Вильхельм снова хрипло рассмеялся, а Джонотан невольно сделал шаг к Агате, уже готовый послать к демонам свою выдержку и забрать её силой.

– Но-но, не горячись, дружок! – резко вскинулся Вильхельм, и один из его шайки прижал к нежной шее Агаты кривой грязный нож. – Ещё шаг – и рыбка отправится кормить акул. Ты меня знаешь, Джонни, я слов на ветер не бросаю, верно?

– Верно, Вильхельм. Но не ты один. Отпусти её – и я тебя не трону.

– Не-не, погоди. Отдать тебе Агату… м-м-м, это так романтично. Прямо как в сказках для принцесс, однако… Нет, всё же нет. Как же без благословения её отца? Грешно, мой друг, грешно. Я понимаю твоё рвение, эта крошка такая сладкая, так и манит. Какие эмоции, какие страсти в этом юном, ещё не знающем греха теле. Ей-богу, как я тебя понимаю, невозможно удержаться. Даже я… Стой-стой, – он выставил вперёд ладонь, заметив выражение лица Джонотана. – Потише, парень.

– Ты заткнёшься уже? – Джонотан готов был лично вырвать его поганый язык.

– Когда-нибудь – обязательно, – хмыкнул Вильхельм, – и даже не против буду покормить акул, мне всё равно, а им – радость. Но не сейчас. Сначала – ди Эмери, я же обещал, что тебе не надо будет его уговаривать, я всё сделаю сам? Вот и не лапай её, пока я тебя не избавил от этой проблемы. Всё с ней будет в порядке. Харт, привяжите её к мачте, на свежем воздухе быстрее очухается. Вот видишь, Джонни, мальчик мой, как я для тебя стараюсь. Поторопись.

Вильхельм затряс пальцами, прогоняя его прочь.

– Где встреча? – быстро спросил Джонотан и с силой стиснул челюсти, чтобы не проломить его башку прямо сейчас и не приказать всей команде «Госпожи Дикарки» снести пиратов с лица земли.

Потерять Агату он не мог себе позволить, даже если принесёт благо всему обществу, избавив мир от полсотни его отбросов.

– Там, где два твоих обещанных корабля. Проклятый ди Эмери задолжал мне слишком много, а ты знаешь, за эти годы ещё набежало куда больше процентов. Так что мне нужно всё, мой друг. Всё – и чтобы сам подонок наблюдал, как я разрушу его мечты и всю его торговую империю, – Вильхельм подался вперёд к Джонотану и проговорил заговорщически так, чтобы слышал лишь он: – А ещё, знаешь… трахнуть его невинную дочку прямо на его глазах было бы верхом моего торжества, но в этом уравнении есть ты, мой милый Джонотан, и я сделаю на это скидку. По рукам?

Он протянул свою ладонь, и Джонотан стиснул пальцы старого ублюдка, отчаянно желая разломать его кости на тысячу крохотных осколков. Но Вильхельм тоже маг и не позволит чужой силе разрушить его так просто.

– А мы могли бы стать отличной командой, Джонни, мой Джонни. Два мага – два непобедимых пирата, гроза всех морей и океанов Энарийского королевства. Может, ещё подумаешь? Смотри, каким щедрым я могу быть. А богатств ди Эмери хватит тебе и твоей милой крошке на до-о-олгую безбедную жизнь, что тебе жизнь её старика, который и без того тебя ненавидит и мечтает, чтобы ты сдох и не мешал его планам? Ты ведь тоже прекрасно это знаешь. Он спит и видит, как продать свою дочку самым выгодным образом, а ты – дурацкая помеха на этом пути.

– О да, – задумчиво протянул Джонотан в ответ, – это звучит вполне… неплохо, – он не выпускал руку пирата и уставился прямо в прозрачно-голубые глаза, чуя в них бездонную пропасть – прямо в глубине крохотных колодцев зрачков. – Вся сила, власть. Слава, – он помедлил, будто и правда примерял всё это на себя. – Безумно заманчиво.

– Я чувствую, как ты думаешь об этом. У тебя есть шанс. Поклянись именами богов, что готов к этому, – и я приму тебя в команду. А потом отпущу, коли ты решишь уйти со своей милой крошкой на вольную жизнь. Но два мага-пирата – это красиво.

Джонотан улыбнулся одними губами.

