Теперь, вооруженный сведениями о недавно открытых пещерах Миранды, я решил, что ее имя - это знак судьбы. Я навел справки и не удивился, узнав, что у нее нет мужчины. Итак, я решил стать ее мужчиной и склонить ее к своей цели. К моему небольшому удивлению, это сработало. Сработало до такой степени, что теперь мне было не совсем ясно, кто кого направляет - я ее или она меня.
Рэнди, как я называл ее, была в некотором смысле похожа на черную дыру: туда попадало все, но обратно не появлялось ничего. Вещи и люди каким-то образом переходили на ее орбиту и склонялись перед ее волей без видимых словесных усилий с ее стороны. Она могла целый вечер не произносить ничего, кроме «угу».
- Тебе нравится Бах? У тебя симпатичная квартирка. Тебе удобно? Хочешь еще? Тебе понравилось? Хочешь завтра повторить?
- Угу.
- Скажи, если отправляться в недра Миранды, нужно сделать что-то еще, кроме фотографий, как тебе кажется? В свое время я замолвил кое-кому словечко, так что, возможно, я смогу предложить свои услуги и составить отчет об экспедиции. Как ты думаешь?
- Угу.
Наш договор не выражен словами, и, следовательно, условия ставит она. Выхода нет. Но мы дополняем друг друга. Я стал ее агентом. Я уговорил ее отца финансировать Нихила, уговорил Нихила принять помощь от одного из своих старых врагов. Рэнди организовывала людей и вещи, которые начали стекаться к нам в процессе подготовки к экспедиции.
Рэнди невнятно выражается, но она неглупа. Она обращается со своими хитрыми штуковинами очень деловито. К словам она прибегает для составления списков: «Батареи, рециклизаторы углекислого газа, кирки, робот, тросы, запасные костюмы, сети, вакуумные палатки, медикаменты, мешки для мусора и т.д.».
Все это она получала из грантов, в качестве пожертвований, от друзей по прошлым экспедициям, благодаря своему отцу и удаче. Она немало потрудилась, чтобы упорядочить все это. Иногда я чувствовал, что нахожусь среди этого «и т. д.», где-то между «т.» и «д.», и считал, что мне повезло. Если бы она включила в свой список «Черный ход», нам наверняка удалось бы найти и его.
Сейчас, когда я пишу, она лежит рядом со мной в нашей палатке, измученная тревогой. Я тоже устал.
Мы потратили день, сидя на подобных сосискам поддонах, на которых мы везли оборудование, беседуя и убеждая себя двигаться дальше.
Нихил объяснил, в чем состоит проблема: тезка Рэнди сотрясается, подпрыгивая вверх-вниз на своей несовершенной орбите, которая настолько же непохожа на другие орбиты, как и сама планета - на другие планеты. Напряжения накапливаются внутри планеты веками, они нарастают и в конце концов ломают все вокруг. Мы обнаружили, говорил он, что Миранда продолжает сжиматься из-за постепенного обрушения пещер, происходящего во время этих «землетрясений». Кроме того, из-за низкой гравитации серия землетрясений и следующих за ними слабых толчков может затянуться на годы. Опасность эта будет существовать еще долгое время после того, как мы спасемся отсюда или погибнем.
Нам необходимо было убедиться, что главный вход закрыт. Да, он был закрыт - захлопнут: широкая галерея, по которой мы прошли, прежде чем добраться до этой пещеры, теперь превратилась в шов, в щель. Лишь шрам и различие в цвете камня указывали на то место, где соединились два прежде отдельных слоя клатратов[1] .
Сэм втиснул все четыре руки в стену, закрепил их пальцами-крючьями, прижался своим брюхом, набитым замысловатыми потрохами, к новому шву и гудел до тех пор, пока не выдал изображение заваленного прохода.
- Завал тянется вглубь по меньшей мере на километр, - объявил он.
Оптико-волоконный кабель, который мы тянули последние три дня, тоже больше не связывал нас с поверхностью. Сэм выдернул бесполезный провод из своего узла связи и присоединил его к лазерному радару.
- Разрыв находится примерно в пятнадцати километрах отсюда, - сообщил он.
- Как ты узнал? - удивился я.
- Частичное зеркало, - объяснила Рэнди вместо Сэма. - Внутреннее отражение.
«Пятнадцать километров», - задумался я. Не то чтобы мы могли прокопать ход длиной хотя бы в километр, но мы притворялись, что сумеем что-то предпринять. Теперь притворству пришел конец, и мы столкнулись с реальностью.
Я не боялся внезапной смерти, а в космических экспедициях редкие смерти обычно происходят внезапно. К нашему предприятию я относился так: если я добьюсь успеха, то награда будет велика, а если погибну, все уже будет не важно. Я должен был получше обдумать возможность мучительной медленной смерти в каменной могиле.
Затем мы надолго замолчали. Что касается меня, то я перебирал способы безболезненно лишить себя жизни прежде, чем природа сделает это за меня, не заботясь о том, как сильно я страдаю.
Затем тишину нарушил голос Нихила:
- Друзья, мы понимаем, что нам грозит. Если это может послужить каким-то утешением, то мы наблюдали самые сильные колебания с тех пор, как на этой луне были установлены измерительные приборы. По силе они превосходят предыдущие в десять раз. Эта подгонка, - он махнул рукой в сторону щелей в стенках пещеры, - должна была закончиться сотню миллионов лет назад. Боюсь, нам крупно не повезло.
- А может быть, проход снова откроется? - спросила его жена; лицо ее, скрытое прозрачным щитком шлема, было искажено от волнения.
Нихил не заметил иронии в ее тоне и ответил на вопрос, в свою очередь, насмешливо:
- Может быть. Еще через сто миллионов лет. - И он улыбнулся.
Рэнди негромко заговорила:
- Двадцать дней. Катализатор для переработки углекислого газа закончится через двадцать дней. Еды у нас на две недели, если брать обычные порции, то мы сможем растянуть ее на четыре недели, даже больше. У каждого из нас есть запас воды примерно на месяц, в зависимости от того, сколько мы будем пить. Мы всегда сможем раздобыть еще, откалывая лед и пропуская его через аппараты для переработки отходов. Но без катализатора мы не сможем регенерировать воздух.
- И мы не можем перестать дышать, - добавила Кэти.
- Кэти, - вмешался я, - думаю, для поэтов такой ход мысли обычен, так что я задам этот вопрос. Есть ли какой-то способ, так сказать, закончить все это изящно, когда придет наш час? И когда именно он придет?
