— Мы снова возвращаемся к вопросу, хорошо ли ты слышишь и способна запоминать, — Игорь Михайлович мрачно смотрит на меня и сплетает пальцы. — Что непонятного в приказе сидеть в комнате и не выходить?

Тон отдает металлом. Но мне есть что ответить.

— Все понятно. Я и сидела, даже попыталась уснуть, — отвечаю прямым открытым взглядом. Мне нечего скрывать. — Но не смогла, захотела пить. Спустилась и услышала стоны того человека. До этого вы интересовались его здоровьем по телефону. С моей стороны было бы бесчеловечно не предложить помощь, когда я могу ее оказать.

Игоря Михайловича, судя по довольному хмыку, ответ устраивает.

— Вот значит как. Какая ты полезная девочка! — улыбается, а потом внезапно обретает суровое выражение. — А если серьезно, никогда больше так не делай.

Черт. Я этим вечером много чего сделала не так. Что конкретно-то?

— А что, если бы этот парень тебя ударил? Или захватил в заложники? — чуть громче продолжает Игорь Михайлович. — Вдруг он опасен, а ты к нему вплотную подходишь!

— Так не был же… — тяну недоуменно. — К тому же меня никто не останавливал, когда я подошла.

— В этом конкретном случае тот юноша при всем желании не мог ничего сделать, все было под контролем, — назидательно разъясняет Игорь Михайлович. — Но в следующий раз не приближайся, пожалуйста, к незнакомцам, хорошо?

Он говорит так, будто действительно за меня беспокоится. До меня только сейчас доходит, что я рисковала собой, так бесстрашно подойдя к неизвестно кому. Судя по прозвучавшим словам, там какие-то криминальные разборки, а я даже не подумала, что это может быть опасно. Становится по-настоящему страшно.

— Поняла. А вы… бандит? — спрашиваю затравленно так и переминаясь с ноги на ногу перед столом Игоря Михайловича.

У него на лице появляется озабоченность, какая бывает у родителя, чье чадо снова сломало очередную любимую игрушку.

— Не совсем, — с загадочным выражением отвечает он. — Я сам по себе, но много кого знаю. И в связи с этим, у нас есть проблема.

Он произносит это таким тяжелым тоном, что я невольно предполагаю, что сейчас он скажет что-то вроде: «теперь ты слишком много знаешь, тебя надо убить». Ежусь, но не отрываясь смотрю на него — не то огорчен, не то сердит.

— Присядь, — Игорь Михайлович делает короткий взмах рукой в сторону угла, где стоит низкий стеклянный столик в окружении двух таких же низких мягких с виду кресел.

Исполняю. Игорь Михайлович достает из серванта у меня за спиной бутылку коньяка и ставит на столик вместе с двумя коньячными бокалам в форме перевернутых сердечек. Затем садится напротив и разливает напиток и берет в руку свой бокал.

Пялюсь на свой, рассматривая блики света на стеклянной столешнице. Я никогда не пила крепкий алкоголь. Родители запрещали, а Марк угощал меня только коктейлями и вином.

— Сегодня был длинный и тяжелый день, Эльвира, — устало произносит Игорь Михайлович и делает глоток бронзовой жидкости. Не морщится, катает на языке. — И ты своей выходкой добавила мне хлопот.

Он не настаивает, чтобы я пила. Не задает вопросов. Даже не смотрит на меня. Такое ощущение, что ему просто нужна компания, неназойливая и молчаливая. Что же, если можно просто посидеть рядом, я за.

— Я не просто так попросил тебя оставаться в комнате. Не планировал посвящать в свои дела так быстро, — его тугой тягучий голос гипнотически действует на меня. Успокаивает и одновременно пугает. — Но теперь ты в курсе, и мне надо принять решение, как с тобой поступить.

Холодею. Сбываются худшие догадки. Черт-черт-черт! И что делать?

— Я ничего не поняла, Игорь Михайлович, — лепечу скороговоркой. — И никому ничего не скажу.

Его черные глаза фокусируются на мне, колючий взгляд пронзает, пригвождает к спинке кресла. Красивые глаза. Пугающий взгляд.

— Не перебивай, пожалуйста, — бархатистый голос, а проходится по коже точно наждачкой. В пору прикусить язык и не влезать без разрешения! — Ты слышала фамилию и имя, этого достаточно.

