Именно это меня больше всего раздражало в Купаве. Она думала, что она имела право ничего не делать. Хотя, для этого не было никакой причины. Она не родилась в богатой семье и не была предназначена для великих свершений. Боги, мы жили на самом маленьком из островов архипелага. И, все же, она нашла способ уцепится за свою самоценность и важность.

«Быть молодой мамой непросто, Дарина.»

Купава оттолкнулась от половиц, ее тонкие, потрескавшиеся губы скривились во что-то уродливое.

«Это самая тяжелая работа. У меня не всегда есть время выполнять поручения, поэтому придется это делать тебе.»

Возможно, она была права. За Властимиром было нелегко ухаживать. Он был любопытным и активным малышом. Но, я не была ни матерью, ни женой, но выполняла и то, и другое, и даже больше. И, все же, опять эта фраза «молодая мама…»

«Властимиру четыре года, он не новорожденный.» – огрызнулась я.

Мои руки сжались в кулаки.

«Кроме того, помимо своих дел, я уже делаю большую часть твоих домашних дел, я присматриваю за твоим ребенком, и, к тому же, я работаю», – добавила я. «Все, что тебе нужно сделать, это пойти на рынок и купить дров и еды. Никто не просит тебя срубить дерево и наколоть дрова, Купава.»

«Работа!»

Она издала хриплый звук, похожий на звук откалывающейся коры дерева, в морозный сезон. «Певица – это не работа, Дарина. Это грязное увлечение. То, которое позаботится о том, что ты никогда не выйдешь замуж на этом проклятом острове.» Может быть, поэтому она меня и ненавидела? Не столько меня, сколько мою работу. Но, мне не было стыдно. Несколько вечеров в неделю я пела в постоялом дворе или на редком полуночном веселье, которое мы устраивали на острове. Теперь, когда я увидела, как ухмылка на лице Купавы превратилась в нечто более мрачное, чем я могла себе представить, я была в этом уверена. Она ненавидела меня за мою работу. Я пожала плечами. «Не все мечтают о замужестве», – сказала я и повернулась к ней спиной. Когда, я уже собиралась войти в дверь, Купава пробормотала слово, от которого я застыла на месте. «Мырзек.» Некоторое время, я стояла там, глядя на щели в двери. В горле застрял ком. Я задыхалась от ярости, захлестнувшей меня, от боли, потрошащей меня. Она назвала меня мерзостью.

Слово, которое было брошено в меня не потому что я работала певицей. Слово, которое никто из нас не должен был произносить на языке Богов. Купава рисковала моей жизнью, произнося это слово. Она могла раскрыть мою тайну. Ту самую тайну, за которую моя мама умерла, пытаясь меня защитить. Купава, с таким же успехом, могла бы плюнуть ей на могилу. Я медленно повернулась, чтобы посмотреть на нее через плечо, и вся моя спокойная ярость залила мое каменное лицо.

«Если ты, когда-нибудь, еще раз, произнесешь это слово, я отрежу тебе язык, пока ты спишь и скормлю его свиньям», – прошипела я.

Бледное лицо Купавы стало еще белее, и я обнаружила, что смотрю на испуганный призрак женщины. Не имело значения, выполню ли я свою угрозу или нет. Она мне поверила. Это все, что имело значение.

Прежде чем я успела повернуться к двери, она распахнулась, и вошел мой брат. Я отпрыгнула назад, прежде чем его массивное тело смогло сбить меня с ног. Я ударилась о стену. Купава ахнула, легкие нотки страха задержались на ее бледном лице.

«Боги, Владимир! Что с тобой?» – вскрикнула она. В ее сдавленном голосе прозвучал дрожащий гнев. «Властимир мог быть у двери! Ты мог бы сбить его с ног…» Владимир проигнорировал ее, и его лихорадочные глаза нашли меня. Я почувствовала, как мое сердце упало в желудок. Я знала этот защитный взгляд. Это означало, что произошло что-то страшное.

«Судно», – сказал он сквозь резкое дыхание.

«Черные паруса направляются в нашу сторону.»

Я прислонилась к стене, напряжение тянуло мое тело. И, действительно, когда я выглянула в пыльное створчатое окно, выходящее на пристань, я увидела беспарусное судно, в длину не менее семнадцати метров, корчащееся на горизонте.

