Они смотрели на кукол.

Мальчики-слуги тоже с интересом наблюдали за представлением.

Потом всё тот же мальчик обратился к Насте:

– Меня зовут Афанасий. Я слуга его величества и для меня большая честь быть сегодня главным за вашим столом.

– Спасибо, – прошептала Настя. – Я хочу к маме.

– О, я с радостью провожу вас.

Афанасий показал своему напарнику какой-то жест, взял Настю за руку и вышел в большой коридор.

– Позвольте подвести вас к музыкантам, они покличут вашу матушку.

Настя крепко держала Афанасия за руку. Стало вдруг страшно.

Толпа гудела. Был слышен звон бокалов, смех, крики.

Рядом со стеной стояло высокое кресло. В нём сидела краснощёкая девица, явно перебравшая напитков.

Вторая девица размахивала веером перед лицом перебравшей и ворчала:

– Оля, я же просила тебя не брать с этого подноса ничего. Оля, прошу тебя, возьми себя в руки. Оля, ты же на празднике! Оля, не позорь нас, прошу тебя.

На мгновение Афанасий отпустил Настю, и она запаниковала. Среди толпы искала глазами своего провожатого и готова уже была заплакать, как он вдруг появился снова.

– Нам туда, – сказал он невозмутимо. – Там объявят ваших родителей.

И правда, неподалёку от музыкантов неистово маленьким молоточком бил по жестяной крышке слуга.

Толпа стихла. Слуга громко прокричал:

– Марфа Игнатьевна, ваша дочь просит вашего присутствия. Подойдите, пожалуйста, ко мне.

Настя, увидев мать, заплакала.

– Милое моё дитя, неужели тебя обидели? Милая моя девочка, я накажу обидчиков. Это он?

Марфа Игнатьевна ткнула пальцем в грудь Афанасия.

Настя с испугу кивнула.

Мальчик посмотрел на Настю с недоумением. Когда его за ухо тащил взрослый слуга, Настя прокричала:

– Это не он, не он!

Но было уже поздно.

Кто же мог тогда знать, что в 1923 году Афанасий Макаров заметит поздней осенью на улице девушку, одетую в летнее платье.

Он отдаст ей свой тулуп, приведёт домой. Отогреет. А потом вызовет врача к болеющей Настиной матери и спасёт её от неминуемой смерти.

Афанасий вспомнит Настю и будет часто обвинять её в том, что его тогда оттаскали за уши. Но это будет уже после вспыхнувшей любви, когда в семье начнётся разлад.

После того праздника Настин отец не вернётся домой. Он выпьет отравленный напиток. Вместе с ним погибнут ещё шестеро дворян.

Но Настя узнает об этом только через неделю.

Марфа Игнатьевна не будет плакать на похоронах мужа. Она быстро переведёт все его активы на свой счёт, снимет домик попроще. К богатой вдове вплоть до 1917 года будут свататься многие. Но Марфа Игнатьевна, лишившись мужа, станет наводить справки о неком Исуре.

– Милочка, родненькая, – сквозь свои воспоминания услышала Настя. – Иди скорее сюда. Гляди, что делается. Третья уже ослабла. Я ж без них никуда! Кто мне новых-то даст?

Настя открыла глаза, вышла из машины. Её помощница последовала за ней.

Чёрная лошадь лежала на боку и тяжело вздыхала. Из её глаз капали слёзы.

Настя припала к животному, потрепала за гриву и прошептала:

– Потерпи, моя хорошая, потерпи…

После введения снотворного Настя обрабатывала гнойные раны на морде и во рту лошади.

Три дня она не отходила от больных лошадей. На четвёртый день показала, как обрабатывать раны, и собралась было сесть в машину, как услышала за спиной:

– Что же вы, Анастасия Алексеевна, не пришли… Я так ждал вас!

Настя оглянулась.

Рядом с ней стоял Пётр Александрович.

Он подошёл ещё ближе, поцеловал Настину руку и произнёс:

– Я готов доставить вас домой, моя дорогая. Пусть помощница едет сама. Мы с вами отбудем несколько позже. Мне нужно сделать некоторые дела. А вы нужны будете мне для обсуждения отчёта на будущем собрании. Помните, я говорил вам о премии?

Помощница Насти скривила лицо.

– Ну я тебя предупреждала, – выпалила она. – Зинка тебя в покое не оставит.

