Он считал, что София, вероятно, поняла, куда он стремится — в Ревелл-Корт. Ролло быстро сообразил, что ему не добраться до своих начальников вовремя с сообщением об ужасном плане Барду, но понимал, что должен что-то сделать. Он не хотел видеть, как женщины и дети будут разорваны в клочья в разгар ежегодного праздника огня. В отчаянии он решил обратиться к Люсьену Найту. За несколько дней до того Ролло получил от Люсьена записку, в которой тот просил его о встрече; без сомнения, Люсьен уже знал, что что-то назревает. Ролло собирался проигнорировать эту встречу, но передумал, узнав о разрушительных планах Барду.

И теперь Люсьен оставался его единственной надеждой. Только он может выслушать такого неудачника, как Ролло Грин. И только он способен воспрепятствовать Барду устроить в Лондоне взрыв в Ночь Гая Фокса. Ролло уповал на то, что ему удастся добраться до Люсьена прежде, чем этот русский ангел смерти настигнет его.

Положившись на божественное провидение, он пришпорил усталую лошадь.

В ту ночь Люсьен сидел у себя в спальне, уставившись в окно на темный горизонт и звездный небесный свод, и размышлял, чувствуя боль и возмущение из-за того, что так унизился перед Элис. В ослеплении он и не заметил, как за последние дни девушка стала ведущей в их отношениях. Вся их связь началась по его прихоти, ради его удовольствия, но теперь соблазнитель оказался в роли соблазненного. Ей что, нравится, когда он стоит перед ней на коленях?

Если бы только она сказала, что любит его, тоскливо думал Люсьен, потирая грудь. Но его маленькая художница с ее невыносимой честностью скорее будет страдать от сознания того, что она его ранила, чем успокоит его чувства ложью. И это ее свойство он уважает. И все же — возможно, он принимает желаемое за действительное — Люсьен не мог не чувствовать, что он ей дорог. Так он сидел и боролся с самим собой до тех пор, пока внезапно не решил пойти и все выяснить.

Он допил для куражу бренди, встал и вышел. Шагая по тускло освещенным лабиринтам коридоров, Люсьен ощутил давящую тишину Ревелл-Корта.

Он не мог принять эту неопределенность, это внутреннее смятение. Люсьен терпеть не мог чувствовать себя уязвимым. Это противоречило знаниям, полученным на войне, — постоянно быть настороже, не давать волю чувствам. Если она не желает быть с ним всегда, он не станет продлевать свои страдания, он просто отошлет ее утром в Гленвуд-Парк к ее драгоценному Гарри.

Стоя на пороге ее спальни, Люсьен протянул руку к дверной ручке и понял, что это мгновение решит их судьбу. Он добровольно отдал ей ключ, и теперь от нее зависит, впустит она его или нет.

Холодный пот выступил у него на лбу. Люсьен закрыл глаза от мучительного страха, сердце его гулко билось. «Господи, прошу тебя! Мне это нужно». То был жест отчаяния, Люсьен слепо ухватился в темноте за ее любовь, протягивая руки из самой глубины своего ужасного одиночества. И если она не впустит его, вряд ли у него когда-нибудь хватит смелости еще раз протянуть кому-нибудь руку.

Подготовив себя к худшему, Люсьен сжал дверную ручку, и незапертая дверь, скрипнув, открылась в ее темную, освещенную луной комнату.

Когда скрипнула дверь, Элис приподнялась в кровати, сердце у нее неистово забилось. Она поняла, скорее, почувствовала, что это Люсьен стоит в дверях. Она ждала, что он будет делать. Люсьен перешагнул одной ногой через порог и замер.

Элис окинула его взглядом, ощутив спазм желания. Его черные панталоны обрисовывали каждую линию длинных ног. На нем не было ни куртки, ни жилета, ни галстука. Белая рубашка была расстегнута у шеи, рукава закатаны. Он показался ей устрашающим и неумолимо прекрасным.

Элис медленно стала на колени. Она увидела, как он дрожит, она просто ощущала его вожделение. Элис знала, зачем он пришел, и понимала, что, если сейчас она его оттолкнет, он никогда больше не вернется. Не говоря ни слова, она протянула к нему руку.

Люсьен не пошевелился.

— Войдите, — прошептала она. — Идите ко мне.

