Позвали дед да баба к себе на помощь охотников, чтобы они изгнали из внучки дикого зверя. Да не помогло. Пуще прежнего начала оборачиваться внучка диким зверем, да разным: то шакалом, то лисой, то волком. А то огромной блохой, то большущим паразитом всяким. Да стала внучка делать так, чтобы люди вокруг неё плясали да делали только то, что ей хочется, да про себя забывали, чтобы только она одна была.
Дед и бабка мучались. Стали звать лекарей заморских, знахарей, целителей, травников, ведунов держать совет: что делать? Как Настенькину болезнь известь, да Настеньку вернуть пригожей?
А совет, собравшись, посмотрел на внучку и ужаснулся. Эта внучка – не внучка. Переливается от злости, искрит, гремит, молнии пускает, вот-вот вспыхнет, загремит и рассыплется. Да ещё на голове у неё растут рога, на руках – когти, глаза – тигрицы, а хвост – дыбом. И это чудище меняется разом да в один миг, что лекари, знахари, целители, травники, ведуны испугались. Да так, что больше видеть и слышать о Настеньке ничего не хотят: уши затыкают, глаза закрывают, да без оглядки – наутёк бегут! Да не к себе домой, а куда глаза глядят, чтобы только чудища такого больше не видеть и с ним не встречаться.
Тут дед и бабка уж вовсе опечалились: не знали, что теперече им делать. Внучка начала их есть-поедать. Да стала принимать облик монстра, чудища какого-то: уши ослиные, загривок льва, глаза тигрицы, нос свиньи, клыки волка, тело змеи, на ногах копыта, на руках когти, хвост лисы. То она зашипит, как ящер, то заплачет, как дитя.
Тут мимо дома проходил солдат, и что-то его у дома стариков остановило. Притянул его взгляд переливающийся, радужный огонь в окнах дома да средь белого дня, и крики непонятные – вроде человеческие, а вроде бы и нет. И решил солдат зайти в этот дом переночевать, а коль какая беда в доме том иль чего неладно – помочь.
Заходит он в дом, а там – бабка потрёпанная да покусанная, и дед у порога лежит, еле дышит. Солдат с порогу и спрашивает:
– Что случилось, бабуля и дедуля? Почто у вас миру нет, и в доме царит зло, а не радость?
Отвечает ему баба, падая в ноги солдату:
– Беги отсюда, солдатик! Беги! Здесь внучка наша резвится – со свету нас изводит! И тебя изведёт!
– Ничего, бабуля, – говорит солдат, – за меня не беспокойся – я за себя постою, с проблемой этой справлюсь. Беду эту улажу да отведу.
– Уходи, солдатик, коли жить хочешь! Ой, уходи, родной! – в голос умоляют солдата дед да баба.
И в этот момент из-за печи внучка вылетает: рычит, шипит, копытами топает, когтями скребёт, из ноздрей дым пускает да солдата на смертный бой вызывает.
Солдат ей и сказывает:
– Чудище-пречудище! Почто ты на меня звериным стадом разом идёшь, неужель у тебя сил не хватит меня одолеть по одному?
– Хватит, – отвечает ему чудище – внучка Настенька – и тут же обратилось козой.
А коза ему умные фразы бросает, нос задирает, свысока на него смотрит, говорить ему не даёт да сама никого не слушает.
Солдат назвал её своим именем: коза! и этим силы у неё отобрал, да против неё же направил. Посмотрел козе в глаза с решимостью льва да показал ей свою охоту разорвать козу. Коза испугалась и выбежала из внучки наутёк!
Тут внучка дурочкой оборачивается и вовсю придуривается: глупые и пустые вопросы солдату задаёт, сама на них отвечать не даёт, солдата за нос водит, капризничает, внимание к себе привлекает да делать ничего не даёт, по рукам и ногам связывает.
Солдат назвал её своим именем: дура! и этим силу у неё отобрал, да на неё же направил. Взял полотенце, скрутил его и сложил вдвое. Да с размаху, с полной силой да с любовью к Настеньке, от души да вдоль хребта так дуру отчистил полотенцем, что вылетела дура из внучки прочь, да дорогу назад забыла.
Тут вылезает лиса. Хвостом своим машет, ангельским голоском поёт, солдатика лелеет, о нём заботится, зубы ему заговаривает да к себе располагает.
