– Замечательная работа, – ответил Михаил, – сидишь, размышляешь. Еще бы деньги за это платили!

– Чего захотел! Тогда каждый сморщит лоб, поднатужится, – она сдвинула брови и выпятила нижнюю губу, – и будет представляться философом. Платите мне денежки за то, что я наговорю вам глубокомысленных глупостей!

Михаил посмотрел на Николь и, не удержавшись, рассмеялся. Нарочно подсушенное настроение затапливали эмоции.

– Что ты смеешься?! – она легонько пнула его своей коленкой. – Я же права! Вот ты чем на жизнь зарабатываешь?

Михаил взглянул на Николь и опять засмеялся:

– Ну что ты наделала?! Теперь я буду представлять себе Гегеля и Канта исключительно с твоими сдвинутыми бровями и оттопыренной губой!

– А мне кажется, это не самый плохой вариант! Симпатичный такой уродец, – она снова состроила уморительную гримасу, и они оба засмеялись. – И где же у нас работают философы?

– В самых разных местах. Философия – это же познание мира, а он очень разнообразный. У моих однокурсников широкая профессиональная реализация – от дворника до монаха и владельца крупного бизнеса. Тебе что интереснее?

– Не увиливай! Расскажи про себя. Как философ Михаил применил свои познания на практике?

– Философ Михаил тоже многое попробовал. Но сейчас я работаю в музее.

– Да ладно! – удивилась Николь. – Философ-музейщик?! И какие же сокровища ты хранишь?

– Литературные. Я работаю в музее Булгакова. Слышала про такого?

– Представь себе, слышала, – Николь насмешливо взглянула на Михаила, – и читала. Если хочешь, можем даже подискутировать о развитии творческого мировоззрения Михаила Афанасьевича. Но какая связь с твоим образованием?

– Большой писатель всегда мыслитель, а его книги – линзы, через которые сознание пытается рассмотреть что-то, еще никому не известное.

– Но почему ты выбрал именно философию, а не физику или медицину? Разве ученые не пытаются увидеть что-то новое?

– Философия – основа любых наук, без нее глобального развития не будет. Сначала в головах происходит некое абстрактное осознание новых непонятных процессов, и только потом, иногда через поколения, эти знания превращаются в самостоятельные науки, в полезные для человека вещи. Физика, биология, психология когда-то были частью философии. Она как элементарная частица, из которой состоит все остальное. Проникновение в эту бездну – большая дерзость для человеческого ума, и удается это только самым сильным, способным жертвовать своим собственным Я.

Часа через три автобус распахнул свои двери на автовокзале Загреба. Вдалеке виднелись рукотворные иглы костелов, которые никак не могли сшить редкие облака в большую тучу. Сильный верховой ветер легко разрывал белую пушистую влагу, намекая, что церковь – это еще не Бог.

– Давай обойдемся без путеводителей, – они уже шли в сторону исторического центра, и сумочка Николь покачивалась в такт ее шагам. – Все равно эта лишняя информация потом выветрится. Погуляем наугад?

– Погуляем.

Они бродили по извилистым улочкам, выясняли в интернете, чьи личности отлиты в бронзе, заглядывали в подворотни, чтобы подсмотреть, как живет город, которого не знают туристы. Пили кофе в маленькой кондитерской.

Михаил находился в том редком состоянии свободы, когда чувства к бывшей жене уже отболели, в отношениях с друзьями случилась пауза, работа перестала приносить удовольствие, но кое-какие деньги еще шуршали в карманах и светились цифрами на экране банкомата. Эта свобода, не успевшая переродиться в гнетущую, разрушительную пустоту, доставляла особенное удовольствие. А теперь она неожиданно наполнялась новыми радостями и главной из них была женщина, которая шагала рядом с ним.

На одном из перекрестков послышался цокот подков. Через несколько секунд из-за угла показалась коляска с открытым верхом, запряженная парой коричневых лошадей. На козлах правил кучер в фетровом котелке, а в коляске шесть миниатюрных японских туристов, прижавшись друг к другу, разглядывали старую Европу одинаковыми удивленными глазами.

– Вот о чем я мечтал! – Михаил стряхнул остатки философского настроения. – Скакать на карете!

