На обратном пути мы снова ехали третьим классом, хотя на этот раз нам удалось скучковаться всем вместе. Поскольку вагон был донельзя переполнен, Вику пришлось какое-то время постоять, пока вдруг не поднялся мужчина и не предложил ему своё место, с улыбкой промолвив: "Я делаю это, чтоб укрепить добрые отношения между Америкой и нашим Советским Союзом. Возможно, это поможет вам нас официально признать", – и, добродушно всем нам подмигнув, хлопнул Вика по спине.

Я примостилась рядом с девушкой нежного вида в одежде, которая, очевидно, знавала лучшие времена. Искоса понаблюдав за мной несколько минут, она вдруг резко повернулась ко мне, будто собираясь что-то сказать, затем так же быстро передумала и, вздохнув и закрыв лицо руками, просидела потом неподвижно до самого Ленинграда. Дважды я пыталась с ней заговорить, но она лишь качала головой, в то время как две крупные слезы скатились сквозь её пальцы на колени.

Позже в вагон вошёл дряхлый нищий и встал в проходе рядом со мной, так что я могла видеть, как вши копошились в дырах его дурно пахнувшего драного пальто.

"Ах, ми шре́клихь!"16 – вскричал сидевший напротив меня юный Руппрехт, и, зажав нос, постарался отодвинуться как можно дальше от старика и его ужасных лохмотьев.

"Слушай, не повезло тебе с этим парнем в качестве соседа, – воскликнул Вик, великодушно предложив поменяться со мной местами. – Да ведь я даже отсюда чувствую его вонь".

Но в столь плотно забитом вагоне не было никакой возможности пошевелиться, поэтому я осталась на своём месте, прислушиваясь к разговорам вокруг и пытаясь забыть о присутствии бедолаги в пальто, наводившем меня на мысль об определённом сорте сыра под микроскопом.

"Таких, как он, осталось крайне мало, – заметил мой сосед-красноармеец, услужливо убирая складку жуткого на вид ветхого одеяния с моих колен. – В течение многих лет советское правительство мирилось с профессиональными нищими, пытаясь всеми способами заставить их работать. Но те не желали, поскольку, очевидно, попрошайничать было гораздо выгоднее. Затем в один прекрасный день по всем крупным городам прошли рейды, всех этих птичек поймали, посадили в специальные поезда и вывезли за сто километров вглубь страны, предложив либо вернуться пешком и работать, либо остаться там и голодать, потому как, насколько вы знаете, 'кто не работает, тот не ест'. И вы бы видели, как они бегут обратно в города и выпрашивают работу, чтоб поменять свою жизнь. Именно поэтому вы теперь нигде не встретите большого числа бродяг, а этот старик, слава богу, довольно редкий экземпляр".

И я эхом повторила: "Слава Богу!" – продолжая нервно поглядывать на лохмотья.

По счастью, вскоре меня отвлёк скандал: полная женщина средних лет приобрела неправильный билет, и контролёр вежливо, но твёрдо указывал ей на этот факт.

"И он не только не дотуда, но и предназначен для ребёнка, а не для взрослого", – добавил он, качая головой и неодобрительно глядя на неё.

"Ну, и что с того? Разве ж я виновата, что кассир продал мне такую ерунду? – возмущённо парировала женщина. – Я отдала ему свои кровные, а он всучил мне это! И что вы о нём думаете?" И она вызывающе посмотрела по очереди на каждого из нас, тогда как мы понимающе покачали головой и поцокали языком.

Но контролёра ей сбить с толку не удалось. "Где были ваши глаза, когда вы забирали билет, гражданочка? – требовательно спросил он. – У вас что, привычка покупать вещи не глядя? Если это так, то у вас девчачий склад ума, и, видно, поэтому кассир выдал вам детский билет".

И, вполне довольный своей шуткой и вызванным ею смехом, тот двинулся дальше, даже не заставив нарушительницу платить штраф.

"Лучше купите правильный обратный билет, когда будете возвращаться, – серьёзно сказал один молодой парень. – Не все контролёры так добродушны, как этот, и у вас могут быть настоящие неприятности".

И каждый искренне и весомо высказал своё мнение по этому поводу, будто это был вопрос огромной важности.

