Рид молчит. И Тиджей тоже опускает глаза в пол. Эбби перебирает волосы Рида. И на кухне воцаряется тишина.

– Джессика накосячила? – спрашиваю очевидное.

Тиджей шумно выдыхает, после чего делает глоток кофе.

– Вам просто нужно поговорить, – тихо произносит моя сестра, глядя на него.

Морган мотает головой:

– Не о чем говорить, Эбс. Все кончено.

– Ты же… Ты любишь ее?

– Люблю, – кивает он. – Но иногда любви недостаточно.

– Круто, что все присутствующие в курсе произошедшего, – комментирую их диалог я. – Кроме меня.

Тиджей грустно усмехается.

– Ну теперь ты в принципе в курсе. Рид должен быть счастлив, ведь я больше не планирую заниматься с его сестрой сексом. Это именно то, о чем он мечтал.

На этих словах лицо Рида кривится так, будто он съел лимон.

– Меня сейчас вырвет на хрен.

– Кстати, об этом. Ты должен мне шесть сотен долларов за химчистку салона, – протягиваю ладонь.

– А что я сделал в твоем салоне?

– Испортил запах персиков, – пожимаю плечами, и Рид прыскает со смеху.

– Прости, мужик. Можешь взять в качестве извинения любую из моих машин.

Закатываю глаза. Этот придурок явно не умеет считать деньги. Хотя зачем ему это делать, учитывая то, что его годовой доход – это восьмизначное число.

– Мне, кстати, нужна новая машина, – сделав глоток кофе, произносит Тиджей. – Можете дать мне контакт Рекса?

Рекс – лучший друг Рида, и у него своя автомастерская. За обслуживание наших автомобилей отвечает именно он. И за поиск редких моделей для Рида – тоже.

– А что с «феррари»? – вскидывает бровь Эбби.

– Небезопасно возить на такой машине ребенка.

– Какого ребенка? – переспрашиваю.

– Он про Лизи, – сквозь зубы произносит Рид.

– А зачем Тиджею возить куда-то дочь твоей сестры? – Я свожу брови к переносице, ни черта не понимая.

В гостиной наступает идеальная тишина. Ее нарушает только Чендлер, играющий с резиновой курицей, издающей писклявые звуки.

– Я потом объясню, бро. – Морган бьет меня по плечу. – Спасибо, что вчера вытащил нас из бара. Но мне пора на студию.

Хлопаю его по плечу в ответ, и он проходит мимо меня на выход.

– Я тебя провожу. – Эбби поднимается на ноги и направляется следом за ним.

– Я ни хрена не понял, – выдыхаю я очевидное, когда мы остаемся с Ридом вдвоем.

– Даже не пытайся, мужик, – выдыхает в ответ Рид и, со стоном запрокинув голову, надевает на глаза маску. – Но реально спасибо, что вчера оказался рядом. Не знал, кстати, что у тебя есть пропуск в «Оклахому».

– О’Донован дал его каждому члену команды. А вот зачем ты поперся вчера в этот развратный бар?

Рид резко подрывается и стягивает с глаз маску.

– Намекаешь на то, что я там Эбби изменяю? Ты в своем уме?

– Я лишь задал вопрос.

– Мужик, я никогда не был бабником. И тебе прекрасно это известно. Я люблю твою сестру. И если уж ты хочешь, чтобы я это сказал, то мой член тоже любит твою сестру. И только ее.

Морщусь, и мне в лицо прилетает подушка.

– Как ты вообще мог такое подумать? – негодует друг. – Нет, в теории, если меня возьмут в заложники и кто-то начнет мне отсасывать, то у меня встанет. Я не буду отрицать физиологию. Но…

Кидаю в него обратно подушкой, чтобы он заткнулся.

– Я тебя понял. Остановись.

– Я никогда не причиню ей боль. Ты ведь знаешь.

Просто киваю и чувствую прикосновение ладоней к своим плечам. Эбби обнимает меня и упирается подбородком на свою руку.

– Спасибо, что забрал их.

– Всегда пожалуйста.

– Так, а ты что делал всю ночь? Выглядишь не очень.

– Долгая история. Мне тоже пора. Люблю тебя. – Оставляю на ее лбу скользящий поцелуй, а затем наклоняюсь над Ридом и отбиваю ему кулак. – Еще увидимся.

Чендлер несется следом за мной на выход, и я уже предвкушаю истерику, которая ждет меня впереди.

Голова раскалывается. Гребаный «Совиньон Блан».

Скрючившись от боли в висках, сажусь в постели и рукой пытаюсь нащупать телефон.

