… умею кричать…

О, в эту ночь Зотов выясняет не только это. Впрочем, и я о нем тоже. Узнаю и то, как офигенно он целуется, и то, какой ненасытный он в сексе, и то, как умеет доводить в оргазме до исступления…

Рома затмевает собою мир вокруг. Отсоединяет от реальности и не позволяет опомниться. Он очаровывает всеми возможными и невозможными способами: безудержно страстным танго неумолимого языка в моем рту, бессовестно сладкими ласками, ураганным желанием и тихими, но безумно проникновенными признаниями.

– Смотри на меня, моя хорошая, – скорее приказывает, чем просит, отрываясь от моих губ.

И когда я выполняю, начинает входить. Медленно, растягивая удовольствие. Плавно, но непреклонно. И резким толчком в конце, вышибая вскрик. А потом назад, и снова вперед, не спеша, вбирая взглядом всю остроту и чувственность первого соединения…

Возбуждение накрывает сверх меры, кровь превращается в кипяток. Мне хватает совсем немного времени, чтобы соскользнуть в блаженство, и Рома, увидев это, больше не сдерживается…

Как истосковавшиеся подростки в пубертатный период, наконец-то, дорвавшиеся друг до друга – мы несемся вперед на гребне волны порока и ныряем в блаженный космос буквально одновременно.

И если я наивно думаю, что это было феерично и теперь можно, прижавшись к горячему боку, отключиться, то очень скоро убеждаюсь, как сильно ошибаюсь. Отдышавшись, Рома вновь меня целует. Вначале нежно, потом сильнее и глубже, а затем уже так, что сомнений не остается – произошедшее было лишь разогревом, потому что еще через пару минут он вновь начинает двигаться во мне.

– Нежная моя… хорошая… ласковая… вот так, умница… доверься мне… я не обижу… Олесся, моя…

Второй оргазм накрывает не так быстро, но в конце я уже не могу сдержать крика, а Рома рыка…

Успокаиваюсь и привожу сорванное дыхание в норму, лежа на груди своего большого и сильного мужчины, куда он сам меня водружает. И даже когда начинаю дремать, не отпускает, обнимает и поглаживает по спине.

– Спи, родная, набирайся сил, – слышу, уже проваливаясь в сон.

А спустя несколько часов понимаю, к чему была та самая фраза про отдых.

Называется, Рома дорвался, а три раза за ночь – не предел.

Прежде чем насытиться самому и укатать меня до состояния медузы, выброшенной на берег, Зотов еще несколько раз со знанием дела меня истязает. Долго, чувственно и безумно сладострастно.

В конце я без малого не теряю сознание… а Ромка стонет в нирване…

Глава 37

РОМАН

В комнате еще довольно темно, когда я окончательно просыпаюсь. И мне очень нравится начало этого субботнего утра.

Особенно то, как и с кем его встречаю.

Я лежу на спине, закинув одну руку за голову, а второй прижимаю к себе теплое податливое тело Олеси. Она тихонько сопит рядом. Спит на боку, уютно устроившись на моем плече, перекинув руку через живот и высоко задрав согнутую в колене ногу.

Собственница моя. И поза – огонь.

Меня вставляет от того, как доверчиво льнет ко мне ее стройное, сводящее с ума тело, как открыто и не зажимаясь оплетает своими конечностями, не торопится сбежать и отползти подальше, ища уединения. А понимание, что, сдвинув ладонь на северо-запад, я могу не только погладить округлую попку, но и прикоснуться к той части сладкого тела, быть в которой мне безумно понравилось, моментально приводит в полную боевую готовность.

«Угомонись, мужик! Пусть сначала отоспится и отдохнет. Всё еще будет. Много, часто и также ох..енно, как было ночью. Да даже еще лучше», – мысленно даю себе отрезвляющую затрещину и, слегка приподняв голову, касаюсь губами взлохмаченной макушки.

В душе разливается дурманящее тепло.

Как же мне зашибись, кто б знал. А ведь я уже не рассчитывал, что получу подобный подгон от судьбы. Да еще такой, что напрочь перекроет прошлое. Затмит собой всё.

Сделав глубокий затяжной вдох, ловлю собственный дзен и вновь плавно опускаюсь, чтобы больше не тревожить крепкий сон моей женщины.

Да, моей. Теперь я это понимаю, как никогда.

