В этот момент Антон закашлялся, поставил на стол бокал и присел. Мила принялась колотить мужа между лопатками. Когда приступ прошел и все выпили, в тишине прозвучал голос Валентины:

– Кстати, этого делать не рекомендуется, – нравоучительно заметила она, погрозив бывшей однокласснице пальцем. – Если в трахею попала крошка, то похлопыванием по спине вы способствуете ее прохождению дальше, в бронхи. То есть усиливаете кашель.

– А как же быть? – изобразил испуг на лице Макс. – Человек кашляет, ему плохо, надо помочь. Что же, сидеть сложа руки?

Валентина отреагировала мгновенно, без запинки:

– Надо положить его ничком себе на колени, руки и голову свесить и тогда уже стучать по спине. Это правильно.

Прокашлявшийся бородач раскинул руки в стороны:

– Где ж ты раньше была, Валюша? Ради того, чтобы лечь на твои коленки, я готов давиться снова и снова.

Все вокруг засмеялись. Стас понял, что эту шутку спускать на тормозах он не позволит никому, даже сыну первого секретаря обкома. Поднявшись, он встал в боевую стойку:

– Для начала, Антоша, придется спросить разрешения у меня.

Снисходительная улыбка на бородатом лице хозяина дачи сменилась неподдельным любопытством, а Валентина буквально вцепилась мужу в рукав:

– Не заводись ты! Что, шуток не понимаешь?

– На самом деле, Станислав, есть масса способов избежать конфронтации и остаться друзьями, – пожал плечами слегка захмелевший хозяин дачи. – Например, отправить тебя со сборной области на какие-нибудь соревнования в одну из столиц союзных республик, в Баку например. Ты ни сном ни духом знать не будешь. Валюша за это время меня откачает.

Стас почувствовал, как кровь закипает в жилах, но виду не подал, лишь сдержанно поинтересовался:

– Твоему папочке и такое подвластно?

– Причем легко. Схема отработана. Кстати, – бородатый многозначительно поднял вверх указательный палец, – могу поспособствовать при случае. Обращайся!

Стас увидел натянутую улыбку Милы, услышал робкие аплодисменты Лёвика, уловил, как с двусмысленной ухмылкой покачал головой Макс и как побледневшая Лена медленно поднялась и, шепнув что-то на ухо мужу, отправилась наверх.

Все ждали реакции Стаса. Смолчать в данной ситуации означало проглотить унижение, смириться. Пауза затягивалась.

– Есть еще один вариант, – спокойно заметил он, выходя из-за стола. – О котором ты не подумал, кстати.

– И какой же? – спокойно поинтересовался Антон, словно речь шла о вариантах сицилианской защиты. Надо признать, в шахматы Антон играл неплохо, когда-то занимался в школьном шахматном кружке. Но с тех пор, насколько Стас был в курсе, к древней игре не возвращался. Шахматы так и остались школьным увлечением.

– Мужики, вы что! – встрепенулась Валентина, подскочив и хлопнув мужа по плечу. – Милка, что молчишь. Чего ждешь? Включайся! Стас, сядь на место!

Хозяйка дома усмехнулась, махнув рукой:

– Не обращайте внимания на этого трепача. Вы что, его не знаете? Стас, брось, шуток не понимаешь? Давайте лучше выпьем, бокалы и рюмки пустые, а вы что удумали? – Потом, словно спохватившись, начала скороговоркой: – Кстати, хочу обратить ваше внимание на коктейль «Гуава». Это тропическое растение из Южной или Центральной Америки. Для коктейля обычно используется мякоть, но мы за неимением таковой используем просто сок. Смешивая его с водочкой…

Как бы извиняясь, Стас бросил взгляд на хозяйку, заметив боковым зрением, что Лена Седых нетвердой походкой заходит к себе в комнату.

– Сок гуавы с водкой… это, конечно, вкусно, но хотелось бы расставить точки над i. Так вот, третий вариант заключается в том… – Стас поднял правую руку вверх и преодолевая нарастающий гул, громко сказал: – Чтобы сейчас же покинуть эту дачу и больше с тобой, Антоша, никогда не пересекаться. Ни под каким предлогом. Это самый надежный вариант. Ты на него согласен? Либо ты сейчас же извиняешься, либо мы с Валюхой уходим.

Поднялся невообразимый гул.

