Тело мое двигалось словно на автопилоте, взмахивая крыльями каждые десять секунд, чтобы не отстать от Рэнди, а сам я грезил, представляя себя астрогеологом, так что не заметил, как туман начал рассеиваться. Казалось, что облако тумана разделилось и укрыло обе стены коридора, оставив центр относительно чистым. Затем туман стал реже - и сквозь разрывы я увидел нечто вроде реки, бегущей… рядом? Вверху? Внизу?
- Рэнди, мне кажется, я вижу реку.
- Понятно, Войчич.
- Но как такое может быть? Как она может оставаться на одном месте?..
- Приливы.
- Да, - подтвердил Нихил. - Здесь ширина трубы составляет почти три километра. Одна сторона находится ближе к Урану, чем центр массы Миранды, и вращается вокруг большой планеты с меньшей скоростью. Предметы стремятся упасть внутрь, на эту сторону, словно с апоапсиды - точки, наиболее удаленной от центра вращения Миранды. Противоположная сторона дальше от Урана, движется с большей скоростью. Предметы, находящиеся там, стремятся наружу.
- Масса Миранды сейчас окружает нас, словно гравитационная эквипотенциальная яма, которая уравновешивает саму себя, так что здесь действуют только эти приливно-отлив-ные силы. Они невелики - несколько тысячных от земной гравитации, - но этого достаточно, чтобы для жидкостей возникли «верх» и «низ». В какой-то степени это напоминает поверхность Титана[6] , хотя здесь немного теплее и давление неизмеримо ниже.
- А это вода там, внизу? - спросила Кэти.
- Нет, - ответил Сэм. - Температура там всего двести градусов по Кельвину[7] , это примерно на семьдесят градусов ниже температуры замерзания воды. Вода здесь была бы твердой, как камень.
На дне - или в конце - Дымохода Нихила мы обнаружили скалу высотой в три километра, имевшую свое собственное микроскопическое гравитационное поле. Согласно вычислениям, центр Миранды находился в ста тридцати метрах под нами. Довольно близко: мы практически ничего не весили. Сэм осветил для нас место, и мы разбили палатки. Очистка костюмов прошла немного нервно, но большая часть ядовитых газов скопилась на противоположной стороне границы приливов, а здесь воздух состоял почти исключительно из чистого холодного сухого азота.
Тем не менее устройство на ночлег затянулось до полуночи, и мы все сразу же улеглись спать.
Это был очень длинный день.
Прошлой ночью Нихил и Кэти забыли, что, хотя они и находятся в вакуумной палатке, палатка стоит теперь не в абсолютном вакууме. Слава богу, большая часть их разговора доносилась в виде приглушенного бормотания, но ранним утром восьмого дня мы услышали примерно следующее:
- …неблагодарная, высокомерная свинья…
- …у тебя выдержки не больше, чем у перегревшегося на солнце шимпанзе…
- …такой холодный и бесчувственный, что…
- …дурацкие развлечения, когда на карту поставлены наши жизни…
Рэнди открыла глаза и взглянула на меня почти в ужасе, затем резко придвинулась ко мне и сжала меня в объятиях. Может показаться странным, что эта стальная женщина, которая могла плевать в лицо самым могучим природным стихиям, содрогалась при ссоре, которая разрушала чужой брак, но раннее детство Рэнди было заполнено родительскими скандалами. Затем последовал развод, и, как я понял, шестилетнему ребенку он показался отвратительным, но никаких подробностей она мне не рассказывала.
Я кашлянул так громко, как только мог, и вскоре сердитые голоса стихли, сменившись далеким ревом порогов этановой реки.
Рэнди пробормотала что-то.
- А?
Неужели она хочет предложить очередную передышку?
- А мы не могли бы пожениться? Мы с тобой?
Она впервые заговорила на эту тему. Я вступил с ней в близкие отношения исключительно с целью организовать эту экспедицию и написать о ней статью и никогда, никогда прежде и намеком не давал ей понять, что имею виды на ее руку и состояние. Я был полностью уверен, что она это отлично знает.
- Э, Рэнди. Послушай, я не думаю, что нам стоит заводить речь об этом. Умирающие с голоду поэты, пытающиеся притворяться журналистами, не подходят к тем кругам, где ты вращаешься. А кроме того, - я кивнул в сторону соседней палатки, - после этого у меня нет настроения для подобных разговоров. Почему…
- Потому что ты так не делаешь, - перебила меня Рэнди. Это было необычно; она никогда не перебивала никого, разве что в экстренных случаях, - она была самым молчаливым человеком из всех, кого я знал.
«Хорошо», - подумал я. Наверное, это в своем роде экстренный случай. Я поцеловал ее в лоб и подавил смешок. Какой странной женой для поэта была бы она! Она сидела, борясь с собой, пытаясь облечь какие-то мысли в слова.
- Почему… Потому что мы занимаемся сексом, работаем вместе, ищем приключений, и об этом не страшно вспомнить, мы не ссоримся.
У моих родителей случались, как это обычно бывает, и ссоры, и разногласия, но они очень редко повышали голос. После громкого спора Рэев у Рэнди, видимо, открылись какие-то старые раны. Я обнял ее и утешил, как мог. Но в конце концов любопытство взяло надо мной верх.
- Твои родители ссорились?
- Папа не ходил на вечеринки. Не любил всей этой толчеи. Не любил маминых друзей. Но у него были деньги. - Рэнди взглянула мне в глаза с выражением одновременно гневным и умоляющим. - Ну вот. Она захотела убить его. Наняла кого-то.
Я никогда не слышал ничего подобного, а ведь любое событие из жизни папы Гейлорда Лотати стало бы крупной сенсацией.
- Что?
- Кто-то из маминых знакомых знал кого-то. Но этот парень оказался растяпой. Легкое ранение в грудь. Частный врач. Частный детектив. Все в тайне. Денежная компенсация. Развод по взаимному согласию. Мне было шесть. Я тогда знала лишь, что папа неделю провел в больнице. А потом мама просто не вернулась из путешествия. Приехал грузовик и увез… увез кое-какие вещи. Один из грузчиков играл со мной в мяч. Приехал другой грузовик, и мы переселились в дом поменьше. И больше не было криков, никогда, и маму я тоже больше не видела. Так что теперь ты знаешь. Когда ты обнимаешь меня, я забываю обо всем этом. Я чувствую себя в безопасности, и я хочу всегда чувствовать себя так.
