— Мне не нужен ребенок с отклонениями, — отчеканил твердо.

— Но…

— Это бред — рожать, понимаешь? — вспылил непривычно. — Спроси у врачей! Альберт Ромович что сказал, м? Тебе показан аборт!

— Ты так просто об этом говоришь… — обронила, инстинктивно поглаживая живот.

Что меня удивляет? Тимур бизнесмен с родословной: он уже заработал капитал и теперь метил в правительство. Собирался идти по стопам отца — министра промышленности и энергетики. В его семье меня, обычную девушку без именитых родителей и финансовых возможностей, не очень жаловали, хотя и не обижали. Но ни муж, ни его отец не скрывали, что будущему министру нужна благополучная и здоровая семья. Безукоризненная репутация, красавица жена, умные и воспитанные дети — идеальная семья с картинки. Ребенок с отклонениями не вписывался в счастливую фотографию с баннера или предвыборного плаката.

— В тебе говорят эмоции и гормоны, — подошел и погладил по щеке. — Я думаю о нас. О тебя, Геля. Главное, чтобы ты не пострадала. Срок большой.

— Тим, я не могу, понимаешь? Если я не рожу сейчас, то… — закусила губу. Ни одной беременности не выносила… — Это огромный риск.

— Риск рожать инвалида! — припечатал словом. — Ты измучаешь нас и этого… ребенка.

— Это не сто процентов… — попыталась возразить.

— Семидесяти мне достаточно! — жестко парировал. — Ангелина, я люблю тебя, но либо ты соглашается на аборт, либо мы разводимся.

— Ты серьезно?! — воскликнула ошеломленно.

Нет. Это какой-то бред. Тимур любит меня. Я знаю! Пять лет женаты, и ни дня не чувствовала себя ненужной и нелюбимой.

— Геля, — мягко обнял, к себе привлек, волосы ласково перебирать начал, — либо он, либо я.

Ответить не дал — поцеловал, жестко врываясь языком, кусая прямо в губы. Тимур всегда был страстным и жадным в постели, но когда узнали о беременности, стал бережнее и нежнее. Я была хрустальной вазой для него, драгоценностью, которую нужно охранять. Но только не сегодня.

Муж резко дернул ворот платья: оно заскрипело и поддалось, скользя с плеча. Грудь обожгло прикосновение горячих пальцев. Я оказалась без одежды очень скоро, открытая и незащищенная перед большим и сильным мужчиной. Тимур брал сзади, стремительно, резко, жестко, словно добивался меня исключительно для себя, будто бы вытеснял сына. Он довел меня до финиша физически, но морально я страдала. Сладко-горькая ночь, со вкусом терпких одуванчиков и медового нектара. И боли. Мы не понимали друг друга. Мы теряли самое важное. Только оно имело ценность: муж и жена должны чувствовать друг друга и не причинять страданий. Сегодня это не про нас.

Приподнялась на подушках, красивое лицо мужа в полночной темноте разглядеть пыталась: твердая линия губ, густые брови и нос с легкой горбинкой; волевой подбородок и поразительно длинные черные ресницы. Во сне люди безмятежны и расслаблены, но не сейчас. Зубами даже во сне скрипел, а ресницы тревожно подрагивали. Я провела пальцем по четко очерченным губам и, всхлипнув, осторожно поднялась. Не могу так. Не могу!

На дрожащих ногах вышла во двор, слезы сами лились, но и я не пыталась их унять или хотя бы вытереть: пускай, так легче. Тонкая сорочка не спасала от ночной прохлады, но это и нужно было: бодрость и решительность, а не туманная расслабленная нега. Я всегда любила Тимура, уверенного, решительного, сильного, иногда вспыльчивого, непредсказуемого, порой опасного. В его обществе иначе нельзя, каста хищников. Тимур — безжалостный лев. Но не дома. Не со мной. Он говорил, что в моих объятиях ему по-настоящему спокойно, что может расслабиться и стать мягче, что я исцеляю. Так за что же он так жесток со мной? За что?!

— Почему не спишь? — услышала хриплый голос. Обернулась. Тимур сорвал с ротангового кресла светлый плед и закутал меня. Сам в одних мягких домашних штанах: от голой груди парило, на рельефных руках проступали крупные вены, черные волосы густой дорожкой убегали под резинку белья. Такой родной. Нужный. Любимый.