Настя испугалась и сказала Петру:

– Делайте свои дела, я домой. Встретимся там.

Пётр Александрович остался недоволен отказом Насти, махнул рукой и пошёл прочь.

Приехав домой, Настя ждала его. Он не пришёл.

Мать Тамары чувствовала какую-то вину.

Уложив детей спать, отправилась к нему сама.

Дойдя до дома Петра, Настя остановилась. Услышала, как её окликнули.

Зинка в одно мгновение оказалась рядом. Руками упёрлась в бока, глаза вытаращила и грозно прошипела:

– Куда собралась, Настенька?

Настя не испугалась.

– Здравствуй, Зина, – произнесла она спокойно. – Да вот, к Петру Александровичу иду. Котёнок у него болен. Лапка сломана.

Зина пыхтела как самовар. Насте казалось, что от неё даже пышет самоварным жаром.

– Лапка, говоришь… Ну-ну… Что-то ты зачастила к нему.

– А отчего я не должна ходить к нему? – возмутилась Настя. – Пётр Александрович – человек свободный. У него, Зина, очень вкусный кофе. Попробуй как-нибудь обязательно.

Настя понимала, что играет с огнём, но захотелось Зинку позлить ещё больше. И ей это удалось.

Зинка вдруг стала захлёбываться в собственных словах. Она сыпала на Анастасию ругательствами, угрожала.

Настя развернулась и пошла домой.

На душе было скверно. Совсем запуталась Настя в этой жизни. Ей казалось, что каждый, кто рядом, подливал в её огненное сердце керосин. Не было такого человека, который направил бы на верный путь.

Марфа Игнатьевна не спала.

Сидела за столом и вышивала.

– Ты чего так быстро? – поинтересовалась она. – Неужто Пётр Александрович такой скорый?

– Такой вот скорый, – ответила Настя. – А чего медлить-то?

Марфа Игнатьевна покраснела, отложила свою вышивку.

– Ты, Наська, за языком следи, дети у тебя. А ты вроде и не птица вольная, а к мужику чужому ходишь.

Настя улыбнулась.

– Да ничейный он, мужик тот…

– Зато ты чейная! Ты сначала с Афоней своим разберись, позорница эдакая.

– Да я разберусь, разберусь, матушка. А вы как огонь и вода. То к Петру Александровичу присмотреться велите, то позорницей меня кличете. Вы, маменька, свои грехи поворошите. А потом и мне указывайте.

После этих слов Настя пошла спать.

Утром ушла на работу. В обед к ней прибежала Марфа Игнатьевна.

С порога кричала:

– Наська, Наська! Томка пропала!

Настя сначала спокойно произнесла:

– Куда пропала? Небось на улице с кем-то?

– Пропала, тебе говорю! Нет её! Нигде нет! Собирай помощь! Вдруг в лесу заблудилась. Ночи нынче холодные, а она только оправилась недавно.

– И как тебя одну в город отпустили? – ворчал старичок на повозке. – Я если туда суюсь, то глаза разбегаются. Раньше вот как было? Лошади, кареты, экипажи, повозки. А теперь? Мчится железная махина, гудит от неё в голове. Прожилки трясутся у меня от них. В висках так стучит, что сознание теряю.

Тамара посмеивалась над старичком. Она машин не боялась. Хотя ездила всего один раз.

– Если бы не бабкина прихоть, ни в жисть не поехал туда. Только ж я тебя до места не доставлю. Ты сама как-нибудь.

Тамара и так понимала, что отца придётся искать самой. Но как, она ещё не знала.

Из всего известно ей было лишь то, что отец трудится на стекольном заводе.

Денег Тамара дома не нашла. Взяла с собой кольцо, которое отец подарил матери в последнюю их встречу.

Ехала Тамара к отцу с новостями о том, как Марфа Игнатьевна при живом зяте сватает дочку к Петру Александровичу.

Хотела попросить отца вернуться домой или забрать семью к себе.

К поездке Тамара готовилась заблаговременно.

Пока мать отсутствовала три дня, Тамара собрала сумку с едой. Взяла у матери шаль, та её редко носила. Девочка была уверена, что пропажа будет незаметна. А сегодня, когда Настя ушла на работу, а бабушка ещё не проснулась, Тамара тихонько вышла из комнаты.

Очень боялась разбудить Сеньку. Он, как назло, этой ночью спал с ней на одной кровати. Тамара боялась, что он проснётся, и её план провалится.