— Мы помирились с Ангелиной и приехали в Москву как муж и жена, — начал разговор с фактов. Смысл растекаться и воду лить?

— Но как же… — прошептала. — Ты ведь развелся с ней…

— Мне нужна Ангелина. Всегда была нужна только она. Я только ее любил, больше никого и никогда, — не жалею Марьяну. Жалость — слишком опасное чувство. Мы ведь взрослые и должны реально смотреть на вещи и предпочитать правду даже самой сладкой лжи.

Я три года пытался убедить себя, что чувств нет давно, прошло и травой поросло. Нет. Ангелина единственная женщина, которую я любил. Влюбленности были до нее, страсть, влечение, хрен дымился, аж ух! Но только ее любил по-настоящему. Даже сейчас, когда и не узнать толком в уверенной дерзкой красавице восторженную любящую Белоснежку. Ангелина всегда любила меня, даже когда делал плохие вещи. За пять лет привык, что всегда буду для нее на первом месте. Дурак. Есть выборы, которые женщина делает иным чувством — тот самый материнский инстинкт. Там уже не до мужчин. Он помог ей принять правильное решение, сохранить жизнь, а я идиот. Моя жена могла простить мне многое, но не это. И я не знал, что с этим делать. Реально не знал. Но найду лазейку обязательно. Я ведь никогда не проигрывал. Почти никогда…

— А как же мы? — жалобно начала.

— Нет никаких «мы» и никогда не было.

— Ты спал со мной! — упрекнула громко.

— О чем давно пожалел, — сказал чистую правду. Секс с Марьяной — недоразумение, которое принесло исключительно головную боль.

— А Ярослава? Она считает тебя вторым отцом! — давила на жалость.

— Но я не ее отец! Я предупреждал, что втягивать ребенка — опасная практика. Не прокатит со мной. Зачем ты дуришь ей голову?! — тоже психанул. Мне чужих детей нах не нужно! — У меня есть сын, и ему нужен отец. Я нужен.

— Ангелина должна была родить больного сына. Ты уверен, что он твой? Может, она отказалась от инвалида и взяла здорового мальчика. Придумала какую-то интригу, чтобы вернуть тебя! — Марьяна несла абсолютную пургу.

— Егор — мой сын. Моя маленькая копия, — отчеканил и отбросил салфетку: мне снова испортили аппетит. По ходу, еда мне отныне не светит. — Марьяна, прими как данность, что нас быть не может. Никогда не было и не будет. Максимум это приятели, — я поднялся и бросил пару купюр за наш кофе.

— Тимур! — крикнула вслед. — Ангелина никогда не будет любить тебя так, как я! Преданно и верно! Она уже выбирала не тебя!

— И правильно сделала, — ответил и вышел из ресторана.

Вечером я приехал домой на новом БМВ ХМ. Классная машина. Если Геле понравится, то можно оставить ее. Взял с заднего сиденья букет красных роз — все по классике: в цвет губ моей жены. С переднего коробку каких-то красивых пирожных для сына. Я сладкое не ем, но порекомендовали кондитерскую с авторскими десертами. Выглядит красиво. Дети ведь любят сладкое. Со всей этой суетой приехал только к девяти. Меня никто не встречал, естественно. Оставил свою ношу в гостиной и поднялся наверх. Было тихо, но не мертво и безжизненно, а с запахами, звуками, энергией. Подошел к детской, дверь чуть приоткрыта, горел забавный ночник с проектором — на потолке медленно кружились звезды и планеты. Ангелина лежала в обнимку с Егором и рассказывала сказку. Шрек повернулся, учуяв меня, и тихо выбежал, даже не залаял — уважает чужой сон. Только не мой, почему-то. Когда я спал — исходился лаем, если ему что-то нужно было или приспичило.

— Так и закончилась сказка про сороконожку, — тихо проговорила Ангелина, но смотрела на меня. Она поцеловала Егора, укрыла одеялом и ловко поднялась, опираясь на бортик кроватки.

— Не успел, — проговорил неуверенно. Мне сложно ориентироваться в настолько новых условиях, где я говно собачье, которое должно превратиться в благоухающий медовый леденец.

— Я укладываю Егора в полдевятого. К девяти обычно засыпает, — прошла мимо и начала спускаться.

