– Что случилось? Тебе плохо? Ты побледнела. – Спросила медсестра, стоящая напротив неё.

– Всё в порядке. Просто сердце что-то колит с утра и на душе неспокойно как-то.

– Может, обратишься за помощью?

– Нет, продолжим. Вот этому мальчику на операционном столе помощь нужна сильнее. Я потерплю. – Она попыталась взять себя в руки и, несмотря на боль в груди, сосредоточилась на операции.

Он снова вздохнул, времени на раздумья больше не оставалось, нужно было двигаться. Вон уже и товарищи ему машут, мол, давай быстрее. В очередной раз оглядев периметр, зажал покрепче рану рукой и побежал. Вдруг из-за угла вывернул грузовик. Водитель как будто специально ждал его и теперь целенаправленно нёсся на свою жертву. Солдат пытался быстрее перебежать улицу, но рана открылась, кровь потекла быстрее. Он терял силы, а грузовик продолжал набирать скорость. Один из его товарищей кинулся к нему на встречу, чтобы попытаться дотащить его до укрытия, но машина была быстрее… Раздался удар, визг покрышек, и последнее, что он увидел, был образ его любимой.

Она пошатнулась и ухватилась за столик соперационным принадлежностями. Сердце кольнуло с новой силой, боль была такой, что стон вырвался из её сомкнутых губ. Боль с новой силой пронзила её тело, и она потеряла сознание.

На следующий день пришло сообщение о гибели разведгруппы. Из всей команды выжили и смогли добраться до своих только два бойца. Они то и рассказали о трагедии. Позже выяснилось, что группу нацистам сдала их же связная, её нашли и отдали под трибунал, а затем казнили по закону военного времени. Но для молодой женщины, потерявшей любимого человека, это не имело никакого значения. Сердечный приступ во время его гибели надолго уложил её в постель. Да и было ли ради чего ей теперь жить? Это вопрос она задавала себе всё чаще и чаще. Дни слились в сплошную серую массу, а ночи приносили душевные терзания и слезы. За окном цвела весна, на календаре был май 1945 года.

– При прощании ты сказал «До встречи в Берлине». – Прошептала она, стоя у братской могилы в предместье Берлина, в которой среди прочих солдат советской армии лежал и он.

– Ну вот мы и встретились. Почти в Берлине, почти живые. Ты погиб при выполнении задания, а моя душа умерла вместе с тобой.

Очередная капля солёной влаги скатилась по её щеке: то ли это дождь плакал вместе с ней, то ли она плакала вместе с дождём. Серые тучи с самого утра затянули небо над городом, и дождь окутал мир серым саваном. Немного окрепнув после продолжительной болезни, молодая женщина настояла на том, чтобы побывать на его могиле перед возвращением на Родину. Это всё, что ей оставалось, это всё, что она могла позволить себе. Для всех война закончилась победой советского народа, а она… она, как сможет, доживёт отведённое ей на этой земле время. Но уже без него. Солёная влага снова затуманила её взгляд: то ли это плакала она, то ли дождь плакал вместе с ней.

Я проснулась в слезах, едва дыша от увиденного во сне. Вот только всё это был далеко не сон. Я помнила каждый его вздох, каждое прикосновение, и всё ещё чувствовала боль той давней трагедии. Так начались мои воспоминания.

– Расскажи ещё. – Попросила Анна.

– Что рассказать? – Спросила я, хотя и догадывалась, о чём она просит.

– Ну, расскажи ещё что-нибудь из своих воспоминаний.

– Не могу. Я почти больше ничего не помню, всё смутно, как будто покрыто дымкой. Вообще мне всё чаще кажется, что это всё просто плод моего разбушевавшегося воображения. Так, слегка фантазия разыгралась.

– Ничего себе фантазия разыгралась! Так не бывает!

– Вот именно, так не бывает, а значит, я просто схожу с ума.

– Да ну тебя, глупости всё. Только представь себе, как это всё романтично. Может ты прожила уже не одну жизнь, и раз за разом встречаешь своего единственного, дарованного судьбой.

Моя подруга Анна, как всегда была очень позитивна и весьма романтична. В отличие от меня. Я же была уверенна, что со мной не всё ладно. В то время, как все мои одноклассницы уже не первый год встречались с парнями и меняли их как перчатки в поисках своего идеала, я проводила вечера дома за чтением книг. Мне искать идеал среди окружавших меня молодых людей не было смысла, поскольку я совершенно точно знала, как он выглядит, и что его среди них нет, и не было. И также совершенно точно была обречена никогда его не встретить.