«Боги, Владимир, ты чуть не напугал меня до смерти.» – я закатила глаза.

Я прижала руку к бьющемуся сердцу, словно пытаясь его успокоить. Но, Владимир не успокаивался.

Он схватил меня за плечи и встряхнул, в его глазах мерцало волнение.

«Черные паруса, Рина», – прорычал он.

Рина, так меня называл мой брат, когда нервничал либо волновался за меня.

«Моряки без документов. На этом судне могут быть Отроки.» Я выдохнула. Отроки, рукотворные дети одного Бога. «Не будь таким подозрительным, Владимир. Насколько нам известно, через наш остров проходит множество отроков – они просто не дают о себе знать. И я тоже.»

Купава выпучила на меня свои глаза. Я читала ее слишком легко. Поскольку, Владимир был в панике, что моя тайна может быть раскрыта, она боялась, что я скажу ему, как она меня назвала. И тогда ее ждет волна неприятностей.

Я почти сказала ему. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, как она будет извиваться и оправдываться. Чтобы смягчить некоторые колючие побуждения во мне, побуждения, которые никогда не утихали, как бы я их игнорировала, я отвернулась от них. Чудовище… Но, у меня не было возможности рассказать Владимиру, потому что не прошло и секунды, как в дверь постучали. Стук, который я знала лучше, чем собственную руку.

«Мила», – взвизгнула я и бросилась вокруг своего массивного брата.

Владимир не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить меня, когда я распахнула дверь и почувствовал дуновение прохладного воздуха, и сияющее овальное лицо.

Кудрявые волосы пшеничного оттенка, вились вокруг знакомого лица. Голубые глаза сияли ярче, чем летнее море по утрам. Мила быстро зашла в избу. Она оглядела пустую избу.

«Судно пришвартовывается», – взвизгнула она, хлопая в ладоши.

Я почти видела, как искры возбуждения пылают вокруг ее стройной фигуры.

«Владимир опередил тебя.» Я ухмыльнулась и закрыла шаткую дверь.

Ее лицо на мгновение потемнело, затем она снова оглядела пустую избу. Мила закончила осмотр, взглянув в окно, где тени судна приближались к нашему острову. «Владимир?» – произнесла она уныло, повернувшись ко мне.

«Он говорит, что судно плывет без парусов», – добавила я, пристально глядя на хмурый взгляд брата. Мила, какое-то время просто смотрела на меня. Я ненавидела этот взгляд, когда она так смотрела на меня, как будто в моей голове отсутствовала часть мозга. Затем, она широко и хитро улыбнулась мне. Ее улыбка растянулась от уха до уха. «Парусов нет», – подтвердила она.

Отсутствие парусов означало исключение надсмотра со стороны дружины, загадочную смесь пиратов, моряков и каперов. Возможно, на наш крошечный остров высадились даже нелегальные рыболовы, а это означало разврат и деньги.

«Госпожа Лучезара изменила наш график», – сказала мне Мила. «Сегодня вечером, мы работаем на вечернице.»

Каждый раз, когда судна приставали к нашему острову на ночь, мы устраивали вечерницу в полночь. Не потому, что мы были любезными хозяевами здесь, на Малой Муксалме. Это было ради развития купечества, на острове, и денег, которые мы могли выкачивать из путешественников. Я любила хорошую вечерницу. Тем не менее, мои губы сжались в линию. «Как певицы или…» «Как вдохновительницы.» Мила продемонстрировала мне свои ямочки и злобно подмигнула. Я загорелась, как фонарики ночью, моя собственная улыбка расплылась до ушей. Ни пения, ни представлений. Не будет настоящей работы, ни разливания напитков – нам собирались платить за то, что мы будем веселится. И подумать только, Купава осуждала мою работу.

Несчастная женушка что-то прошептала на ухо Владимиру и поджала Властимира себе под ноги. Должно быть, он проснулся, когда в избу ворвался Владимир, или возможно, мы с Милой разбудили его, своим, не слишком тихим ликованием. Но, чтобы бы ни шептала ему Купава, Владимир взял бразды правления в свои руки и заговорил за нее. «Если ты, сегодня вечером, работаешь на вечернице, не приходи домой. Останься у Милы или переночуй во дворе в бане.»