Нельзя сказать, что конфликт с хозяином довел его до ручки, каким-то неведомым чутьем он чувствовал, что их ссора – не самое страшное, что происходит в эти минуты. Это всего лишь отвлекающий фон, на котором творится такая мерзость, о которой и подумать-то страшно.

В этот миг ответная реплика бородатого переключила все внимание на него.

– Ну, если мальчишеский максимализм у тебя в одном месте все еще играет. И заслоняет все остальное, – Антон поднялся, подошел к камину и начал шевелить в нем угли, – тогда пожалуйста, никто не держит! Я, во всяком случае, точно.

Кто-то был на стороне Корнейчука, мол, если спускать на тормозах подобные вещи, то уважать себя перестанешь. Всему есть предел. Кто-то поддерживал Антона, дескать, вполне приемлемо пошутил. Шутки надо понимать.

Стас почувствовал в своей руке ладонь Валентины, до него донесся ее горячий шепот:

– Брось, Стас, он эгоцентрик неисправимый, голубая кровь… Я сама виновата, что начала про это постукивание и колени… С чего вдруг взбрело в голову! Не пойму. Прекрати, слышишь!

– Ты со мной идешь? – с напускной деловитостью поинтересовался Стас. – Или остаешься? Не слышу ответа!

Валентина взглянула на него с прищуром, как бы гипнотизируя:

– Мы остаемся оба, подойди к Антону, и пожмите друг другу руки.

– Что? Еще чего! Перебьется! Значит, остаешься? Что ж…

Стас чувствовал, как внутри всё клокочет – то ли от поведения хозяина дачи, то ли от того, что творилось в эти минуты с Леной.

Ему хотелось кинуться наверх за ней, но его удерживала буквально вцепившаяся в него Валентина. Максимум, что он смог в этой ситуации сделать, – это наклониться к Максу:

– Я бы на твоем месте не оставлял жену одну. Сбегай наверх!

– У нее давление от духоты падает, – с рассеянным видом пожал плечами журналист. – Не в первый раз.

– И все же… Я бы проконтролировал… Шевелись!

Видимо, во взгляде Корнейчука было что-то такое, что заставило бывшего одноклассника встряхнуться и без лишних вопросов подчиниться. Валентина буквально повисла у Стаса на руке, когда он невозмутимо направлялся к гардеробу.

– Не устраивай сцен, Валюша, – сквозь зубы твердил он ей, – я не настаиваю, чтоб ты со мной покидала это… место. Можешь благополучно остаться, хотя не советую! A я для себя не вижу…

Поднялся неодобрительный гул, многие повскакивали с мест. Мила Снегирева залепила мужу пощечину:

– Видишь, что ты натворил!

К Стасу подбежал Лёвик с фотоаппаратом:

– Думаю, Стас, поспешных решений принимать не следует. Ты ведь насолишь не только ему, но и всем нам. Мы-то в чем виноваты?

– Ты это серьезно? Может, мне набить ему морду, а ты бы запечатлел этот исторический бой для потомков? Если ты настаиваешь, я не против. Вот это будет кадр!

– Зачем так утрировать, батенька? Считаешь, я на такое способен?

– Почему бы и нет? Помнишь, как в «Бриллиантовой руке»: «Каждый человек способен на многое, только не каждый знает – на что».

Лёвик вдруг посмотрел на фотоаппарат, который держал в это время в руках, потом с горячностью заговорил:

– Ты очень плохо обо мне думаешь, Стас. Считаешь, что я охочусь за жареными фактами и ради них готов переступить черту, за которой – потеря человеческой совести, чести, достоинства… A ведь это главное!

Слушая Лёвика, Стас поймал себя на мысли, что говорившему явно не хватает трибуны, зала, кумачовых полотен, аплодисментов. Не потому, что фотограф обладал ораторским искусством, а из-за постоянного брежневского причмокивания.

Чуть больше года страна жила без старого генсека, новый – Андропов – пока никак не вписывался в стереотип «Дарагого Леонида Ильича». И речитатив Лёвика лишний раз напоминал о недавно ушедшем Брежневе, с кем пролетели безмятежная романтическая юность и авантюрная горячая молодость всех присутствующих.

Когда Лёвик начинал волноваться, чмоканье становилось более сочным, насыщенным, словно речь генсека крутили в ускоренном режиме.