Через час, лежа на моей груди и выводя наманикюренным пальчиком только женщинам известный узор, Олеся попыталась успокоить мою совесть:- Ты, Паша, тут вообще не причем, все давно к этому шло. Живем мы плохо, я, кроме как «где жрать», «почему дома не убрано», от Олега давно ничего не слышала. Даже, когда он в больницу сейчас попал, была вынуждена отпуск взять, чтобы «любимого мужа» каждый день горяченьким кормить, и судки эти проклятые через весь город таскать, так как Олежа больничную еду есть не станет, он себя не на помойке нашел. Вот сейчас трахнусь с тобой еще один раз, чтобы память осталась и начну собираться. Не могу я с ним жить, уеду, куда подальше, может быть не найдет. Ты конечно меня подставил сегодня, но, по большому счету, мой уход был только вопросом времени — не хочу больше по лицу получать от «любимого мужа». Раньше он немного стеснялся, бил дома, когда мы наедине оставались, старался, чтобы следов не было, расчетливо так, в пол силы, а сегодня, когда я сказала, что сослуживцу его машину вернула, прямо при соседях по лицу заехал, особо не стесняясь. Ты скажи только, что между вами произошло, хоть буду знать, за что точно по морде получила.- Убил он меня две недели назад. Вместе с Серегой Варенниковым попросили подвести, а потом по голове, как я понимаю, дали. Я себя помню только с момента, когда я лежу голый на берегу речки, а они решают, привязать мне на шею железяку, чтобы сразу утопить или немного пятки подпалить, чтобы рассказал, где у меня деньги лежат, а то моей машины им моей недостаточно. Ну я собрался с силами и в воду опрокинулся… Муж твой в грязь лесть не захотел, а когда Вареник с дровами прибежал, я уже уплыл далеко. Он за мной гнался по берегу, хотел камнем голову пробить, но не попал — меня к противоположному берегу течением отнесло. Так что, знаю я, что со мной сделали, а вот за что — сказать не могу, все как в тумане.Но, получается, либо мне жить, либо Олежке твоему — вместе нам жить будет тесно.- Ой ты бедненький…- сделала жалостливое лицо Олеся: — Совсем ничего не помнишь? Ну, иди сюда, я тебя пожалею.Сильные руки прижали меня к мягкой женской груди, и мы снова начали мстить своему обидчику, пока хоть таким образом.Следующим утром меня разбудил запах кофе, доносившийся из кухни.Из моей одежды вокруг кровати я ничего не обнаружил, поэтому пришлось идти на бодрящий запах в чем мать родила.Олеся крутилась у плиты в коротеньком халатике, который не мог скрыть ее округлых прелестей. Не, не… — девушка пискнула, когда я ухватил ее за попу: — Давай не сейчас, после ночи все болит. Иди в ванную, там твои вещи должны были уже высохнуть.В небольшой ванной комнате, на натянутых лесках, висела моя выстиранная одежда, причем не только «бомжатская спортивка», но и джинсы с футболкой, которые до этого лежали в багажнике «Ниссана». Значит, пока я спал, наслаждаясь чистым постельным бельём и мягкостью матраса, Олеся сходила вниз, собрала мои вещи и привела их все в порядок? Просто чудо, а не женщина, повезло с ней Князеву. Чистый, одетый в свежее и довольный жизнью, я вышел из душа и в коридоре запнулся о свою сумке, в которой звякнули друг о друга мои пистолеты. Хозяйственная женщина прихватила и их, хорошо, что стирать не стала, или как там, в каком-то фильме, мыть мыльной водой и ершиком, и смазывать подсолнечным маслом.- Паша, ты меня на вокзал добросишь? — Олеся дождалась момента, когда я сыто отпал, съев два огромных бутерброда с сыром, маслом и колбасой и выпил большую чашку кофе.- Отвезу. А когда и куда ты куда собралась?- Я решила, что нам с Олегом надо пожить отдельно. Поеду к подруге, подам на развод. — А, жить то, на что собираешься?- Сейчас. — Олеся вышла из кухни, несколько минут из комнаты доносились звуки возни. После чего она вернулась и, убрав со стола тарелки, положила на клеенку потертый «дипломат».Я конечно ожидал, что, как в третьеразрядном кино, чемоданчик будет плотно забит пачками долларов, но в реальности все было более прозаичным — несколько пачек рублей, стопка долларов и немецких марок. Не знаю, по какому принципу Олеся делила денежные знаки, но примерно половину она оставила в чемоданчике, вторую же забрала себе, разложив разными частями в сумочку, бюстгальтер и небольшой чемоданчик.- Если ты готов, то можем ехать. — меня ненавязчиво выставляли из квартиры. Но в общем девушка была права — мало ли кто мог сюда заявится. Написав короткую записку, Олеся подвинула мне чемодан, сама подхватила сумочку и зазвенела ключами. — Я Олегу написала, что даю ему три месяца съехать из квартиры и подаю на развод.- Что, квартира твоя? — я придержал дверь подъезда, выпуская Олесю на улицу, после чего вышел сам — засады, к моему облегчению не было, и мы двинулись к стоящему поодаль автомобилю- Квартира моя, Олег прописан у родителей, в Цементске, но у него дача есть, ты же видел, в ней вполне можно и зимой жить.