(…) Василий Васильевич! Паки реку Вам: зачем Вы бежите от Церкви, к которой влечёт Вас Ваше сердце? Зачем так “секретно” исповедаете веру свою? Почто не идёте к матери, которая зовёт Вас тёплым словом ласки своей? (…)

Знаете что? Не грех бы Вам и лично побеседовать с теми, кто ценит Вашу — скажу прямо — блуждающую душу…

Я выезжаю в Кашин во вторник. Оттуда в Москву, где остановлюсь у Митрополита. К 5 июля — на монашеский, столь Вам, вероятно, неприятный съезд… (…)

7 июня 909 Никон, Епископ Вологодский и Тотемский.

Невская лавра

Никон Вологодский и Тотемский, видимо, всё же попал в число тех, кто присылал В. Розанову свои сочинения, о чём мы можем судить на основании сохранившейся присланной В. Розанову визитной карточки, где священнослужитель подписался как “архиепископ”. Архиепископ написал на обороте карточки: “Прошу многоуважаемого Василия Васильевича оказать доброе внимание моим дневникам”.

Судить о том, когда и при каких обстоятельствах закончилось письменное общение маститого пастыря и выдающегося философа, к сожалению, пока нет возможности.

Тема воспитания связала интересы В. Розанова с ещё одной весьма примечательной и неординарной личностью — игуменьей Ниной, о которой похвально отзывается в письме к мыслителю архиепископ Иркутский Серафим. Мы приведём здесь этот короткий отзыв, чтобы затем перейти к письмам игуменьи Нины. “Игуменья Нина, — пишет архиепископ, — представляет среди русских дев явление феноменальное, по всесторонности образования и пламенности альтруистических чувств”.

В. Розанов сначала хотел определить свою дочь Веру на жительство под её присмотр, в Полоцкий монастырь, но игуменья сообщила, что не имеет отношения к самому монастырю, а состоит начальницей училища при нём. Завязалась переписка, и когда Вера решила идти в другой монастырь, темы писем стали вращаться вокруг розановских рассуждений о браке. Игуменья Нина, будучи личностью неординарной, имея два высших образования и зная шесть языков, терпеливо отвечала писателю на его письма, размышляя на темы, которые ей, в сущности, по её положению были чужды и искусительны. Видимо, В. Розанов не стеснялся в выражениях: так же, как он обсуждал эту тему со светскими людьми, так и здесь он не щадит своими вопросами (что видно по ответам игуменьи) свою монашествующую корреспондентку. Мы приведём лишь некоторые соответствующие нашей теме выдержки из писем игуменьи Нины, согласившись с издателями из Полоцкого монастыря, которые выпускают отдельной книгой её житие, что не вся корреспонденция может и должна подлежать огласке.

Первое приводимое письмо говорит о неблагожелательном отзыве В. Розанова о её рукописи под названием “Дом молитвы”, пересланной архиепископом Серафимом. Всё же В. Розанов, видимо, предложил ей обратиться в близкое ему издательство “Путь”.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич.

Действительно, всё это время я и думала, и молилась о Вас и так обрадовалась Вашему письму, что, бросив всё, сажусь Вам писать… Спасибо Вам большое, до земли, за то, что Вы приложили своё усердие и свой интерес к моему маленькому труду. Пускай “не удалось”. Всё хорошее, святое не удаётся, мыкается, ищет, где склонить голову… и, в конце концов, должно восторжествовать, потому что существует истинным существованием. (…) Я чувствую, что Ваша душа так чутка к тому, что мне дорого и чем я жива. (…)

Охотно приветствую мысль попробовать “Путь” — но как? Я Вам дошлю копию рукописи и попрошу Вас оказать мне великую услугу: отдать перепечатать 2-й экземпляр. …Тогда бы можно было послать в “Путь”…

Молюсь о Вас, как умею, — и о Ваших близких… Прошу и за меня помолиться. Завтра меня посвящают в сан Игумении и вручают символ правления и пастырства… (…) Если буду в Петерб[урге], непременно побываю у Вас…

Преданная Вам

мон[ахиня] Нина.

Игуменья Нина, занимавшаяся религиозным воспитанием детей, прислала В. Розанову перевод с английского языка детской книжки, которую назвала “Тимофей”. В следующем своём письме она просит переслать рукопись её о. Павлу Флоренскому, а копию — в Александро-Невскую лавру архиепископу Иркутскому Серафиму, сообщает, что попытается обратиться в издательство Сытина, “который издаёт много детских книжек”. “Тимофея” принимают к печатанию, и, имея отзывы о своих сочинениях церковных людей, игуменья Нина уже не соглашается с полученным от Розанова отзывом, в котором Розанов (если судить по ответу Нины), согласно своим убеждениям, говорит прежде всего о необходимости не трудиться внутри и для Церкви исторической, но “перестраивать Корабль”.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич.

(…) Не знаю, соглашусь ли я с тем, что Ваш отзыв есть окончательный “Суд Божий”, произнесённый над этим переводом. Скорее всего, что нет, — пока. Если Богу будет угодно, он будет напечатан и будет иметь известный успех… …Я вот не могу согласиться с тем, что в этой детской аллегории сектантский дух. Ибо ведь я сама-то стою в “пути” православия и не ищу стояния вне православия. Имея дело постоянно с детьми, я ощущаю серьёзный пробел в детской религиозной литературе, в способах усвоения детьми личного соприкосновения с Богом, — вот что меня натолкнуло на перевод, а не какие-либо фантазии о перестраивании Корабля, который сам по себе совершенно благополучно плывёт по волнам временного бытия к вечности. (…)

1914

ноября 7 дня Преданная Вам и молящаяся о Вас Игум. Нина.

В 1915 году переписка продолжается и переходит на новый уровень: В. Розанов обращается к ней с привычными ему темами брака, семьи, пола, навязывая полемику вокруг них. И игуменья Нина откликается строками, которые показывают духовную глубину её личности. 31.03.1915 г. она пишет:

Спорить с Вами не буду! Вы человек сложившийся и вымучивший свои убеждения — а у меня есть свои, м. б. выстраданные также, идеалы. Я ведь не то что отрицаю развод, а только говорю, что это отпадение от идеала, от святыни брака, который лучше не заключать, если его так легко (психически) можно расторгнуть. Увы, если люди с самого начала солгали друг другу, то лучше дальше не лгать. Только это всё от “жестокосердия”, “изначала” в принципе, так не было и быть не может, это исключения…