– Ну какого дьявола? – стону я, когда у меня не получается его отыскать, и открываю глаза, щурясь от света.

Увидев незнакомое постельное белье синего цвета, широко распахиваю глаза, позабыв о боли, и впадаю в ступор на несколько секунд.

ГДЕ Я?

Затем все-таки нахожу в себе силы осмотреться.

Итак, я одета. На мне по-прежнему вчерашнее уродливое платье с перьями. Нижнее белье тоже на месте. Я нахожусь в большой светлой комнате. Справа от меня – панорамное окно, через которое с моего положения видно лишь серое небо. У окна стоит кожаное кресло, а возле него, в углу, – торшер. Поворачиваю голову левее и вижу прямо перед собой большую плазму, а под ней консоль, на которой стоят какие-то рамки с фотографиями, только вместо фотографий там картинки, с которыми эти рамки и продаются. А рядом – большое лимонное дерево в сером кашпо. У изножья кровати расположилась бархатная кушетка с золотыми ножками, на ней лежит какая-то футболка и полотенце. Слева находится дверь белого цвета. И на этом все.

Чуть наклоняюсь вперед и вижу прикроватную тумбочку цвета темного дерева, на которой стоит будильник. Он показывает девять утра. Значит, я провела здесь всю ночь?

Какого дьявола вчера произошло?

Помню, как ко мне клеился татуированный красавчик. Помню, как Фрэнк рассек красавчику бровь. Помню, как завязалась драка и охрана выпроводила всех гостей из бара. И помню, как мой дорогой жених схватил меня за шею и начал душить. Обычная практика, когда он считает, что я сделала что-то не то. В данном случае – разговаривала с красавчиком. Дальше помню пощечину и мой крик…

Так, значит, я умерла? И сейчас нахожусь в комнате, где вот-вот какой-нибудь проводник в рай начнет показывать мне все мои жизненные ошибки? То есть сейчас я Кэсси из фильма «Жизнь после праздника»? Что ж, я хотя бы не умерла от удара об унитаз, как та самая Кэсси. Это не может не радовать.

Медленно опускаю ноги на темно-серый коврик с широким ворсом и поднимаюсь с постели. Голеностоп тут же пронзает приступ боли, и я кривлюсь, наступая только на ту, что не болит. В голове звенит, и складывается впечатление, что этот звон оповещает меня о том, что вот-вот таймер покажет ноль, и моя голова взорвется к чертовой матери.

Мне нужно в туалет. Но двери в ванную я не вижу.

В раю что, не писают?

Твою мать.

Маленькими шагами, прихрамывая, подхожу к двери и приоткрываю ее, заглядывая в образовавшуюся щелочку. Вижу светлую кухню в стиле неоклассики, на которой царит идеальная чистота. Приоткрываю дверь чуть шире, и перед глазами появляется просторная гостиная. Большой замшевый диван светло-серого цвета стоит прямо по центру напротив плазмы невероятных размеров. Перед ним – овальный ковер, а на нем – журнальный столик с черной мраморной столешницей. У стены справа от дивана – большой книжный шкаф во всю стену, но его полки пустуют. Дальше вижу входную дверь с большим зеркалом на ней. Возле нее стоит обувница, а рядом – настенная вешалка, на которой висит лишь светло-синяя мужская джинсовая куртка.

Открываю дверь нараспашку и выхожу из спальни.

– Ау? Есть тут кто? – пытаюсь крикнуть я, но голос звучит слишком хрипло.

В ответ я слышу лишь тишину.

Да какого черта? Ну правда, где я?

Рядом с входной дверью вижу еще две. Спешно направляюсь к первой и счастливо выдыхаю, увидев за ней туалет и душ. Ахаю, увидев свое отражение в зеркале. На голове – модная прическа «гнездо», черная тушь подтеками засохла под глазами, а над бровью синяк. Быстро умываюсь холодной водой, зажмуриваюсь и судорожно выдыхаю, пытаясь не расплакаться. Мне хватает нескольких секунд, чтобы взять себя в руки, когда я вдруг начинаю понимать, что я труп. Если я еще не умерла, конечно.

А я, видимо, все-таки не умерла, ведь, попади я в рай, из зеркала сейчас на меня смотрела бы прилизанная Хлоя Маккалистер, дочь владельца сети самых дорогих отелей Соединенных Штатов, на мне бы наверняка был брючный костюм от «Диор» и серьги «Картье». Темные блестящие волосы спускались бы локонами по плечам, а на губах был бы атрибут смелости – красная помада.