Вот и сегодня продолжался наш вечный разговор о главном.

– Пойдёшь сегодня в клуб? – Спросила Анна, и с чертовщинкой в глазах посмотрела на меня, заранее зная, что я отвечу.

– А смысл? Ты же знаешь, не моё это. Скучно мне там.

– Да…, да…, да…. Громкая музыка, все толкутся, непонятно зачем и бла… бла… бла всё такое прочее. Может, всё же попробуешь ещё раз, вдруг познакомишься с кем-нибудь.

– Повторю вопрос: «А смысл?» Ну не могу я общаться со своими сверстниками в плане любовного фронта. Тоска берет, аж до зубовного скрежета.

– Ну, можно попробовать познакомиться с кем-то постарше.

– Не зачем, это ведь всё равно не то.

– Ну да, конечно, после твоего темноволосого принца, все прочие уже и не мужчины. – Анна встала на защиту всего сильного пола человечества.

– Мужчины, конечно, но не те, увы.

– Хорошо. – Смягчилась подруга. – Но если ты так и будешь сиднем дома сидеть, то где шанс, что встретишь свою судьбу? Надо в люди выходить, вдруг ваши дороги пересекутся.

– Не пересекутся. – Отвечаю с тоскливой уверенностью. Она вопросительно смотрит на меня, и в её глазах читается вопрос, мол, почему.

– Не пересекутся. – Снова повторяю я. – Потому что чувствую, что нет его в этом мире. Остался он где-то там, во снах.

Анна вздохнула, но ничего не ответила. Да и что тут скажешь, я и сама понимаю, что глупости всё это, и надо выкинуть их из головы и жить дальше. Но не могу. Так и живу в ожидании непонятно чего.

– Ладно, хватить о грустном. – Анна поднялась со скамьи в тени деревьев, на которой мы прятались от полуденной жары. – Пойду я домой. Надо список маминых дел до вечера переделать, а то не видать мне клуба как своих ушей.

– Давай, удачи. Я ещё пока посижу, мне скоро на тренировку идти.

С недавних пор я начала заниматься йогой. Это помогало укрепить тело и, хоть на время, очищало мозг от лишних мыслей.

– Пока. – Анна помахала мне и пошла по тропинке к выходу их школьного парка.

А я осталась сидеть на скамье и, под жужжанье пчёл на ближайшей клумбе, размышлять о былом. И тут меня снова накрыли воспоминания.

Где-то в Шотландии, середина 17 века.

– Снова мёрзнешь?

– Да, пап. Впрочем, как и всегда.

Она сидела у камина, кутаясь в клетчатую шотландскую шаль. За окном был поздний зимний вечер. Ветер стучался в окно, изредка бросая горсть снежинок; скрипели старые оконные рамы, давно уже требующие замены. В трубе дымохода гудело и завывало, словно зверь забрался на крышу замка, пытаясь пробраться к людям в тело и уют. С каждым новым порывом ветра дрова в камине вспыхивали, выкидывая снопы искр, а потом чуть шипели, успокаиваясь. В уютной комнате старого замка, полумрак которой разгоняли пламя камина да пары свечей, находились двое: она и её отец.

Шотландский барон вновь посмотрел на свою дочь. Перед ним сидела высокая статная девушка. В её тёмных чуть волнистых волосах плясали отсветы пламени, вызывая на них рыжие блики. Его девочка с самого рождения была больна – она плохо переносила холод (прим. Автора: ныне реально выявленная болезнь – болезнь Рейно, при которой у человека развивается нестандартная реакция на холод). Дочь постоянно мёрзла, её руки и ноги всё время были холодными, несмотря на постоянно зажжённый камин и тёплую одежду. Даже в летние месяцы, которые в горной Шотландии дождливы и не особенно радуют солнечными днями, она постоянно носила с собой тёплую шаль. Барон всё мечтал увезти дочь куда-нибудь на юг, в долинную часть Шотландии, но у него не было такой возможности. Бесконечные межклановые войны истощили казну, и на границе с Англией было ой как неспокойно. Да и дочь едва ли согласится уехать из родных мест, где она родилась и выросла. Девушка очень любила свою горную Шотландию с её бесконечными вересковым пустошами, зелеными пастбищами, бурными горными реками и глубокими чистыми озёрами.