Своего человека чувствуешь не просто потребностями и определениями – о, она нравится; да, я ее хочу; мне с ней хорошо.

Нет. Туфта всё.

Тут иначе. Тоньше и глубиннее. Забота о ней становится так же естественна, как необходимость дышать. Желание защищать – непреодолимо. Но подминать и навязывать своё хочу – не получается даже мысленно, потому что ее комфорт первостепенен. И кишки выворачивает от страха, что оттолкнет, не примет, испугается. Зато от открытого взгляда глаза в глаза, от робкой улыбки и добровольного согласия – уносит напрочь. Как микрооргазм, честное слово.

И похрен, что на сопливого романтика начинаешь смахивать. Важно, что в душе покой, в душе ликование, и понимание: вот оно, моё всё!

Уловив сбившееся дыхание Олеси и дерганное движение ладошки, аккуратно прижимаю ее к себе ближе и почти невесомо поглаживаю по спине.

– Тш-ш-ш, всё хорошо, спи, Лесь... никто не обидит… – шепчу в макушку и улыбаюсь, ощущая, как напрягшееся во сне тело слушается и, поддаваясь, расслабляется.

Вот и правильно. Вот и хорошо. Так и должно быть. Доверие на уровне интуиции.

Моргнувший телефон беззвучно оповещает о пришедшем сообщении, но я его стойко игнорирую.

К хренам всё! Подождут.

Деятельный до звезды, сегодня я совершенно точно не хочу подрываться из кровати, куда-то бежать и что-то решать. У меня выходной. Настоящий. И пусть хоть одна брехливая собака надумает его испортить в такую рань, порву.

Следующие пару часов, как по заказу, выдаются спокойными. Олеся сладко сопит, я лежу рядом и не испытываю ломки, что чего-то не успеваю. Успеваю многое. И обдумать, как по-быстрому раскидать срочные дела. И куда стоит рвануть, чтобы устроить нам всем мини-отдых. И когда лучше это сделать.

Олеся просыпается в начале десятого, забавно морща нос и моргая.

– Ты уже не спишь? – удивленно приподнимает брови, замечая направленный на нее взгляд.

– Не сплю.

– Давно?

– Не знаю. Да и какая разница? – пожимаю плечом, улыбаясь.

Подчиняясь инстинктам, слегка надавливая, веду костяшками пальцев вдоль позвоночника, от шеи вниз, и с удовольствие ощущаю, как Олеся выгибается, прижимаясь ко мне плотнее.

– Рома, – охает на выдохе, когда ладонь достигает уже обожаемой мною попы и слегка поглаживает округлости, – угомонись, ненасытный.

– Лесь, миссия невыполнима, – подзуживаю, с восторгом наблюдая, как расширяются и темнеют уже почти несонные глаза.

Ох, черт, классно-то как!

– Но…

– Поцелуй меня… сама, – перебиваю, залипая на моменте, как розовый язычок, вынырнув, быстро увлажняет нижнюю пухлую губку.

Медлит. Раздумывает, а меня уже на части от жажды рвет.

– Ладно… один раз только.

Согласен, милая. Для начала и один – неплохо, а дальше. Дальше столько, сколько захочу. Сколько сама захочешь…

Приподнявшись, тянется выше, опирается двумя локтями в матрас по обеим сторонам от моей головы. Склоняется. Чувствую, как грудь касается моей, как осевший на рецепторах запах ее кожи запускает животные инстинкты.

Смотрим друг другу в глаза, а затем на губы.

Пипец, бомбит!

Целуй же, ну!

И она делает это. Целует, робко, будто в первый раз. Хотя сама. Меня. Она действительно. Целует. Впервые.

‍Арр-р-р!

Не могу и не собираюсь бездействовать. Прихватив ее нижнюю губу, касаюсь языком. Олеся тихо стонет, а у меня в груди все замирает от восторга.

Накрыв рукой ее затылок, углубляю поцелуй. Стараюсь быть нежным, хочу, чтобы понравилось, чтобы потянулась сама, прося и требуя еще.

И она откликается. Поворачивает голову так, чтобы нам удобнее было целоваться, а потом поддается, когда я легко меняю нас местами, нависая над ней сверху.

– Ромка, ты сумасшедший, – стонет, выгибаясь.

Не прячется. Подставляет шею, грудь, живот, все, куда тянусь, под мои уже совершенно нецеломудренные ласки.