– Клянусь, Вильхельм ди Морен. Клянусь, что похороню тебя самым торжественным образом – со всеми твоими богатствами и почестями, о которых ты так грезишь. Никаких акул. Ты будешь погребён вместе со своим золотом, и, клянусь, это будет красиво.

Он вырвал свою ладонь и услышал вслед хриплый каркающий смех Вильхельма, довольного тем, что нашёл себе соперника по силам.

Перед тем как сесть в шлюпку, Джонни с тревогой обернулся на Агату – такую нежную и хрупкую в кружевах ночного платья. Солнечный свет блеснул золотом в её рассыпавшихся по плечам каштановых кудрях, когда её голова безвольно запрокинулась к мачте. Она так и не пришла в себя, это у него получилось, но Джонотан чувствовал, как ровно бьётся её сердце. И в унисон ему замедлился его собственный пульс, схлынула на мгновение злость.

Джонотан вспомнил, как доверчиво она льнула к нему совсем недавно, отдаваясь на волю своих чувств. Такая нежная. Такая страстная. Её любовь, которую она ещё скрывала даже от самой себя, придавала сил и ему. Джонотан улыбнулся, наверняка безумно, и мысленно проклял Вильхельма и всю его команду.

Он готов обменять её жизнь и свободу на жизнь её отца – и гореть в бездне за это. Но старик прожил своё, а Агата заслуживает куда лучшей судьбы, чем быть проданной или убитой и осквернённой руками этого ублюдка Вильхельма.

Ведь так?..

– Запри кириоса ди Эмери в каюте, – мрачно скомандовал Джонотан старпому, прежде чем встать на мостике.

– Но, капитан. Запереть в каюте?! Господин ди Эмери спрашивал, что…

– Никаких вопросов. Давай!

Руки привычно легли на штурвал, только не мягко, позволяя «Госпоже Дикарке» свободно скользить по волнам, лишь немного направляя в нужную сторону. Сейчас Джонотан вцепился в отполированное дерево мёртвой хваткой, чудом не ломая крепление штурвала.

Усталость накатывала волнами, он провёл без сна штормовую ночь, терпел магическое похмелье, когда потряхивало всё тело. Теперь сознание то и дело норовило подёрнуться дымкой.

Однако разобраться во всём и принять решение надо с холодным разумом. Не то чтобы у него были варианты. Однако время до прибытия к территориальным водам Шарракума ещё оставалось, чтобы принять факт: ему придётся предать человека, его вырастившего… ради спасения той, которую он любит. Той, от которой почти услышал заветное: «Да».

Джонотан снова с силой ударил по штурвалу, едва не заставив «Дикарку» проглотить гребень волны и потерять скорость. Невыплеснутая ярость и боль давили на сознание, и он сделал глубокий вдох.

Джонотан знал, кто его враг сейчас, и знал, насколько этот враг безумен. Вильхельм – не только беспринципный пират, готовый на всё ради мести и своего развлечения. Он ещё и одарён силой, равной той, которой обладает сам Джонотан, а значит, их противостояние не будет лёгким.

Очнулась Агата оттого, что кто-то отвесил ей пощёчину. И без того мутная голова дёрнулась, и она ударилась затылком обо что-то твёрдое.

– Полегче, полегче, Харт, – незнакомый низкий голос практически над самым ухом заставил её распахнуть глаза, и Агата утонула. – Очнись, красотка, прошёл уже целый день. Уж свежий ветер должен привести тебя в чувство, а?

Ощущение от взгляда незнакомца, чьё лицо было неприлично близко, настолько близко, что она могла рассмотреть тёмные ободки его голубых радужек, было такое же, как когда она рассматривала одну из картин в кабинете отца.

На колоссальном полотне во всю стену позади рабочего стола, размётанный в щепки, исчезал в гигантской волне парусник. Отец всегда отчитывал её в этом кабинете, и всегда она чувствовала себя, как те крошечные, по сравнению со стихией, люди, цепляющиеся за обломки.

Вот и сейчас она рвано вздохнула, моргая, и попробовала было оттолкнуть незнакомца, но руки не шевельнулись, только больно впились в предплечья и запястья грубые верёвки.

Она покрутила головой, пытаясь понять, что произошло и где она вообще находится. И, холодея, осознала, что привязана к мачте чужого корабля.

Ночной шторм закончился, и глаза слепило полуденное солнце. Сколько же она пробыла без сознания?

Агата дёрнулась ещё раз, в полной мере осознавая тщетность всех попыток выбраться, и с вызовом посмотрела на мужчину: