Хотя биогенетический закон утверждающий, что онтогенез повторяет (рекапитулирует) филогенез, был выдвинут в середине XIX века, суть воспроизводства особи из зародыша была известна много ранее. Поэтому в работе «Философия природы» Гегель тщательно анализирует родовые процессы. Соответствие становления абсолютной идеи развитию зародыша отмечает и А.П. Огурцов в послесловии к «Философии природы» (9, 613). Следует все же подчеркнуть, что хотя этот процесс также является развитием, но развитие здесь выступает как воспроизводство ранее сформированной сущности. Во времена Гегеля развитие как новообразование, как качественное преобразование не было исследовано. Это достижение лишь прошлого века.

В том причина и многократно отмеченной слабости концепции Гегеля. Так же как становление организма из зародыша завершается его зрелой стадией, развертывание абсолютной идеи, а с тем и история становления завершаются в высшей его стадии – учении Гегеля. Другим неприемлемым выводом теории был диалектический детерминизм. Для воспроизводства организма случайность была столь малозначимой, что доминировала изначально присущая зародышу линия необходимости преобразований.

Все же наибольшим достижением теории Гегеля была разработанная им диалектика. Для понимания развития распространенная в естественных науках того времени формальная логика была неприемлема. Физика первоначально рассматривала изучаемые предметы как неизменные тела (материальные точки), подвергаемые внешним, механическим или гравитационным, воздействиям. Когда же наука начала познавать процессы развития, то выявилась беспомощность привычного формализованного мышления. Основной для нее принцип тождества никак не согласовывался с явлениями качественных изменений. Передовые философы первыми подвергли критике формальную логику. Прежде всего Кант, предложивший космогоническую теорию о возникновении солнца и всех планет из вращающейся рассеянной массы материи, представил антиномии (равноправные доказательства противоположных суждений) и дал критику общей (формальной) логики. Она не может выступать ни в качестве «органона» (орудия, инструмента) действительного познания, ни в качестве «канона» его – в качестве критерия проверки готового знания. Единственное, что она умеет, – «это подводить под правила, т. е. различать, подчинено ли нечто данному правилу… или нет» (10, 217– 8).

Но определить ту форму мышления, которая была бы плодотворна для познания развития, Кант не сумел. Поэтому старался обойти проблему с помощью практического разума.

Огромная заслуга Гегеля заключалась не только в понимании логических противоречий как действительных, а не мнимых противоречий в суждениях, но более всего в разработке законов диалектики, той логики, которая была бы способна познавать изменяемую, развивающуюся сторону действительности. Но подчеркну, что при всем том диалектика Гегеля наилучшим образом соответствовала именно воспроизводству, процессу становления организма.

К сожалению, этот прогрессивный поворот к теме развития в последующих философских учениях не стал разрабатываться, хотя наука начала предоставлять более глубокие знания о процессах качественных преобразований. Марксизм, который как бы поставил теорию Гегеля «с головы на ноги», придал ей материалистический вид, по существу, новых идей развития не привнес. К тому же в советское время марксизм-ленинизм был превращен в религию и закоснел в упрощенных догмах диалектики. Что же касается философии западных стран, то когда физика, изучая микромир, испытала кризис прежних представлений о мире, позитивизм постарался возвысить формальную логику и выдвинуть ее в качестве критерия научности. Позже «критический рационализм», поняв ограниченность принципа верификации позитивизма, а именно проверку теории на осуществимость ее следствий, выдвинул принцип фальсификации, т. е. проверку теории на неосуществимость следствий, полагая его строго доказуемым. Но и этот принцип оказался неприемлемым для оц енки теорий. Формальная логика принципиально не могла быть критерием научности, поскольку процесс познания является процессом развития.

К сожалению, в наше время многие философские учения отдалились от научных достижений современности. Постструктурализм, постмодернизм и схожие теории предпочли копаться в объектах созидания людей, в частности в литературных реализациях авторов, субъектов, полагая, что таким путем они разберутся в сущности общественной жизни. Об объективных закономерностях эволюции они не знают и не желают знать. Многие философы и социологи, далекие от знаний современной науки, предпочитают придумывать теории, зацикленные на творческих возможностях человека, по существу, вновь склоняясь к субъективному идеализму.

Физика, химия, биология наших дней многое постигли в изучении качественных преобразований, так что философия может вместо чрезмерных обобщений представить вполне научное решение проблем, занимавших издревле умы мудрецов. К тому же применение выявленных закономерностей развития к эволюционному пути человечества позволит лучше понять прошлую историю и тенденцию будущего его движения.

Естественные науки имеют, как правило, прочную основу. В течение многих веков разрабатывался математический аппарат, бесчисленное количество раз утверждая свою правомерность в многообразной практике человека. Эксперименты и опыты, поддержанные адекватными уравнениями, создали классическую теорию физики, которая до сих пор является вполне надежной при решении земных и околоземных космических задач. Тот факт, что она оказалась неспособной объяснить явления микро- и макромира, отнюдь не отбросил ее как ошибочную и бесполезную науку. Теория относительности, как и квантовая механика, формировалась, пользуясь ранее разработанными достижениями, а прежняя классическая теория взаимодействия объектов со скоростями малыми по сравнению со скоростью света и массами земного порядка предстала частным случаем общей теории.

Хотя, с одной стороны, абсолютная уверенность в ньютоновской физике была серьезно поколеблена, с другой стороны, утвердилось доверие к ней и другим прошлым достижениям в сфере таких условий, в которых они были познаны и прошли многократную практику. Каждый предшествующий уровень знаний становился базой для продвижения к новым теориям, обладающим более широкой общностью. Неправомерной была лишь их абсолютизация, стремление распространять познанные в определенной области законы на все явления мира.

Так что в естественных науках мы обладаем знанием законов, которые столь многократно подтверждались на практике, что воспринимаются как истинные, во всяком случае, в условиях нашего существования. К тому же на базе прежних знаний формируются новые, отчего наше представление о природе все более расширяется и упрочняется.

Ничего подобного, к сожалению, о гуманитарных науках пока что нельзя сказать. В них так и не утвердились какие-либо базовые знания, чтобы на их основе делать дальнейшие шаги познания жизни человечества. Новые теории социологов либо учитывали какие-либо положения иных учений, либо начисто отрицали их и выдвигали свои совершенно иные обобщения. Каждое утверждение имело не менее, но и не более обоснованные посылки, чем прямо противоположное суждение.

Гуманитариям лучше всего удавалось описывать реальные события, частную жизнь индивидов, а то и разного типа общностей, семейств, групп, объединений. Когда же интерес направлялся к выяснению причин, то высказывались столь разнородные основания, что каждый автор мог с равным правом критиковать прочие суждения и отстаивать собственный взгляд. Эта странная ситуация возникла оттого, что отсутствовала научно обоснованная концепция эволюции, так что предлагаемые теории выдвигали в качестве собственной базы какое-либо явление или качество сложившейся общественной жизни. Поэтому содержание основания теории зависело от предпочтений автора, от тех критериев, которые лично он считал наиболее ценными, хотя другие могли иметь противоположное мнение.