2

В Ленинграде, поскольку трамваи, как водится, были забиты до отказа, мы решили доехать до гостиницы на автобусе и простояли в очереди перед вокзалом около десяти минут под моросящим мокрым снегом вперемешку с мелким дождём. Наконец подкатила неуклюжая и неповоротливая старая колымага, и нам всем удалось в неё забраться, хотя она и была уже достаточно сильно заполнена, когда остановилась, дабы забрать нашу "цепочку". Немилосердно трясясь и дребезжа, она всё же доставила нас в гостиницу, откуда, после быстрого ужина, состоявшего из борща, рагу и компота, мы снова отправились в путь – на этот раз, чтобы посетить ночной санаторий.

"Вы знаете, вам следует там побывать, – сказал нам один дружелюбный доктор. – В городах сейчас много ночных санаториев, и мы ими чрезвычайно гордимся".

"Но что они из себя представляют?" – спросила я.

"Ну, езжайте и посмотрите сами", – ответил он.

И мы поехали.

Первый, который мы посетили, располагался на проспекте Карла Маркса в огромном доме бывшего сахарного короля по фамилии Кёниг. В изысканном вестибюле нас встретил врач в белом халате.

"Я буду счастлив всё здесь вам показать и объяснить, чем мы занимаемся. Мы всегда рады гостям", – сказал он, вводя нас в большую комнату, которая, вероятно, раньше была гостиной и где сейчас сидели группы пациентов, слушая радио или играя в игры.

"Эти ночные санатории, – продолжил врач, – предназначены для работников, которые больны, но всё-таки способны трудиться. Например, если у них проблемы с желудком либо подозрение на начальную стадию туберкулёза и они нуждаются в особом уходе, то вместо того, чтобы идти домой, они каждый вечер приходят сюда и получают ванну, больничную одежду, необходимые процедуры для лечения их конкретных заболеваний и правильную диету. Они остаются здесь на всю ночь, проводя вечера, как вы видели: развлекаясь играми, обучаясь, читая, слушая лекции и радиопрограммы. В одиннадцать часов они должны лечь в постель и погасить свет. Утром они вновь проходят специальные процедуры, съедают здоровый завтрак и получают небольшие пакеты с едой, которые можно взять с собой на работу, дабы не употреблять ничего вредного во время обеда".

В одном из отделений мы встретили американца из Чикаго, который был рабочим на сталелитейном заводе. Он радостно поприветствовал нас и стал повсюду сопровождать, давая дополнительные разъяснения по-английски к тому, что доктор рассказывал нам по-русски.

"Это шикарное место, – сказал он, когда мы с ним прощались. – Я прихожу сюда уже три недели и, поверьте мне, не буду отбрыкиваться, если они решат продержать меня ещё столько же".

Позже мы посетили в России множество ночных санаториев, обнаружив, что все они необычайно хорошо организованы и весьма эффективны в своей активности по оказанию помощи мужчинам и женщинам, которым угрожала потеря здоровья.

В тот же вечер мы пошли в "Красное кино" на Невском проспекте и посмотрели картину о тайной деятельности революционеров в дореволюционные дни 1905-го года. Это был прекрасно снятый немой фильм, и зрители громко выражали свои чувства, освистывая всех представителей старого режима и радостно аплодируя всякий раз, когда подпольщику выпадала удача. Когда всё закончилось, мы побрели по Невскому проспекту обратно в гостиницу, и пока мои спутники обсуждали киноленту, я немного отстала, жадно разглядывая все знакомые старые дома и витрины магазинов. И снова я почувствовала себя призраком, годы спустя после своей смерти вернувшимся в город, где он когда-то был жив.

"Прежде в этом магазине была безумно красивая витрина с фарфором, – думала я, глядя на выставленные книги и карты сквозь большое стекло. – А вот то место, где я купила маленький терракотовый бюст Моцарта на свои рождественские деньги, когда мне было двенадцать лет. И все домашние надо мной потешались, а мой брат Мики сказал, что это глупое позёрство и пустая трата денег – покупать Моцарта вместо коробки конфет, потому что ему не хотелось смотреть на Моцарта и он любил конфеты. А здесь раньше была старая аптека Артура Дица …"