— Геля, — окликнул, догоняя, — возьми ключи, — передал от БМВ. От дома и лофта ее связка висела на привычном месте. Для нас обоих знакомом. — Твой порше три года в гараже стоял. Посыпался, наверное. Бэха неплохая, присмотрись к ней.

Ангелина взяла брелок и сухо ответила:

— Спасибо.

Вот так: никаких восторгов и благодарностей. Моя жена научилась быть расчетливой стервой.

— Тимур, — взяла в руки букет, — это кому?

— Шреку, — решил подколоть. — Он полюбил красные розы, — м-да, жена, судя по лицу, не оценила. — Тебе, естественно. А пирожные Егору. Может, завтра попробует.

— Давай я еще раз объясню тебе суть нашего фиктивного брака: ты не даришь мне цветы, — и бросила их обратно на стол, — не приходишь ко мне в спальню, тем более без трусов. Никаких подарков, интима, внимания. Мы живем как соседи.

— Добрые?

— Злые. Очень злые соседи.

— Сыну подарки можно делать?

— Можно, — Ангелина взяла понтовую коробочку и поманила за собой на кухню. Шрек, конечно же, путался под ногами. Взяла десертную ложечку и дала мне попробовать кусочек красивого пирожного.

— Что за дерьмо?! — скривился я. Геля попробовала, облизнув остатки розовым язычком.

— Это мусс из личи и манго с лавандой. Ничего, в принципе, но не для ребенка. Я понимаю, наверняка твои подруги с Малой Бронной посоветовали, — попала в точку. Секретарша, но я с ней не спал.

— Я понял.

— Будь проще, Тимур. Дети не девки — с ними твои понты не работ…

— Да понял я! — взорвался. Не люблю нотации и выглядеть глупо. — Держи, — порывисто достал бумажник, — карта. Здесь первый транш по договору. За миллион в месяц могла бы быть чуть более ласковой.

— Я не буду с тобой ласковой даже за сто тыщ миллионов! — со стервозной улыбкой бросила. Я не выдержал, обхватил тонкую талию и притянул к себе. Сжал в объятиях, в себя впечатать хотел и сам войти в нее. Чтобы не смела так разговаривать со мной и смотреть слишком дерзко! Ласки хочу. Нежности. Страсти. Любви. Ее любви. Сочные губы манили, но в глазах приговор: сорвусь и все потеряю. Жену потеряю.

— В субботу будет благотворительный вечер. Это хорошая возможность заявить, что мы снова вместе, — ослабил хват, и Ангелина просочилась сквозь мои пальцы. Оставила одного: в руках призрак, а в объятиях фантом.

— Заявим, — шепотом проговорила и ушла. Я остался с офигенным ужином — дерьмовыми пирожными.

Открыл холодильник: кастрюля с супом. Цветные детские макароны, морковочка, грудка. Половничек ведь можно? Геля даже не заметит. Еще и остатки салата. Достал, посмотрел, понюхал — с ломтиками лосося.

— Живем, — подмигнул Шреку. Я даже подъедаться готов, лишь бы дома.

Глава 17

Ангелина

— Егор, — крикнула сына, — иди обедать!

Сварила сыну любимый куриный суп с цветными макаронами. Надеюсь, этот Тимур не съест целиком. Взял моду! Вычищает холодильник. Ну, в этом есть свои плюсы — еда не пропадала. Нет, я в кухарки, прачки и уборщицы для великовозрастного дяди не нанималась: если хочет нормального взаимодействия, пусть участвует. Мой муж слишком привык к обслуживанию, даже тарелку до посудомойки донести не может. Причем не потому что ленивый бытовой инвалид, а просто привык, что за него это сделают. Этот год будет для него полным открытий. Ну или пусть к Марьяне на ужины ходит. Звонит ему, значит, продолжают общение. Вероятно, она ждала, что Тимур вернется снова разведенным человеком. Незадача вышла.

Я покрутила кольцо на безымянном пальце. Я солгала, не выбросила свое обручальное, в шкатулке лежало. Но надевать не хочу и не буду. То, что оно значило для меня — давно в прошлом, и я не хочу возвращаться в то время.

— Егор! — снова позвала. Лай и визг слышала, на меня ноль реакции.

За три дня мы освоились и разведали обстановку. Пешком. Авто-кресло только сегодня должны доставить. Мантуров так удивленно поинтересовался, почему я не опробовала машину. Совершенно не подумал, что маленького ребенка нельзя просто пристегнуть ремнем.