Молодые Евгений Петрович Катаев и Илья Арнольдович Файнзильберг – таковы настоящие имена соавторов – естественно, согласились. Их захватила идея написать авантюрный роман. Да и в деньгах они нуждались. В общем, предложение устраивало всех троих.

Однако когда Катаев-старший через месяц прочитал первую часть романа, он осознал, что его так называемые литературные рабы являются истинными мастерами своего дела и способны самостоятельно написать большой, зрелый, смешной сатирический роман.

Глава 9

Следующим в списке стоял Буйко Степан Степанович. Пятьдесят четыре года. Полковник.

Мы подъехали к строгому серому зданию районного управления внутренних дел в десять двадцать пять.

- Ты уж смотри, - предупредил Бурмака, - если этому тоже что-то не понравится – тебя посадят.

- За что? – не понял я.

- Найдут за что. У них много глухих дел. Так называемых «висяков».

Честно говоря, после неудачи с Кантором я и сам слегка мандражировал. Всё-таки милиционер. Крупный чин. Неизвестно, как у него с юмором. Насколько я помню из своего нерадостного опыта нескольких общений с блюстителями закона и порядка – чувство юмора у них довольно специфическое.

Но оказалось, что я волновался напрасно. Не успел я переступить порог его кабинета, как Буйко бойко вылез из-за стола и энергичным бодрым шагом направился мне навстречу.

- Ба, кого я вижу! Оська! Ах ты, жук! Никогда не мог подумать, что увижу тебя в этих стенах. Без наручников. Впрочем, ты всегда уважал уголовный кодекс.

Он взял меня за плечи, рывком притянул к себе и, обняв, похлопал по спине.

- Да, - ответил я, - уголовный кодекс я чту – в этом моя слабость.

Буйко выглядел поджарым, сильным и гораздо моложе своих лет. Он был в штатском. Но даже в костюме он смотрелся бравым офицером.

Немного смущали его голубые глаза. У полковника не может быть таких голубых глаз. Они выбиваются из образа. К тому же глаза излучали доброту и радость.

- Рад, что ты зашёл.

- Лучше прийти самому, чем ждать, пока за тобой приедут.

- Отлично сказано!

Буйко заразительно рассмеялся. Он крепко пожал мою руку и вернулся к своему креслу за столом.

- Кстати, у тебя знакомое лицо, - заметил он. – Ты не сидел?

- А вы что, помните всех, кого сажали?

- Что поделаешь! Мы в ответе за тех, кого заключаем.

И он снова засмеялся заразительно и громко. Так смеются только дети, незамужние женщины и молодые потребители марихуаны.

- У меня к вам дело деликатного свойства. Хочу пригласить на внеплановое собрание тайного общества «Меча и орала». Третьего июля. Явка обязательна.

Я протянул ему конверт с приглашением. Полковник принял конверт стоя.

- Для меня это большая честь, господин Бендер.

- Вы дворянин?

- Не то слово.

- Придётся послужить отечеству.

- Я только этим и занимаюсь.

- Крепитесь!

- Съем рису – он хорошо крепит.

- Запад нам поможет!

- То же самое я говорю, когда принимаю таблетку виагры.

Мы произносили каждое слово серьёзно и даже торжественно.

На прощание мы вновь обменялись рукопожатием и расстались довольные собой и друг другом.

Надо же, думал я. Впервые в жизни я был счастлив от общения с милиционером.

- Как всё прошло? - спросил Бурмака, когда я вернулся. – Небось, в штаны наложил перед полковником.

Но ко мне уже возвратились и моя самоуверенность, и наигранное высокомерие.

- Полковник от меня без ума. А о тебе он сказал, что ты вылитый Тамерлан.

- Откуда он меня знает?

- Этот полковник знает всё.

- Ладно. Куда дальше?

- А дальше, мой юный друг, мы направляемся в мастерскую к знаменитому Митрофану Алмазову.

- Чем же это он знаменит?

- Ты, Андрюша, тёмный, как африканец из посёлка Сизвамве, что в переводе означает «жирафьи какашули». Митрофан Алмазов – самый известный и высокооплачиваемый художник страны. А знаменит он своими скандалами. Только благодаря им может прославиться художник в наше время.

