Подполье – тоже не выход, о котором все мечтают.

– О-у? Наконец! Я так рад тебя видеть в добром здравии! – Евгений Александрович выстрелил из-за стола и полетел навстречу. – У меня для тебя есть отличные новости.

– Меня министр уже порадовал.

Евгений Александрович помотал надутыми щёками.

– У меня свои источники, министру не всё достаётся. Кажется, ему понизили уровень доверия. Потому и допуски урезали наполовину. – Евгений Александрович извлёк из кармана капсулу, вложил в руку старому товарищу. – Это тебе. Удалось выйти на лабораторию, кто умеет продлевать годы жизни. Не буду вдаваться в подробности, во что мне это обошлось… Не отрицаю, обошёл барьеры, куда и министры не допущены, и всё только ради тебя. В память о нашей многолетней дружбе. А теперь – к столу.

Снова секретарша принесла коньяк, на блюдцах по бутерброду. Икры – как обычно, ничуть не меньше. Стало быть, ведомство всё ещё на плаву, иначе это отразилось бы на составлении бутербродов.

Шаубардан кратенько поведал про ситуацию с кадрами на местах: идёт полный обвал по всем фронтам, уже слышны требования ускорить воспитание воспитанников, падёж соратников принимает угрожающие формы.

– И чему ты радуешься?

– Почему ты решил, что радуюсь?

– По интонациям.

– Скажу прямо. Я всегда голосовал за второй вариант, называть себя пророком не тороплюсь, но поверь на слово, всё внутри ликует!

– Иначе говоря, теперь ты смелее выходишь на руководство, к которому прежде не имел права подходить, и они вынуждены будут прислушиваться к твоим словам?

– Да. – Друг потупил глаза, напустил вид самой неподдельной скромности.

– И очень рассчитываешь, что наконец твои таланты признают и предложат достойное место.

– Да. – Задержав дыхание на минуту, как упражнение для лёгких, Евгений Александрович прибавил: – Я и тебя за собой потащу. Ты у меня всегда был в запасе для продвижения. К слову, уже дважды предлагал твою кандидатуру, пока не остудили обвинением. Прямо так и сказали: а с какого хрена ты его двигаешь вперёд себя? Он на своём месте незаменим, давайте не ломать отлично действующий конвейер кадров.

Директор охотно выслушал тост за дружбу, пригубил рюмку и перевёл взгляд на бутерброд.

– Я тебя понял. Тогда и ты пойми моё положение.

– Любую просьбу готов выслушать.

– В моём подчинении люди, которых иногда приходится убеждать в надёжности ближайшего будущего.

– Так, – согласился хозяин кабинета.

– Просто организуй два десятка таких бутербродов. Хочу собрание организовать и вручить тем, кто сомнений не вызывает.

– В пику сомневающимся.

– Именно так. Мне кажется, именно такими, мелкими штрихами мы нарисуем картину будущего, в котором начали сомневаться.

– Ты мастер. Я в тебя всегда верил! Марина!.. Повторить, сделай, милая.

Секретарша вышла.

– Ты с ней спишь?

– Она же моло… замужем, почти. Свадьба через неделю.

– Разве это помеха? Мода давно вышла, пересуды про окровавленные простыни, ты понимаешь.

– Знаешь, лучше я потом как-нибудь поделюсь.

– Вот, есть у тебя от меня тайны, а говоришь.

– А я утверждаю, ты не так понял. Всё не так. Скажем, есть любитель цветов. Он готов сутками любоваться распустившимся бутоном, и даже не понюхает. Чтобы не ускорить гибель цветка. Это как секс: чем чаще – тем ближе старость. Хотя многие будут уверять и спорить. Я это наблюдал на опытах.

– Поэтому – пусть цветёт и радует глаз?

– Да.

– Вот почему на тебя косятся и где-то побаиваются.

– И хорошо. Пусть завидуют и равняются. Если мы хотим удержать свои преимущества.

Марина занесла коньяк, испуганно оглянулась на посетителя. Она его знала, поэтому осмелилась просить:

– Евгений Александрович, я можно мне на два часа раньше? Очень нужно.

– Конечно, милая, конечно. Когда чем-то не злоупотребляешь, то по маленькой можно.

Она захлопала в ладоши и умчала собирать вещи.

Коленька Иванович тихо проговорил:

– Она в курсе, что после второй рюмки мужчины становятся сговорчивее.

