Я стала рыться в вещах на полу. Женские солнечные очки, флакон духов, пачка одноразовых платков, какие-то провода, наушники, открытки, резинка для фитнеса, настольная игра, заколки для волос, сдутый резиновый мяч и еще всякая ерунда. Пошла в спальню и заглянула в тумбу у кровати. В верхнем ящике лежала толстая книга под названием «Садовые растения», несколько чеков из магазина и старая фотография девочки и мальчика. А вот в нижнем ящике тумбы оказались квитанции на оплату света, интернета, коммуналки, а под ними документы: паспорт, страховка, договор аренды квартиры. Я вытащила их из ящика, разложила на кровати и села рядом. Трясущейся рукой открыла паспорт. На фотографии было то же лицо, что я видела в зеркале. Имя: Анна Битрайд. Моя ровесница, девятнадцать лет. Рассмотрела фотографию, после чего попыталась приглядеться к страницам паспорта и определить, подделка это или нет. Определить не смогла, выглядел он как настоящий. Неужели кто-то позаботился даже о том, чтобы сделать паспорт? И откуда он мог знать, как я буду себя видеть? В страховом полисе и договоре было ее имя. Я зажала рукой рот и нос, чтобы не разреветься.

«Может, это сон? Просто кошмарный сон?»

Слишком реальный. Дотронулась до пореза на руке – больно. Ушибленное место на ноге тоже давало о себе знать.

«Родители!»

Я резко встала, подошла к шкафу и открыла дверцы. Стянула с себя пижаму и надела первое, что попалось под руку: джинсы, черную футболку, синюю вязаную кофту с большими пуговицами, натянула носки, которые на вид казались не сильно заношенными. Смотреть в зеркало не было желания. Схватила документы – мне нужны были доказательства – и тяжелыми, уверенными шагами проследовала в коридор. При этом прикосновения моих новых ног к земле вызывали странные, незнакомые ощущения. Мне нравилось ровно ступать по полу, я могла двигаться быстро, уверенно, бесшумно. Но я знала, что это невозможно, мне просто кажется, а на самом деле, скорее всего, ничего не изменилось. На полу, за тумбой в коридоре, прятался небольшой черный рюкзак. Внутри я нашла красный картхолдер с одной кредиткой и проездным билетом на автобус. Во внешнем кармане лежали ключи, зубная нить и небольшая сумма наличных.

«Потом верну, когда выясню, что тут происходит», – подумала я.

Запихнула в рюкзак документы, надела чужие кроссовки, которые стояли в коридоре, и вышла из квартиры.

В подъезде никого не было, и я без препятствий спустилась по лестнице с четвертого этажа и вышла на улицу. Вдохнула теплый утренний воздух.

«Жарковато для апреля, особенно учитывая, что сейчас утро», – пронеслось в голове, и я расстегнула кофту.

Этот район был мне точно не знаком. Солнце поднималось и ярко светило в окна невысоких старых зданий. Люди бежали по улицам в разные стороны, только неторопливый дворник подметал тротуар через дорогу. В соседнем доме мужчина выставлял на уличные прилавки коробки с фруктами. Вдалеке на перекрестке был затор из машин.

Я стояла на тротуаре и видела множество улиц, расползавшихся в разных направлениях. Хотелось бежать, только я не знала, в какую сторону. Отошла к углу здания и спросила у проходящей мимо девушки, далеко ли остановка автобуса. Она объяснила, куда идти, и я без проблем отыскала место. Оставалось только узнать, едет ли отсюда хоть один автобус в сторону моего дома. Подошла к пожилому мужчине, который стоял неподалеку.

– Подскажите, пожалуйста… – обратилась я к нему.

Он повернулся ко мне и улыбнулся. Его улыбка показалась коварной. Он все знал, этот пожилой мужчина.

«Все они здесь замешаны», – пронзила меня страшная мысль.

Я отшатнулась и быстро пошла в другую сторону. Сердце бешено стучало, я все ускоряла шаг. Почти бегом добралась до какого-то офисного здания. Как же хорошо, когда можешь бегать. У входа остановилось такси, из которого вылез высокий парень. Я рванула к машине, распахнула заднюю дверцу и села.

Удивленный водитель посмотрел на меня. Я продиктовала адрес дома, достала из рюкзака наличку и положила ее на подлокотник около него. Он пожал плечами, ввел в навигаторе адрес, забрал деньги и поехал. Через полчаса я стояла напротив своего дома. На заборе висело объявление о его продаже. Слезы подступали к глазам, губы дрожали, а я теребила влажными ладонями лямки чужого рюкзака.

«Зачем родители решили продать дом? Это и мой дом тоже. Неужели им позвонили и потребовали за меня выкуп?»

Я открыла дверь калитки и помчалась к двери в дом. Она оказалась закрыта. Я нажала звонок и вдобавок несколько раз постучала.

– Ма-а-ам? Это я. Открывай.

Но дверь оставалась закрытой. Еще раз подергала ручку. Спустилась с крыльца и обошла дом, заглядывая в окна. Я не верила своим глазам: никаких штор на окнах, а вся мебель внутри накрыта тканью. Оглядела сад: он казался заброшенным, чего просто не могло быть.

– Мам? Мам? Папа! – кричала я, обходя дом.

Никто не отвечал, и я вернулась к входной двери. Поднялась по ступенькам, еще раз подергала ручку и с силой постучала в дверь.

«Мне срочно нужно им позвонить», – подумала я и услышала шаги за спиной. Резко обернувшись, увидела женщину в деловом костюме. Она стояла в нескольких шагах от крыльца и рассматривала меня.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – настороженно спросила женщина.

– Я ищу своих родителей. Где они? Они живут в этом доме.

– Родителей? Вы, наверное, ошиблись адресом.

– Нет, это мой дом! – взорвалась я.

– Этого не может быть, – спокойно ответила она. – Этот дом принадлежит супругам Маккольм.

– Да, именно так. А я их дочь – Лина Маккольм.

Глаза женщины округлились, улыбка сошла с лица. Она поднялась на крыльцо и подошла вплотную ко мне.

– Это очень плохая шутка. Тебе лучше уйти, иначе я вызову полицию.

– Что? Почему это я должна уходить? Вызывайте. Да, вызывайте копов, пусть приедут и разберутся, что тут происходит! – закричала я.

Женщина достала из элегантной сумки мобильный телефон.

– Я в последний раз предупреждаю. Уходи и не смей больше возвращаться и говорить подобное.

– А что я сказала? – удивилась я. – Давайте, позвоните маме и папе, скажите им, что я тут.

Она сверлила меня гневным взглядом, все мышцы ее лица напряглись, она сжала челюсти так, что я увидела, как под кожей выступили желваки.

– Супруги Маккольм уехали из города. Они продают этот дом, потому, что два месяца назад… их дочь Лина, – она сделала акцент на моем имени, – умерла.

Воздух застрял в легких, я не отрываясь смотрела на женщину.

– Что за чушь вы несете? – выдавила я. – Я Лина Маккольм. Я Лина, и я жива.

Женщина с силой хлопнула ладонью по двери прямо рядом со мной, я вздрогнула. После чего она отвернулась и приставила к уху телефон. Я же подняла взгляд на свое нечеткое отражение в окне. И не могла отрицать, что вижу там незнакомую девушку.

Сказать, что тогда я все поняла, было бы ложью. Я не поняла ничего из того, что произошло. Все казалось кошмарным сном. Отрицание, страх и абсолютная беспомощность атаковали меня. Это нападение со всех сторон было столь напористым, что я, оттолкнув женщину, сорвалась с места и побежала прочь, твердя про себя свое имя. Я бежала по знакомому тротуару моего района, по длинным чистым улицам, между островками зеленого газона и полянками цветов. Ноги несли меня вперед без остановок, не запинаясь, легко и быстро. Слезы застилали глаза. Я не могла поверить ее словам, но они гулом стояли в ушах: «Умерла, умерла, умерла». Добежав до первого же продуктового магазина, я распахнула дверь и ворвалась внутрь, ошарашенно смотря на окружающих и полки с товаром. Подошла к стойке с газетами, взяла первую попавшуюся и посмотрела на дату – двадцать третье июня.

Это какая-то ошибка.

Я схватила еще одну газету, и еще, и еще. На каждой из них стояла все та же дата – двадцать третье июня. Но я знала, что вчера было двадцатое апреля. Происходящего просто не могло быть, или я не помнила не только вчерашний вечер, но и два месяца после него. Где я была все это время?