- Извини, Олеся, хотел насчет дачи узнать — я там в погребе видел металлическую дверь-не дверь, в общем, какой-то люк…- Это все к Олегу, я не знаю, что это. Он сам мастера нанимал, сам ему помогал, я не знаю, не разу не видела эту дверь открытой…Олеся лукаво взглянула на меня:- Но, если тебе интересно, за этой дверью смерть Кощеева…- То есть? — я повернул руль, и мы выкатились на улицу Полярников, впереди виднелось здание железнодорожного вокзала.- Я один раз видела, как Олег в погреб спустил два ящика, зеленых, я бы их назвала военными. А когда, через час, я спустилась туда за огурцами, то ящиков там уже не было.- Понятно, спасибо. — я припарковал машину среди разномастных такси:- Тебя проводить?- Нет, спасибо. — Олеся приняла у меня вещи: — Лучше будет, если никто знать не будет, куда я поехала. — Ну тогда прощай. — я поцеловал в, пахнущие клубникой, сладкие губы: — Спасибо за все. Будет нужна помощь — знаешь, где меня можно найти.- Ловлю на слове. — Олеся погладила меня по руке, подхватила чемоданчик и пошла в сторону огромного, наполненного, спешащими куда-то пассажирами, встречающими и провожающими, здания, выполненного в виде паровоза, мчащегося на Восток.Ко мне уже спешила несколько таксистов, желающих предъявить, что это их место, но я скандала затевать не стал, вырулил от поребрика и бездумно поехал по городу, абсолютно не зная, что делать дальше. Остаток дня я провел на бывшем каменном карьере в Левобережье, бездумно лежа в траве, глядя на беспечный народ, что отдыхал на берегу котлована, превратившийся в своеобразный пляж, а, с наступлением темноты, поехал к дому, обозначенному, как место проживания старшего лейтенанта Павла Громова.Локация — дом, в котором расположена квартира Громовых.Машину я припарковал в соседнем дворе, после чего сделал круг вокруг дома, присматриваясь и принюхиваясь к окружающему пространству.Оружие я оставил в машине, уложив пакет с пистолетами в нишу запасного колеса — идти в квартиру с «криминальными» стволами было откровенно «стремно».У подъезда дома, на скамейке «зависали» две личности, которых я сразу идентифицировал, как «пробитых» наркоманов, но, при наличии ножа в кармане, эти два, изломанных судьбой тела, сидящие с поникшими головами, опасности для меня не представляли. До своего этажа я пошел пешком. Где-то наверху кто-то что-то бубнил, в несколько голосов, но на засаду это было не похоже. Какая-же это засада, если я их слышу, буквально, с первого этажа. К сожалению, собрание молодежи происходило, на площадку выше, чем располагалась моя квартира, но подниматься эти несколько ступеней, чтобы выгнать посторонних, мне не хотелось — все мысли были о том, кто или что ждет меня в квартире, возле перед которой я замер в нерешительности с связкой ключей в вытянутой руке.- Бля, пацаны, это же он! — справа, выше, колыхнулась темная фигура. Потом к ней шагнула еще одна.Я не успел осмыслить такую популярность у местной молодежи, когда к двум застывшим, темным силуэтам, присоединился третий, который очень громко зашептал:- Пацаны, бля буду, это он! Че стоим?Человеческие фигуры зашевелились, а через мгновения раздались звуки, однозначно показавшие, что это за комитет по встрече здесь образовался — звук снятого предохранителя и взводимого затвора я не перепутаю ни с чем. Я уже бежал вниз, по лестнице, с такой скоростью, с которой никогда не бегал, когда за моей спиной ударили одновременно несколько автоматных стволов, шпигуя тесное пространство лестничной площадки длинными, безумными очередями. Я несся вниз и мне оставалось пробежать совсем немного, когда на первом этаже хлопнула входная дверь и в узком промежутке, между перилами, появилось бледное лицо, с вытаращенными глазами, в котором я узнал одного из давешних наркоманов.- Ильяс, это он! — «наркоша» вытянул руку, на конце которой оказался черный пистолет… Я отпрянул от перил и снизу раздались выстрелы и звуки рикошетов. Сверху бежало несколько убийц с автоматами, снизу стреляли из пистолетов, я понимал. Что мне пришел полный писец. В подъезде спрятаться негде, умирать, забившись за трубу мусоропровода или нырять в эту вонючую трубу мне не хотелось, поэтому я бросился вниз. Внизу мелькнули фигуры двух человек, что пыхтя, быстро топали наверх, сжимая пистолеты в руках. Один из них поднял голову, осклабился и начал поднимать руку с оружием, когда я, гигантским прыжком преодолел все ступени лестничной площадки, пинком ноги распахнул дверь на общественный балкончик, и вскочив на парапет, шагнул вниз. Удар по ногам меня шокировал, ноги мгновенно онемели, я упал с высоты площадки между вторым и третьим этажом, чудом не попав на бетонную дорожку, что шла вдоль стены дома, а безжалостно сминая какие-то цветочки. Наверху что-то обиженно заорали, а я, не оглядываясь, не чувствуя ног, что-то, внизу, переставляя, бросился в сторону соседнего двора, где у меня была припаркована машина, а значит, единственный шанс на спасение. За моей спиной что-то ударило в асфальт, запахло химией, а потом меня накрыла волна жара. Я не выдержал, оглянулся и взвыл от страха — буквально в паре метров от меня, среди разбросанных по асфальту стеклянных осколков и вонючей жидкости, рвалось вверх жаркое, подпитанное химией, с черным дымом, пламя. Эти уроды, которых я уделал бы всех, встреться с ними один на один, чуть не сожгли меня каким-то «коктейлем Молотова»!