А солдат её своим именем назвал: лиса! этим силы у неё отобрал, да против неё направил. Взял своё ружьё да предупредил: «Беги, лиса, в дальние леса, далеко отсюда, а Настеньку оставь, забудь к ней дорогу. А то стрельну из ружья да шкуру твою на мех пущу!»
Лиса испугалась – шмыг в окно! – и след простыл.
Тут внучка гнидой оборачивается – маленькой такой. Да притихает. А как солдатик к ней подошёл, она – прыг ему на одежду! И из-под тиха – хвать его за ногу, за ухо, подыскивая у него слабое место.
А солдат, долго не размышляя, назвал её своим именем: гнида! Она силу свою потеряла и свалилась без сил. Солдат быстренько подставил свою ладошку, и гнида упала ему прямо на руку. Только положил он её на стол, чтоб раздавить, как гнида выскочила из внучки и – наутёк!
Оборачивается внучка шакалом. Готовится к прыжку на солдатика, как на падаль, а он называет зверя своим именем: шакал-падальщик! Тут зверь камнем и падает на пол, язык на своё плечо кладёт, задыхается да умоляет солдата:
– Не убивай меня, солдатик! Я сам уйду!
Только хотел солдат ухват взять, как шакал сквозь дверь – шмыг в сенцы! Только его и видели, как он хвост свой прижал да в одно мгновение пропал.
Вдруг внучка змеёй оборачивается, да зубы солдату начинает заговаривать. Вокруг его обвивается да изредка сдавливает, точно напоминает: держи ухо востро, я, мол, змея, коли что и укусить могу. И только змея нацелилась укусить солдата, как он называет её своим именем: змея! Она и падает без сил на пол.
Тем временем дед да баба немного оправились от укусов зверя лютого да печь в доме затопили. Стали к пиру готовиться: внученька возвращается! Больше и больше в человечину входит! Лютый зверь из неё бежит.
А солдат, долго не размышляя, берёт змею да в печь её кидает, да в самое жаркое место. Змея горит, шипит, о милости солдата умоляет, обещает больше не заходить, внучку и стариков стороной обходить.
Но солдат – твёрд, без жалости: дожидается, когда змея до конца сгорит. Заслонку открывает, а из печи – внучка выбегает!
Она на пол ступает – в сучку оборачивается. Готовится щенят принести. Солдат – к ней, а она на него лает, его к себе не подпускает, прыгает, солдата укусить норовит. Злится, зубы скалит да огрызается.
Солдат своим именем её назвал: сучка! Она силу свою теряет, на пол падает да солдата умоляет: «Кусать больше не стану! Дом оберегать стану! Людей беречь да лелеять стану!»
Но солдат ружьё берёт да в сучку целиться. Сучка видит такое дело и враз одним прыжком – сквозь стену, да на улицу! И пустилась наутёк. Да так сильно бежала, что шкуру пообрывала – только клочья на кустах остались. А саму никто боле и не видел.
А внучка встаёт – и враз свиньёй оборачивается. Солдата из дома выталкивает, свои зубы ему показывает, его кусает, страх у солдата вызывает.
Солдат, долго не размышляя, называет зверя своим именем: свинья! Она камнем тут и падает. Да свинья из внучки и вываливается. Солдат из ружья её – ба-бах! Свинья – насмерть, как и не было её во внучке. Да сам старикам наказывает:
– Дедуля с бабулей, проголодался я, пока со зверьём бился. Зажарьте-ка эту упитанную свинью, после последнего боя сил набираться станем.
Солдат только это сказал, как видит перед собой льва – царя зверей и кучу его придворных, разного зверья – прислужников ему. Только царь зверей к прыжку готовится, чтобы солдата разорвать, а тот каждого зверя своим именем называет, начиная со знатного сословия и заканчивая последним слугой:
– Лев! Пантера! Ящер! Тигрица! Медведь! Лось! Козёл! Корова!..
Так каждый по своему названному имени камнем и падают, и ничего поделать уже не могут.
Тут солдат бабку с дедкой к себе подзывает да их вопрошает: кого в хозяйстве оставить, чтобы их кормить да за ними ухаживать, а кого – на пир, кого – в лес, а кого – на смерть лютую определить.
Дед с бабкой на то растерялись, охают, руками машут да о ноги свои хлопают да так ничего путного сказать и не могут.
А как только солдат берёт в руки лопату, открывает заслонку в печи да начинает всякое зверьё на лопату садить, чтоб их в печь отправить, так бабка с дедкой в полное горло кричать начинают: