– Не надо, Петя…

Пётр сделал шаг назад. А потом повернулся и вышел.

Настя слышала, как на пороге он разговаривает с её матерью. Марфа Игнатьевна вела беседу нарочито громко:

– Вы бы, Пётр Александрович, побыли рядом. Такое горе, такое горе… Тамарка-то наша сгинула. Внучка моя ненаглядная пропала! Лучше б Сенька вместо неё…

Настя не выдержала, выскочила из дома, схватила мать за ворот и крикнула громко:

– Да это ты, ведьма старая, детей моих со свету сживаешь. Ты! Не могу больше видеть тебя, не хочу! Уйди с моих глаз! Убирайся!

Пётр еле оттащил Настю от матери.

Зевак было много. На следующий день сплетни неслись отовсюду.

Настя на работу не вышла.

– Брюхо-то у неё вон уже какое! Небось от Петра Саныча. Какой у нас агроном-то любвеобильный.

– Да вот поэтому муж от неё и сбежал. Стыдно должно быть. Уважаемый человек, партийный член, а такие дела творит.

– Да где ты брюхо видела? Нет ничего у неё.

– Да как же нет! Ты видела, как Пётр Саныч держал её? Ей-богу, как родную.

– Ой, не мели ты, Ганька, брюхо ей померещилось.

– А вот и не померещилось. Я шестерых родила, опыт имеется.

Все эти слухи дошли и до Анастасии.

Председатель на время вызвал ветеринара из города.

Прошло уже три дня с пропажи Тамары. Настя потихоньку приходила в себя.

С матерью не разговаривала. Пошла к председателю брать разрешение, чтобы в город поехать к мужу.

Всё было как в тумане. Председатель успокаивал несчастную мать.

Перед самым отъездом Настя встретила Геннадия Ефимовича, отца Вари.

Тот виновато опустил голову, попросил прощения за скандал, что устроил недавно.

Он же и поведал ей о том, что Варя видела, как Тамара шла к «остановке» три дня назад.

Настя от новости упала в обморок.

Когда очнулась, увидела склонённого над ней Петра, незнакомую пожилую женщину и старичка.

Женщина кому-то рассказывала:

– Как я его журила! Как журила мужа своего. Чего он, старый, дитя оставил на окраине? Заблудиться боялся по темноте. Как воевал он, не понимаю. Старость пришла незаметно. Ух, старый дурак! Я как услышала, что девчонку ищут, сразу об ней подумала.

– Настюша, – тихо говорил Пётр. – Вот Никанор Прокопьевич вести о Тамаре принёс. В город он её отвёз. Божится, что она это была. Фотографию твоя матушка ему показала. У деда сердце прихватило. Винит себя. Ты его успокой, он и не виноват вроде. Тамара у тебя какая самостоятельная! Только чего она в городе забыла?

– К отцу, видать, поехала, – предположила Настя. – Ох, а если не нашла его? Что будет-то теперь?

– Ты не вини себя, Настя! Поехали в город. Председатель машину разрешает. По дороге придёшь в себя.

Настя с трудом встала с кровати. Голова ещё кружилась.

На кухне сидел старый дед, рядом с ним его жена. Она всё ворчала на мужа.

Настя подошла к нему, дотронулась до плеча. Он поднял голову.

В уголках его глаз застыли слёзы.

– Спасибо, – сказала Настя, – спасибо, что рассказали о Тамаре.

– Прости меня, дочка! – прошептал старичок. – Мне не нужно было брать её. Я у неё сразу про мать спросил, а она ответила, что одна едет. Не прощу себе, если не найдёшь ты свою кровиночку, не прощу…

Дед дрожал, поглаживал рукой в районе груди.

– Я не виню, – стала успокаивать его Настя. – Найдём беглянку и приедем вас навестить.

– Если доживу, дочка! Если доживу…

– Поехали домой, – заворчала на него жена.

По пути в город Пётр Александрович старался развеселить Анастасию. Рассказывал ей шутки, смешные истории. Но Насте было не до шуток.

Она думала всю дорогу о том, что будет говорить Афанасию. Знала, что поругаются опять. И как хотелось Насте, чтобы Тамара была у него. Но надежды на это было мало. Афанасий вряд ли не оповестил бы жену, если б встретился с дочкой.

Десятки вопросов крутились у Насти в голове.

Она куталась в длинный материнский жилет. Прятала свой живот. Не хотела, чтобы муж узнал, что она беременна.

А Пётр, как назло, затронул эту тему.

– Поговаривают, – начал он издалека, – о тебе, Настюша, разное. Языками бабы умеют чесать отменно. Не промолчат в случае чего. Только вот пусть болтают разное. Но как тебе одной детей поднимать? Не думала ли ещё?

– А чего думать, – огрызнулась Настя. – Я замужем. Работаю. Власть советскую не ругаю, не ропщу. Не привыкать мне к заботе о детях.

– Ну Тамара и Арсений уже вроде как выросли, а родится ещё один. Кто будет коров лечить, пока ты при ребёнке будешь?

Настю утомлял этот бесполезный разговор, но Пётр был настойчив.

– Я к чему клоню, Настюша… Ты ведь уже и не живёшь с мужем. Пока мы в городе будем, ты бы развод с ним оформила. А я тебя в беде не оставлю. Знаешь же, что люба ты мне.

Пётр остановил машину.

Настя испуганно взглянула на него.

– Пётр Александрович, не смейте ко мне приставать!

– Не нужно так строго со мной, Настюша! Как волнительно из твоих уст вырвалось тогда «Петя». Давай не будем, хотя бы когда вдвоём, переходить к высоким именам. Давай по-простому, по-семейному. Мне так отраднее всего…

– Зря вы всё это затеяли, – вздохнула Настя.

– Я ваш поцелуй вот тут храню, – Пётр показал на сердце. – Мне другая не нужна.

– А как же Зинаида? – съязвила Настя. – Она же околачивается возле вашего дома. Как сторожиха, ей-богу.

– Да делать ей нечего, – возмутился Пётр. – Проходу от неё нет. Пирожки стала носить, пироги. Поставит на стол и ждёт, когда попробую. А потом улыбается, машет рукой и говорит: «До встречи, Пётр Александрович! Завтра вам галушек наварю!» Я и отказать не могу, и нагрубить тоже. Она сядет рядом и в рот заглядывает.

– Ну вот и прекрасно, – произнесла Настя. – Любит она вас и никому не отдаст. Голодным не будете. Баба она ладная, хозяйственная. А любовь придёт со временем.

– А у тебя тоже так было? – поинтересовался Пётр. – Любовь со временем пришла?

– Нет… – Настя задумалась. – Не было вроде как любви. Или была. Я не помню. Афанасий мать мою тогда спас. Вызвал врача. Успели спасти её. Вот я ради благодарности и вышла за него, а думала, что люблю. Но сейчас понимаю, что вроде и нет. Живём себе и живём, как есть. Чего уже менять? Чай, не молодые.

Пётр Александрович засмеялся.

– Чай, не молодые, а кровь кипит, когда ты рядом. Не отвергай меня, Настюша. Я стану твоей невидимой тенью. Буду помогать во всём. Можешь на меня рассчитывать в любое время. А дальше видно будет. У меня руки из нужного места растут.

Пётр начал расхваливать себя, но Настя остановила его.

– Поехали, – сказала она. – Нужно Тамару найти.

Когда подъехали к общежитию, где жил Афанасий, Насте стало плохо.

Пётр держал свою ладонь на её лбу и покрывал поцелуями лицо.

– Всё будет хорошо, родная… Я рядом…

Афанасий встретил жену с ухмылкой.

От него несло спиртным.

Заметив Петра, Афанасий произнёс:

– О, агроном Саныч пожаловал… Уж не обижайте! Прошу вас за стол.

– Где дочь? – накинулась на мужа Настя.

– Где-где… С тобой она живёт…

Настя заплакала.

– Сбежала она, Афоня! В город сбежала, тебя, видать, искала. Видел ли ты её?

Афоня усмехнулся и произнёс:

– И от тебя сбежала, и от меня сбежала. Ох и Томка, ох и дурная башка.

– Так она была у тебя? – взвизгнула Настя.

Афанасий почесал затылок и задал тот же вопрос:

– Так она была у тебя? Чёрт её знает… Была у тебя, была у меня… Вот, полюбуйся!

Афанасий расстегнул рубашку, снял её с себя и показал жене свою исцарапанную шею.

– Любуйся, что твоя кобра сделала! Змеиное логово – ваша семья! То уши чуть не оторвали, то кровушку мою чуть не пролили.

– Какая кобра? Тамара? – Настя с недоумением смотрела на мужа.

– Тамара, Тамара. Дочь твоя распрекрасная. Будь она неладна. Не буду я её искать. Даже не проси. Меня из-за неё с бригадирства сняли, премии лишили. А ей хоть бы хны. Пусть побегает, раз взрослой себя почувствовала. Чего она припёрлась ко мне?