Головы, торчащие на балконе, откуда я только что спрыгнул, поняв, что вновь меня не достали, стали. Одна за другой, исчезать из поля зрения, и я вновь побежал. Вернее, попытался побежать, однако ноги перестали меня слушаться, просто подломились, накрыв меня, до самой макушки волной жара и боли. Наверное, я бы потерял сознание, если бы не отдавал себе отчета, что через несколько секунд из подъезда, один за другим, начнут выбегать мои преследователи и тогда жить мне останется несколько мгновений.Я попытался ползти, но ног не чувствовал совсем. Да и руки как-то ослабели, не вытягивая, мгновенно, ослабевшее тело. До соседнего двора оставалось преодолеть около тридцати метров, но, наверное, до своей машины я смогу добраться только при следующем перерождении, если оно конечно будет. Я повернул голову, осмотрелся и начал двигаться единственным доступным мне способом передвижения — покатился вбок, в густые кусты сирени, что местное домоуправление собиралось который год вырубить, по жалобе одной местной жительницы, якобы страдающей аллергией именно на запах цветов этого растения.Я вкатился под густую листву и, как червяк, отчаянно изгибаясь и почти теряя сознание от волны боли, стал пытаться втиснуться среди кустов. — Где он? Кто видел, куда он сдриснул7 — несколько человек, тяжело дыша, стояли буквально в паре шагов от меня: — Давай, ты туда, вы туда…- Ты, Мазай, что — обдолбаться успел, пока мы этого черта ждали? Через три минуты здесь менты будут и нас всех повяжут!- Давай посмотрим по кустам хотя бы здесь! Мы же барабулек не получим, если не найдем и не кончим его. Тем более, я четко видел, что я его зацепил! Он не мог далеко уйти!- Мозги ты свои зацепил, Дуремар, в момент своего пьяного зачатия! Если сейчас не свалим, нам всем кабзда придёт. Пошли бегом отсюда! Дуремар, тебя лично предупреждаю — если запалишь нас, лично тебя кончу! Пошел отсюда.Я лежал, не шевелясь в кустах, сжав в руке нож, понимая, что стоит только настырному Дуремару сделать шаг в сторону, и он увидит мою светлую футболку и тогда все будет кончено. Но случилось чудо, никто не полез в куст сирени, народ, что топтался рядом со мной, стал шустро разбегаться в разные стороны, и я позволил себе потерять сознание. Очнулся я от света фиолетовых мигалок, светящих прямо в глаза — несколько милицейских машин стояли у моего дома, а кто-то громко и дурашливо докладывал, очевидно, прибывшему начальству, что «товарищ майор, собака след не взяла, ввиду применения преступным элементом особо ядовитого горючего вещества. Разрешите отбыть на базу?». Суета шла несколько часов, и я ребят в серой форме понимал — не каждый день стреляют в городе устраивают расстрелы из нескольких стволов автоматического оружие, в результате которого милиция не может найти, пробитый десятками пуль, изорванный в клочки, труп жертвы. Соответственно, завтра, начальник местной милиции не сможет даже доложить на брифинге в ГУВД, что основная версия преступления — коммерческая деятельность убитого. Я попытался вспомнить, кто жил со мной на лестничной площадке, но не смог — не один образ в голове не появлялся.В следующий раз я очнулся, когда начало светать — серое небо было видно сквозь густую листву, а возле меня кто-то ходил и фыркал. Я попытался повернуться, чтобы рассмотреть. Кто фыркает под самым ухом, но забыл про свои ноги и мгновенно отрубился от боли. Последнее, что мелькнуло в сознании — какая-то черная морда зверя, что лезет ко мне через ветки. Испугаться и заорать сил у меня не осталось. Следующее пробуждение произошло, как не удивительно, в салоне моей машины — я лежал на заднем диване, ноги просто горели огнем, а надо мной висела, однозначно, женская грудь, укрытая тонкой тканью рубашки и светлые, практически серебристые, волосы. Тонкая рука, появившаяся откуда-то сбоку, отвела платиновую волну волос в сторону и я увидел женское лицо, с серыми, грустными, как у Богоматери на иконах, скорбными глазами.Девушка сунула мне под нос что-то вонючее. Режущее мои ноздри и, увидев осмысленность в моих глазах, заговорила, как будто продолжила, давно идущий, разговор: — Скажи, Громов, кто я для тебя?