Он делает еще один глоток и снова переводит взгляд куда-то в пустоту посреди комнаты.

— Меня называют Хищником, по фамилии, но на самом деле я посредник. У меня много клиентов, и все они не любят пристального внимания к своим персонам, — продолжает он. — Я не разглашаю имена тех, с кем работаю. Это все знают, поэтому мне доверяют.

Хочется сказать, что я готова подписать любые документы о конфиденциальности, но усилием воли заставляю себя молчать.

— Ты забралась куда тебя не приглашали и теперь знаешь то, чего не должна, — он, видимо, замечает мой нетерпеливый взгляд и хмурит брови, — и никакие подписки о неразглашении не имеют смысла. Я или доверяю тебе, или нет. И, наверное, ты уже догадалась… обратной дороги у тебя нет.

Последнее произносит с расстановкой, точно гвозди забивает, а я ощущаю, что начинают дрожать пальцы. По спине стекает холод, сердце стучит как бешеное.

Вот теперь, похоже, и мне надо выпить.

Стараюсь не подать виду, как испугалась. Подношу коньячку к носу, вдыхаю — удивительно приятный аромат. Совсем не пахнет спиртом. Делаю глоток… Какая редкая гадость! Вкус горьковато-сладкий, но во рту так щипет, что я глотаю эту адскую жидкость, и она прокатывается по пищеводу обжигающим теплом. Кашляю.

— Ты что, никогда коньяк не пила?! — с легким возмущением спрашивает Игорь Михайлович.

— Ничего крепкого, — пытаясь откашляться, стучу себя ладонью в грудь. На ресницах выступают рефлекторные слезы. — Так вы… меня не отпустите?

18

— Теперь, судя по всему, нет, — Игорь Михайлович отвечает не сразу, выждав драматическую паузу, будто и правда задумывался над моим вопросом.

То есть как он меня не отпустит?! Разум затапливает паника и злость. В каком качестве я должна провести с ним остаток дней? Эта перспектива не укладывается в голове! До конца жизни работать на этого… бандита? Он сказал, что не совсем бандит, но это не меняет сути вещей. Как теперь выпутываться?

— В этом только твоя вина, — с металлом добавляет Игорь Михайлович и допивает свою порцию коньяка. — Будет тебе урок на будущее — слушать, что тебе говорят, и выполнять неукоснительно.

— Какой-то больно суровый урок, — злобно бормочу себе под нос.

— Что ты сказала? — спрашивает Игорь Михайлович, заглядывая мне в глаза.

— Что урок не соответствует проступку, — рычу в ответ, глядя исподлобья. — Подумаешь, услышала одну фамилию! Что теперь, всю жизнь вашей помощницей работать?

— Урок соответствует среде, в которой я вращаюсь, — жестко отвечает Игорь Михайлович. — Из нее просто так не уходят.

К глазам подступают слезы.

— Но мне только двадцать пять, — голос подло дрожит. — Я… даже жизни не видела.

— Кто ж запретит тебе жизнь посмотреть? — усмехается Игорь Михайлович. — Просто для тебя будет лучше находиться под моим покровительством. Найдутся люди, которые заплатят большие деньги даже за тот клочок информации, которую ты сегодня получила. Или не заплатят, а вырвут силой.

Игорь Михайлович точно знает, о чем говорит, его убедительность пугает меня до чертиков. И одновременно с этим внутри вспыхивает выжигающий все на своем пути гнев.

— Зачем вы забрали меня из ресторана? — выкрикиваю возмущенно. — Зачем предложили мне работу? Оставили бы меня там! И пошла бы я в Пятерочку работать, не сломалась бы… А теперь…

Слезы просачиваются в голос, и я замолкаю. Отворачиваюсь.

— Ты нуждалась в помощи, — отвечает Игорь Михайлович, голос звучит бархатисто и спокойно, даже как будто довольно. — Я счел правильным оказать ее.

Слышу шорох одежды, похоже, он встал и подходит ко мне. Исступленно смотрю вниз, его начищенные остроносые ботинки появляются в поле зрения, но картинка размывается от слез. Он удивительно нежно берет меня за плечи и тянет вверх, вынуждая подняться.

— Ну тише, не плачь, — почти шепчет на ухо. Ласково и обволакивающе. — Ты устала, перенервничала, тебе нужно идти спать. Мы вернемся к этому разговору месяца через три, когда актуальность истории с Кораблевыми отпадет.