Казалось, его настороженный взгляд охватил ее всю, потом, через мгновение, он беззвучно закрыл за собой дверь и крадучись направился к ней. У кровати Люсьен, подбоченившись, остановился, и при свете луны, при слабом красноватом отблеске полупотухшего огня в камине Элис увидела в его глазах бушующую страсть.

— Мне не следовало требовать от вас слепого доверия, поскольку мы оба знаем, что я этого не достоин, — напряженным голосом сказал он. — Я закрою Грот, как только это станет возможным. Я не могу объяснить, только не покидайте меня.

Она протянула руку и обхватила его сильный подбородок. Он прижался щекой к ее руке, потом поцеловал запястье.

— Люсьен, — прошептала Элис, — мне не следовало притворяться, будто моя любовь к вам зависит от всех этих вещей. Это не так. Простите, что я причинила вам боль. Я люблю вас. И я вас хочу.

С тихим сдавленным стоном Люсьен схватил ее в объятия, впившись в ее губы бурным поцелуем. Элис подчинилась, отдавая ему себя полностью, без оглядки. Затаив дыхание, она ждала, пока он стянет с ее плеч лямки ночной сорочки и обнажит груди. В эту осеннюю ночь кожа у нее была прохладной, но его губы обжигали, они жадно обхватили ее сосок. Затуманенная страстью, Элис гладила его блестящие черные волосы.

Его рука прижалась к ее ноге, потом углубилась между бедрами, жарко, восхитительно нажимая на них. Элис сняла с него рубашку. Кожа его пылала, волосы разлохматились. Она почувствовала, как сильно бьется у него сердце, когда гладила его великолепный торс. Ладонь ее скользнула ниже, к его плоскому животу, глаза следили за рукой. Она остановилась на талии, на поясе панталон, подняла вопросительный взгляд и встретила его обжигающий взгляд.

Она ждала, чувствуя, как дрожат у него руки, пока он расстегивал панталоны. Элис приспустила их ниже, потом рука ее скользнула в уже не облегающую одежду и обхватила его плоть, обнаружив, как ему хочется, чтобы к нему прикоснулись. Люсьен застонал. Она принялась его гладить, и он закрыл глаза от восторга. Левой рукой Элис обнимала его за шею. Вожделение в ней нарастало, она целовала его ухо, шею, плечи до тех пор, пока Люсьен не задрожал и быстро остановил ее, схватив за плечи.

— Лягте, — приказал он грубым задыхающимся шепотом.

Дрожа от желания, Элис подчинилась и закинула руки за голову. Люсьен поднял сорочку ей на бедра, осыпал их поцелуями, а потом прижался лицом к ее промежности. Элис напряглась, выгнулась, дрожа от немыслимого восторга, а он все целовал и целовал ее. Ей казалось, что она теряет рассудок, а Люсьен добивался, чтобы ее бедра двигались в одном ритме с ним. Задыхаясь от разнузданного наслаждения, она приподнялась на локтях и смотрела, как он ласкает ее тело. Просто невероятно, что она столько времени лишала себя этого! Если бы она только знала!.. Сердце у нее гулко билось, и ей казалось, что внутри у нее вот-вот разразится буря.

Когда Люсьен поднял голову, оставив ее неудовлетворенной, Элис подумала, что сейчас умрет. В диком восторге она смотрела, как он опускается на колени между ее ног. Люсьен склонился к ней, потом опустился, положив руки на кровать по обеим сторонам от нее.

В то мгновение, когда тела их соприкоснулись, когда Элис ощутила на себе тяжесть его мускулистого тела, ей показалось, что она в раю. Его грудь была влажной от пота. Он нашел ее губы и поцеловал. Элис крепко обхватила его за шею. Он снова принялся гладить ее между бедрами, так что, в конце концов, она просто опьянела от этих прикосновений. Люсьен стремительно освободился от панталон. Голый и скользкий, он устроился между ее бедрами; она инстинктивно сжала его ногами. Его гладкая плоть ласкала ее пульсирующее тело, увлажняясь от ее росы. Страстно поцеловав Элис, Люсьен погладил ее по щеке и по волосам, обхватил ее голову своей крупной, ласковой рукой. На мгновение он замер, глядя на нее, охваченную томным желанием, и в его сверкающих глазах проступила вся его обнаженная душа — теперь между ними больше не было никакого притворства. Молчание, окружавшее их любовь, казалось почти священным.