Когда Мануэль вышел из кабинета и упёрся руками в стеклянные перила чёрной лестницы, он оценил обстановку и мысленно похвалил свою дочь за то, что она сумела создать среди установщиков новой статуи дисциплину. Теперь Мануэль не сомневался, что в случае чего – «Асмодей» в руках Эллетры не пропадёт.

– Вивианита, – окликнул Мануэль девушку, и та, услышав полное имя, сглотнула и подняла голову, будто в чём-то провинилась.

Вивиан убрала с лица чёрную прядь и улыбнулась. Только сейчас Мануэль заметил, что девушка стояла на мокром полу босиком – туфли стояли у бара, и Юна это весьма удивило, ведь не было причины разуваться на рабочем месте.

– Зайди ко мне, пожалуйста.

Вивиан кивнула и отставила ведро со шваброй в сторону. Она решила обуться перед входом в роскошный кабинет Юна, несмотря на боль в ногах. Она, конечно, любила и красные туфли на большом каблуке, но сейчас мечтала натянуть кроссовки и была готова пойти в них хоть на край света.

В кабинете Юна царил порядок – даже документы лежали друг на друге в самом углу белого стола. В случае уборки эту кипу нельзя трогать, чтобы случайно не перепутать документы. Чересчур дотошный Мануэль ненавидел беспорядок и в своих вещах, и в голове. Вивиан стала осматривать кабинет начальника на наличие новых вещей – к счастью, у окна появились статуя античной женщины и постриженный куст в горшке. Мэльвония сидела за белым столом мужа в чёрном кресле, едва не кладя на него ноги и пила вино, пока Мануэль стоял около панорамного окна с видом на центральную улицу. Тишина бы продлилась ещё некоторое время, если бы не вздох Вивиан.

– Бони сказала мне, что сегодня ты не ночевала дома… не признаешься? – с улыбкой попросил Мануэль, но по тону Вивиан поняла, что он обеспокоен.

– Я ночевала у Кинга. Произошла ситуация, при которой я не могла попасть домой. Я была готова приехать и ночевать здесь, но Дамиано настоял, чтобы я осталась у него. Негоже, по его мнению, девушкам ночевать почти на улице. Он действительно помог мне, мистер Юн. Вам не стоит волноваться, правда, – подчеркнула Вивиан и улыбнулась.

Мануэля это не убедило. Мужчина не собирался объяснять свою позицию, потому что это было бы пустой тратой времени. Может быть, Вивиан и приняла бы точку зрения начальника, но и настаивать на своём она бы не перестала.

– Отстань от девочки, Мануэль. Если тебе иногда не нравится Дамиано – не значит, что нужно пытаться убеждать её его ненавидеть.

– Кто я такой, чтобы обижаться на мальчика? Зная его семью, нрав… – Мануэль поднял очки с золотой цепью на голову и сложил руки на груди.

Вивиан смотрела на начальника совершенно спокойно.

– Никто, – заявила Мэльвония. – Это ты решил, что раз Энрике такой противный, то и Дамиано тоже. Прими это к сведению, дорогой.

Женщина опустошила бокал вина и не торопилась наливать новое. Ей было интересно, чем закончится этот разговор и удастся ли Вивиан сохранить самообладание.

– Послушай, Вивиан… я твоим матери и отцу клятву давал, чтобы не повторилось ситуации, как с Ричардом.

Для Вивиан нет ничего хуже, чем слышать имя бывшего. Этот человек едва не угробил её жизнь своими пристрастиями к запрещённым веществам, втоптал её в грязь постоянным контролем и газлайтингом и всяко потерял облик того Ричарда, которого Вивиан полюбила в две тысячи восемнадцатом. Этот человек угробил жизнь своего ребёнка, когда он начал развиваться внутри Вивиан. Если бы она ушла от него гораздо раньше, а не через день после того, как у неё открылось кровотечение, её бы малыш родился здоровым и жил без «отца». Это было последней каплей в жизни Вивиан – с тех пор она ненавидит имя бывшего, но не может сделать с ним то, чего требует сердце, потому что, если она ударит его, он ударит сильнее – до потери сознания, синяков на теле и гораздо хуже, о чём Вивиан никогда не любила вспоминать. Когда Мануэль случайно сравнил Дамиано с Ричардом, Вивиан пыталась сдержаться, но ей не удалось. По раздутым ноздрям и сощуренным глазам Мэльвония поняла, что Вивиан разозлилась и прикрыла лицо рукой.