– Пусть порадуется. Будет преданнее.

– Она из наших?

– К сожалению, но это и моя защита. Она грудью встанет, если понадобится.

Директор повёл головой. Надо же, как ты просчитываешь ситуации.

– Ты даже не представляешь, на что способна их женщина, которая верит в тебя. Она способна заставить сомневаться любого, кто возглавит группу захвата. – Евгений Александрович вывел на лицо улыбку, как научился, посвятив занятию многие часы тренировок. – Так и ты, с бутербродами задумал. Для своего уровня, своих подчинённых – очень разумное решение, я поддерживаю. Время такое, нельзя опираться на устаревшие инструкции. Они были хороши для своего времени, когда были написаны. Многие до сих пор этого не принимают, считая дисциплину краеугольным камнем.

Коленька Иванович взял со стола листок для записей, записал изречение по памяти.

– Это зачем?

– Блесну при случае. За тобой можно записывать. – Директор примерил улыбку. Вышло не естественно, он и сам понимал, поэтому даже и не пытался экспериментировать на публике. – Как видишь, мне учиться предстоит ещё много чему. Хватит ли времени - вопрос.

Оба насторожились звукам. Это ожидание без конца, когда по коридору загремят подошвы группы захвата.

Сегодня и пока – всего лишь каблучки Марины, уходящей на встречу с женихом.

Покидая министерство, Коленька Иванович уделил особое внимание доставке бутербродов. Никогда прежде, а вот сегодня пошёл против правил. Пусть увидят и задумаются. На коленях привёз, в волшебной коробочке, думал о вас, хотя вы можете и дальше сомневаться, что все шаги продуманы с расчётом. Я не режиссёр, чтобы улавливать такие тонкости, но тоже кое-что умею.

Охрана козырнула, ворота вернулись в постоянное положение. Вахтёр при входе вручил маляву от охраны: просят разрешить завести овчарок, приписка – время ненадёжное, лучше поберечься.

Посмотрел в потолок, достал ручку и подмахнул.

Вахтёр потанцевал на месте. Не иначе, охрана обещала проставить пузырь.

Старший воспитатель сопровождала до кабинета, не проронив ни слова. Значит, что-то случилось. Только бы не падёж.

– Садись, Ство, – Он кивнул на стул, что подразумевало: я слушаю, рассказывай.

Ство рассчитывала просто получить разрешение, как бывало и раньше.

– У нас снова появился жид.

– Кто его назначил жидом? Ухарева?

– Лампон.

– Это хуже. Я не ожидал. – Коленька Иванович знал, чего от него ждут, поэтому перевернул с ног на голову: – Мальчика надо спасать.

– Хорошо, но как? Все воспитанники уже знают жида, проходу не дают. Загадывать не берусь, но после отбоя, или даже раньше, мы найдём тело без признаков жизни.

– Мальчика надо спасать. Условия поменялись, поэтому постараемся идти в ногу со временем.

Старшая проглотила приказ, ни разу не усомнившись. И тут же получила бутерброд из волшебной коробочки.

– У меня в кабинете не начинай, выйди на коридор и дождись чьих-нибудь глаз. Если всё правильно сделаешь, возвращайся за вторым. Ты же у меня умничка, я люблю тебя, как никого другого.

Про бутерброды весть разнеслась мигом. В коридоре второго этажа стало тесновато. Ство вышла разыграть лотерею. Она знала, оба выхода перекрыты шпаной, чтобы не дай бог кто-то случайный получил приз.

Директор вызвал старшего санитара, потом ещё нескольких сотрудников. Они выходили с бутербродами и заверяли детвору, что такого ни разу в жизни не пробовали.

В толпе кто-то выкрикнул: «У Ство месячные пошли, поела бутерброд». – «И после шоколада постарела. Гнать её из нашего дома!»

Старшему санитару доложили, он вернулся на этаж с газовым баллоном.

– Ещё одно слово услышу в адрес Ство – пущу газ. Все меня слышали?

И команды не было, но весь штат детдома оказался на втором этаже, на случай провокаций. Санитары Вантузел и Бешнинки явились с закатанными рукавами, при себе имели ремни и металлические штуки в руках. Аспирант по прозвищу Аспирин, сторож, завхоз. Воспитатели и мамки – все тут. Если кто затевал учинить какую шваку в спальне, лучшей возможности не подыскать. Это как знаменитый залп «Авроры»: пошли, ребятки, наш час.