Глава 10

Жизнь Митрофана Алмазова необычна и занимательна. До тридцати пяти лет он был нищим и никому не известным художником. И звали его куда проще: Пахом Копчик. С фамилией ему не повезло, но для чего странные родители ещё и Пахомом его назвали? Должно быть, нежеланным он был ребёнком в семье, нежеланным.

Пахом был талантлив. Это признавали все: и учителя, и коллеги, и друзья, и враги… Возможно, это ему и мешало. Не давало реализоваться. Менее талантливые художники были куда успешнее его. Их спасали фантазия и снобизм. Они снисходительно относились к классической живописи, но любое проявление реализма вызывало на их небритых лицах гримасу презрения. Один из таких написал картину, на которой изобразил дерево с мужскими причиндалами вместо плодов. Картину назвал «Древо жизни». Нашёлся какой-то идиот, купивший «Древо жизни» за семьдесят тысяч долларов. Другой вообще долго не возился. Обрызгал весь холст красками разных цветов из пульверизатора - и готово! Картину назвал «Калейдоскоп страстей души». Срубил за эту хрень сорок тысяч. Третий полотно своей картины «Вакханалия» разрезал на восемь равных кусков и каждый фрагмент продавал как отдельную картину. Я лично видел одну из них: там три обнаженных ноги и окровавленная рука с разбитым кувшином, а в левом верхнем углу притаился кусок не то луны, не то ягодицы…

А что же Пахом? Что же Копчик? Он умел рисовать. Объективно. Он годами жил на то, что писал копии великих мастеров и продавал их за пару сотен. Но скоро он так набил руку, что его копии ни в чём, кроме времени, не уступали оригиналам. Его работы ценились весьма высоко, но ни музеи, ни частные лица не могли платить больше той суммы, которую обычно платят за копию.

Как-то раз к Пахому пришёл один крупный криминальный авторитет и сделал необычное предложение. Он заказал копию «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, только вместо лица Иисуса он желал видеть своё лицо, а вместо апостолов просил изобразить его корешей. Он даже принёс их фотографии.

Идея Копчику не понравилась, и он наотрез отказался.

- Плачу десять кусков, - пообещал криминальный авторитет. - Десять кусков зелени наличкой…

- Но это же богохульство…

- Двадцать кусков и моё дружеское расположение.

Для приличия Пахом Копчик ещё чуток поколебался. Он сказал:

- Но ваши коллеги…точнее…э…друзья… Многие из них куда крупней апостолов…более развиты физически…

- Ну, слегка подкачай апостолов. Я, кстати, тоже не такой дохляк, как Иисус, да простит меня Господь. Учитывай это. Ты скопируй всё в точности, как на картине Леонардо: шмотки, позы, антураж, предметы, цвета, бля… Но чтоб вместо них – мы.

- А кто же Иуда? – спросил Копчик.

- Грамотный и своевременный вопрос, - криминальный авторитет протянул маленькую фотокарточку. – Иудой изобрази вот этого пассажира. Он - пусть земля ему будет пухом – прекрасно подходит для этой композиции.

Закончив картину, Пахом не поставил в углу свои инициалы, как это делал обычно. Он вполне разборчиво подписал: Митрофан Алмазов.

Дружкам криминального авторитета картина понравилась. Во всяком случае, скоро к Пахому явился один из апостолов и попросил изобразить свою любовницу в образе Моны Лизы.

Копчик потребовал за работу двадцать пять тысяч. А по окончании снова подписался как Митрофан Алмазов.

Заказы посыпались один за другим. Главы финансовых компаний, банкиры, спортсмены, звёзды шоу-бизнеса и политики желали видеть себя Македонским, Цезарем, Наполеоном… Иногда заказывали картины для своих врагов. К примеру, лидер коммунистической партии заказал точную копию известной картины «Боярыню Морозову везут на казнь». На копии боярыня удивительным образом была похожа на ярую противницу коммунистической идеологии.

Митрофан Алмазов быстро и надолго вошёл в моду.

Многие художники подхватили его направление, но Алмазов был первым и до сих пор оставался лучшим.

Глава 11