– Я понимаю, что мама была бы перед вами в долгу, но вы перегибаете палку. Вы только что сравнили того, кого я человеком назвать не могу с хорошим мужчиной. Мне было бы всё равно, если бы вы продолжали и дальше негативно высказываться в адрес сержанта Кинга, но я раз и навсегда проясню, что Дамиано не Ричард. Если вы продолжите сравнивать сержанта с этим чудовищем, в следующий раз я вас не обругаю, а сразу дам по лицу, причём настолько сильно, что у вас целый день будет гореть щека. Если я ещё вопьюсь своими длинными ногтями в кожу, вам будет больнее вдвойне. Выберите, что вы больше предпочтёте – ходить с красной щекой или заткнуть свой рот и перестать говорить то, о чём вы не в курсе?

В девушке проснулась мать, которую Мануэль хорошо помнил. Любительница настоять на своём, за которой всегда останется слово – всё это Селин Дешам, которой удалось воспитать в дочери одновременно чувствительную девушку и стерву. Только один человек мог утихомирить девушку в случае её злости – младший брат. Он не прибегал к спорам с сестрой и предпочитал давать ей выговориться, пока она снова не улыбнётся и не обнимет брата.

– Вот ведь… Селин… – хотел выругаться Мануэль, но вспомнил, что говорит с девушкой, которая стала ему второй дочерью. – Твоя мать любила отстаивать своё, потом приходилось просить у неё прощения, даже если она была виновата.

Вивиан помнила свою мать, но никогда не была свидетелем её ссор. Она умело врала детям и не втягивала их в разборки, зато потом они удивлялись, почему их мать вдруг стали опасаться. Иногда Вивиан сомневалась, что в ней больше отцовских черт, чем материнских, потому что они были как две капли воды: голубые глаза, гладкие чёрные волосы и волевой характер, когда нужно. Селин вставала на защиту своего мужа, когда над тем начинали посмеиваться из-за того, что он находится под каблуком у женщины. Вивиан, сама того не понимая, защищала мужчину, которого знала меньше дня. Дело только в триггере имени «Ричард» или в её внезапной симпатии к Кингу?

– А ты ещё про Дамиано что-то говоришь… лн хороший мальчик, воспитанный, образованный. Пусть он уехал из Сицилии, зато всего добился в Америке сам. Ещё немного, и он станет самым молодым лейтенантом Департамента. Если Дамиано лицом похож на Энрике, то его внутренние качества полностью работа Лауры и его, царствие небесное, брата. Научить Дамиано любви к работе… надо же, как Лаура постаралась! Я всегда говорила ей, что она хорошо воспитала сыновей. А она всё заладила со своим «я уделила им недостаточно времени из-за работы». – Мэльвония сложила руки в замок. – Кто недостаточно уделил своим детям время из-за работы, так это Энрике. Вернее, он вообще не участвовал в их жизни. Иногда мне кажется, что дети ему были нужны просто для галочки. Своей тягой к успехам и наградам он и погубил Амато, я в этом уверена.

– Мэль… это несчастный случай, – напомнил Мануэль.

Вивиан понимала, что речь шла про Амато, но она никогда не слышала подробностей его смерти. Знала, что Амато собирали по кусочкам после аварии и больше ничего.

– Ты не понимаешь. Энрике до гонки поссорился с Амато и сказал, что без награды он может не возвращаться домой. Амато в итоге награду получил, но вернулся домой в урне для праха. Он умер на глазах у семнадцатилетнего Дамиано. Смеешь ещё говорить что-то против мальчика, когда он пережил такое? Видеть останки своего брата… боже мой…

Энрике выгнал сразу двух сыновей из дома. Один принёс награду ценой жизни, второй не выдержал удара и отказался потакать отцу. Пусть ему не нравилось, что Дамиано не успевал в том, в чём требовалось, но он жил. Когда Энрике уже совсем разочаровался в сыне, он купил ему квартиру в Америке, отдал ключи и выгнал из дома, сказав, что он может больше не возвращаться. Дамиано едва исполнилось восемнадцать. Свой день рождения он отметил в полном одиночестве в квартире, в которой он должен был жить с братом. С тех пор Дамиано ненавидит день, когда родился.