РЖ: Какую из традиций русской критики вы считаете своей? Каких жанров, стилей, методологий вам не хватает в современной критике и - шире - в филологии?
М.З.: А какие традиции в русской критике вы знаете? Назвали бы... Мне нравится ранний Корней Чуковский. Это не традиция, это индивидуальный стиль. К современной критике у меня нет претензий и требований. Читать ее давно скучно, мне она не нужна. Знать мнение или интерпретации Андрея Немзера или Александра Архангельского, Натальи Ивановой или Аллы Латыниной? Зачем, что я с этим буду делать? Спорить? Я с ними в жизни не общаюсь, так чего буду спорить заочно?
В филологии в целом не хватает серьезной комментаторской работы. Вот текст, а вот комментарий к нему, подробный, "талмудический", методологически отрефлексированный (см. статьи Романа Тименчика и Омри Ронена на эту тему). В основном же все торопятся, халтурят. Получить грант, отчитаться... Тема должна быть удобной, иначе не успеешь за год, поэтому пишут в основном ни о чем. Работать людям некогда: поездки, лекции, презентации. Отсюда и мизерабельные результаты. Скажем, сборники безответственных эссе вместо исследований. Слишком много появляется книг без именных указателей, вот что по-настоящему плохо, остальное значения не имеет.
P.S.
Чтобы понять Золотоносова-критика нужно обратиться к трудам Золотоносова-исследователя. Традиционно считается, что тем у последнего две: "Золотоносов всем хорош, но особенно в двух темах - секс и евреи (для него это одно и то же)", - пишет рецензент "ExLibris'а", предусмотрительно укрывшийся от золотоносовского гнева за инициалами В.М. На самом деле Золотоносова интересуют не две, а три темы: секс, евреи и политика. То есть виноват: фрейдизм, антисемитизм и... политика. Впрочем, и между ними разницы для автора - никакой.
Но мы не о темах, а о методологии. Арсенал Золотоносова-филолога состоит из нескольких приемов, объединенных в первую очередь пригодностью для сведения сложного целого к простейшим первоэлементам. Любимый исследователем психоанализ применительно к искусству - методология откровенно редукционистская, о чем лучше всего написал Л.С.Выготский: "Беда в том, что при этом один писатель окажется роковым образом похожим на другого". Ровно это и происходит с персонажами нашего автора. Если верить Золотоносову, Борис Эйхенбаум страдал комплексом "нелюбимого сына" - последствия детской психологической травмы, Лев Ландау "постоянно и изнурительно доказывал свою потентность", а Даниила Хармса мучали образы кастрации". Вероятно, все это в той или иной степени верно, но мы любим всех троих не только за это.
Поиск подтекстов антисемитских или политических приводит, в общем-то, к сходному результату. Писатели-юдофобы оказываются похожи друг на друга, как счастливые семьи. Писатели-антисталинцы тем более.
Но предельной простоты подход Золотоносова достигает именно в критике. Едва ли среди сегодняшних обозревателей можно найти человека, способного соперничать с ним в последовательности отрицания текущего литпроцесса. Магистральная идея Золотоносова-критика, о чем бы и о ком бы он ни писал, сводится в итоге к одной фразе: всех расстрелять. Что нетрудно понять. Больше десяти лет из недели в неделю писать о ненавистном тебе предмете - свихнуться можно.
Надо отдать Золотоносову должное - за последние годы он не пропустил, кажется, ни одного мало-мальски заслуживающего внимания произведения: присуждение Букера Михаилу Шишкина за "Взятие Измаила" (вещь, которая "в смысле литературного качества... много хуже "Сибири" Георгия Маркова или любого романа Юрия Бондарева") "показало, что, как и раньше, премию получает не роман с определенными художественными качествами, а выдвинувшая его автора влиятельная литературно-издательская (журнальная) группа"; "Ложится мгла на старые ступени" Александра Чудакова - "бледненькие воспоминания, облеченные в форму безэмоциональной прозы"; роман Сергея Гандлевского "НРЗБ" "написан довольно уныло". Надеюсь, мы никого не забыли из лучших российских писателей рубежа веков? А, да: как оценивает Золотоносов Александра Кушнера и Дмитрия Быкова, каждый желающий может узнать непосредственно из напечатанного выше интервью.
Тем не менее, в отрицательной программе Золотоносова много верного. И когда он предлагает "признать, что писателей, которых стоит печатать, очень мало, что их в принципе не хватает на все журналы и на все размножившиеся премии, что два-три рассказа за год - это норма, что один неплохой роман в два года - это "перевыполнение плана" - я с ним абсолютно согласен (вот только романов хороших в последнее время почему-то стало больше, чем рассказов, - с малой прозой и вовсе беда). Я бы с не меньшим удовольствием согласился и с его положительной программой, да вот беда - Золотоносов ее скрывает и названия тех самых романов-рассказов держит в строгом секрете.
Можно увидеть в этом следование славной питерской традиции: литераторы Северной столицы анфан анфана терриблистее. Но даже основной соперник Золотоносова - Виктор Топоров помимо того, что всех ругает, еще и свой собственный литпроцесс выстраивает, на обочине общего. Мне очень не нравится русская литература в версии издательства "Лимбус Пресс", равно как и то, что происходит вокруг "Национального бестселлера", но Топоров, по крайней мере, пытается что-то противопоставить тем тенденциям в русской литературе, с которыми воюет как критик. Золотоносов же остается единственным, кажется, в современной русской критике гением чистого отрицания. Если, конечно, не считать положительной программой предложение описать взаимоотношения уральского лимитчика и шепетовской губернаторши в манере Андрея Платонова ("Я лучше тебя воспою в манере Николая Некрасова", - как говорил один из венедикт-ерофеевских героев).
Парадокс в том, что и самые простые модели оказываются не лишены противоречий. Странно обвинять "безгонорарную" премию имени Андрея Белого в "отчаянной лжи, предназначенной спонсорам". Так же, как странно сетовать на дефицит "серьезной комментаторской работы" и тут же пренебрежительно отзываться о Глебе Мореве - комментарий Морева к дневнику Михаила Кузмина 1934 года остается одним из образцов жанра.
А интервью... Ну что интервью... "Что касается комплексов Золотоносова, связанных с его мнительностью, думаю, что они и впрямь имеют место, думаю, что предположение об этом можно высказывать в печати, ибо сам Михаил в таких вопросах не стесняется. Совет будущим дискуссантам: знать об этой черте характера Золотоносова и не лезть на рожон". Заменяю "дискуссантов" на "интервьюеров" и под словами Славы Курицына подписываюсь.
Марк ЛИПОВЕЦКИЙ
12.02.2004
Русский Журнал: Марк Наумович, почему такое по определению "свободное" литературное направление, как постмодернизм, пережило расцвет в тоталитарные 70-е, а в либеральные 90-е, завоевав все газетно-журнальные площадки, не создало практически ничего равного "Школе для дураков" или "Пушкинскому Дому"?
Марк Липовецкий: Но это же естественно! Где напряжение выше — в замкнутом или в открытом пространстве? Андеграунд был такой замкнутой системой, где творческая энергия аккумулировалась (а нередко и перегорала). А в 90-е система распахнулась, и интенсивность не могла не понизиться.
Кроме того, то, что мы считаем классикой андеграунда, копилось там с 60-х. Как минимум 25-30 лет! И за эту эпоху выкристаллизовались 10-15 высококлассных имен, которые все знают.