Я никогда не имел дел с жертвами домашнего насилия и понятия не имею, что нужно делать и говорить. Но и терпеть шипы Хлои у меня больше нет сил. Я практически уверен, что сейчас она развернется и уйдет. И я не сдвинусь с места, чтобы попытаться ее остановить.

Больше всего на свете я ненавижу чувство беспомощности. Когда ты просто стоишь и не можешь ничего предпринять. Потому что решение сейчас только за этой с виду сильной девушкой, которая по какой-то неведомой причине не может дать отпор этому ублюдку.

Почему она с ним? Зачем она выходит за него? По какой причине терпит все, что он творит?

Так много вопросов, но она не ответит ни на один из них.

Жертва абьюза всегда будет оправдывать своего абьюзера. Говорить, что он хороший. И что когда он не пьян и не бьет ее, то он самый прекрасный мужчина на земле. И как бы мне ни хотелось сейчас закрыть Хлою здесь и помочь ей оборвать с ним любые связи, я не вправе решать что-то за нее.

Это ее выбор, а не мой.

Раздается звонок в домофон, и мы оба поворачиваемся на звук. Молча прохожу мимо Хлои и подтверждаю уведомление с охраны о приходе курьера. В абсолютной тишине дожидаюсь его у двери, а затем забираю у него доставку правильного питания, которую заказала для меня Эбби. Клянусь, если бы не она, то я бы забывал есть.

Возвращаюсь с несколькими пакетами к барной стойке, возле которой по-прежнему молчит Хлоя, и начинаю доставать из них смузи и множество контейнеров с едой. Расставляю еду в холодильник, а затем тянусь к шкафу за тарелками, в которые рассыпаю шоколадную гранолу с орехами и заливаю кокосовым йогуртом.

Все это время Хлоя просто наблюдает за мной и по-прежнему остается здесь. Ставлю обе тарелки на столешницу, пододвинув одну к Хлое. Молча протягиваю ей ложку, и она нерешительно берет ее из моих рук. Сажусь на стул напротив нее и приступаю к завтраку.

Тишина даже не напрягает, ведь она звучит гораздо приятнее колючих высказываний Хлои.

– Спасибо, – вдруг шепчет Хлоя.

Просто киваю. Делаю вид, что перемены в ее настроении меня совсем не удивляют, и продолжаю жевать. Она следует моему примеру.

– Так твоя жена не будет против, что я побуду здесь сегодня? – спустя пару минут тихо спрашивает Хлоя.

– Не будет, – коротко отвечаю я, ликуя, что она остается.

– Хорошо. Я могу поспать на диване, чтобы не занимать вашу кровать.

– Не беспокойся об этом, – коротко бросаю я.

Она прикусывает губу.

– Ты сказал про какую-то выездную игру. Спортсмены часто отсутствуют дома, да?

Киваю.

– Не думала, что в Лос-Анджелесе играют в хоккей.

Вскидываю бровь.

– Почему нет?

– Ну у вас здесь постоянное лето. А хоккей – зимний вид спорта.

Улыбаюсь.

– Хочешь поговорить о погоде? – интересуюсь, цитируя Беллу Свон.

Она звонко смеется. И этот звук сейчас кажется таким удивительным, что мои губы тоже расплываются в улыбке.