— Тим, я не могу, — роняла горючие крупные слезы. — Мы сможем. Мы справимся. Мы ведь люб…

— С чем ты справишься, Геля?! — грубо прервал. — С чем?! Ты понятия не имеешь, что такое больной ребенок! Это тяжело, глупенькая девочка. Ты в своей жизни ни дня не работала. Палец о палец не ударила. Ты только умеешь, что картины рисовать да мечтать о мире во всем мире.

— Я была тебе плохой женой? — от горького изумления едва ворочала языком. Да, Тим во многом прав: я рано вышла замуж и жила под патронажем мужа. Училась, занималась искусством, даже выставлялась в галерее. Тимур поощрял и все оплачивал. А сейчас… Осталось только куском хлеба попрекнуть.

— Ты охренительная жена, женщина, любовница, и я хочу, чтобы оставалась именно такой. Моей любимой Гелей. А не задолбанной матерью инвалида. Выбирай, — последнее слово хлестнуло ультиматумом.

— Тим, ты не можешь быть так жесток! Нельзя выбирать между мужем и сыном. Нельзя!

— Да каким сыном! Его нет, а я вот!

— Он уже шевелится… — шепнула одними губами.

— Значит, развод, — спокойно констатировал. — Мне нужна семья, а не больничная палата, — Тимур резко развернулся и скрылся в темноте дома. Через десять минут вышел полностью одетый, с небольшой сумкой, которую обычно брал в короткие поездки или командировки.

— У тебя два дня на подумать, — бросил и растворился в тенях гаражной постройки. Казалось, что далось ему это слишком легко. Разве такое возможно? Откуда столько равнодушия? Может, давно зрело решение, а сейчас… Я бракованная жена и от меня уходит муж.

Смотрела вслед и буквально физически ощущала, как наша связь растягивается и медленно рвется, расходится рваными нитями с оголенными нервами и сломанными душами. Потеряла. Я его потеряла…

Глава 2

Тимур

Светлая весенняя ночь на предельной скорости уносила вдаль от дома. От жены. От любимой женщины. Хотелось раздавить педаль газа, втоптать в землю, смазать жизнь в «до и после». Чуть крутануть руль — и все, конец. Вырвать бы с корнем сегодняшний день!

Я предчувствовал беду. Ехал в клинику и под ложечкой сосало: сердцем чуял, что хороших новостей не будет, даже успел смириться. Еще с двенадцатой недели прогнозы были спорные. Худшие опасения подтвердились. Геля в шоке. Она всегда верила в лучшее. А я… Нет. Кто-то из нас должен оставаться с трезвой головой. Говорят, что Бог любит троицу, но обычно в позитивном ключе, а нам с женой тройное испытание — три неудачных беременности. Ничего, выдержим: у нас еще будут дети, здоровые и нормальные.

Так я думал, пока лицо ее заплаканное не увидел. Уперлась рогом! Зачем? Для чего? Кому нужна эта жертвенность?! Мне точно нет! Не хочу такой жизни: ни для себя, ни для жены! И для этого ребенка тоже не хочу! Такие дети не должны рождаться. Это издевательство в первую очередь над ними, затем над родителями и самой природой. Я знал это. Помнил, хотя всеми силами хотел забыть. Но от некоторых вещей не убежать: они догоняли страшными кошмарами. Вот и со мной так случилось. Но я переверну страницу. Геля согласится. Она всегда шла мне на уступки. Потому что только я знал, как лучше.

Сейчас в ней говорит женская эмоциональность и тонкая сочувствующая натура. Ей сложно быть жесткой. Я помогу принять решение: давить буду, если придется. Эти два дня дам ей оплакать потерю, потом мы начнем новую жизнь. Я сказал. Я решил. Я беру на себя ответственность за эту жесткость.

Я приехал в свой старый лофт, оставшийся от холостяцкой жизни. Здесь мы с Гелей жили, когда забрал ее в Москву. После свадьбы дом взяли, переехали, но квартиру оставил. Мы молодые: если в центре отдыхали с друзьями или вдвоем, то оставались здесь. Вспоминали бесшабашную молодость. Жена и сейчас молоденькая, совсем девочка, хоть и двадцать пять по паспорту, это я четвертый десяток разменял. Внешне холеный крепкий мужик, внутри иногда чувствовал себя стариком. Жена на мир смотрела с позиции полуполного стакана, а я скептик: готовлюсь к худшему и на лучшее лишний раз не надеюсь. Меня жизнь этому научила. Зато я всегда готов принять удар, и этот приму. За жену в том числе. Ей будет больно, но я буду рядом.