– Прямо скакать?

– Да! Пойдем скорей! Найдем, где они пасутся! – он впервые взял ее за руку и увлек за собой.

– Ну, скакать, так скакать, – согласилась Николь.

– Какая ты послушная! Даже подозрительно.

– Это я прикидываюсь, – ее пальцы грелись в его ладони.

– Я даже не сомневаюсь.

Они свернули в ту сторону, откуда приехала коляска, и скоро вышли на шумную площадь. Старинные башенные часы должны были вот-вот отмерить очередной час, и перед ними собирались разноликие туристы, которые ждали, когда время заиграет мелодиями.

На краю площади перебирал копытами и шевелил хвостами гужевой транспорт. Была там и настоящая карета с каким-то вычурным вензелем на боку, но ее отвергли. В теплый солнечный день хотелось прокатиться без крыши.

Пока Михаил договаривался о цене, Николь потрогала фыркающую морду и отскочила, когда лошадь резко мотнула головой. Михаил открыл дверцу коляски и жестом пригласил Николь:

– Мадам!

Николь склонила голову, сделала три пружинистых шага на цыпочках, приняла предложенную руку и поставила ногу на ступеньку. Коляска качнулась, и свободной рукой Михаил легонько поддержал девушку за шорты: двумя пальцами взялся сзади за центральную штрипку и тихонько потянул вверх.

Николь почувствовала это необычное прикосновение, но не успела придумать, как на него среагировать. А Михаил уже сидел напротив нее и показывал на духовой оркестр, который выстраивался на площади, поблескивая на солнце своими закрученными в кренделя инструментами.

Кучер дернул повод, лошади шевельнулись, и коляска, плавно покачиваясь, покатила по старинным улочкам. Неспешная поступь лошадей так точно соответствовала неторопливому ритму старого города, его звукам и запахам, что, казалось, сейчас за поворотом исчезнут фотоаппараты, телефоны, полиэтиленовые пакеты и потянет дымком костра, на котором сжигают очередную бесноватую ведьму.

Они проехали совсем близко от величественной темно-серой громады собора, со стен которого на прохожих смотрели злобные каменные горгульи.

– А почему на храмах такие ужасные дьявольские рожи? – Николь всматривалась в оскаленную пасть, украшавшую один из водостоков.

– Считается, что они отпугивают всякую нечисть от божьего дома, – вспомнил Михаил.

– Тебе не кажется странным, – спросила Николь, – что от церкви, то есть от Бога, бесов отгоняют сами же бесы? Он пользуется их услугами?

– Отношения Бога и Дьявола вообще не так просты, как может показаться на первый взгляд.

Коляска свернула направо и раздвинула идущую навстречу компанию молодых скандинавов. Заметив Николь, один из парней послал ей воздушный поцелуй, а когда девушка улыбнулась, на ходу вскочил на ступеньку коляски, нарушая все возможные равновесия. Как будто не замечая Михаила, он облокотился о борт и на английском стал приглашать Николь на ужин. Она спокойно улыбалась. Несколько секунд Михаил молча наблюдал за этой сценой, а потом быстро пересел на противоположный диван, оказавшись между Николь и наглым ухажером:

– Меня пригласи! – прошипел он по-английски, глядя в глаза скандинаву.

Парень ухмыльнулся, соскочил на мостовую и пошел догонять своих друзей, издалека наблюдавших, чем закончится выходка их приятеля.

– Какой оригинальный дом, – Михаил остался сидеть рядом с Николь и теперь смотрел на самое обыкновенное здание, выделявшееся среди остальных разве что большим кованым сапогом над вывеской обувного магазина.

– Неужели? – Николь радовалась удачной мести за шутку со своими шортами. – А мне кажется, соседний интереснее.

Они сидели совсем близко, касаясь друг друга бедрами.

– И вообще, мне тесно, могла бы подвинуться, – Михаил не смотрел на Николь.

– А кто сюда втиснулся? Тебе нужно, ты и двигайся!

Фыркая зашоренными мордами, лошади прошагали еще несколько кварталов и встали. Кучер приподнялся на козлах, пытаясь понять, что случилось.