Я же мысленно благодарю Романа.

Он прав. Очень сильно прав, говоря про ответственность и безответственность.

– Роман Сергеевич… – оживает мой сын, когда мы остаемся вчетвером.

Но Зотов его перебивает, протягивает руку и хлопает по плечу, следом еще и приобнимает, рыкнув:

– Алешка, спасибо за Ваньку. Ты – крутяк!

– Норм, – отмахивается мой четырнадцатилетний герой.

Подмигивает маленькому темноволосому красавчику, продолжающему сидеть на отцовских руках, сжимает пальцы в кулак и подставляет Ваньке. Тот старательно стискивает свой крошечный кулачок, задорно улыбается и, как взрослый, дает ему «пять».

Я под впечатлением. Стою и улыбаюсь, как малахольная.

– Олесь, извини, – отвлекает Рома от наблюдения за пацанами. – Я охренеть, как лажанулся, что не проверил досье этой идиотки от и до. Понадеялся на репутацию фирмы, а надо было…

Что было надо, договорить он не успевает, потому что отвлекает очередной звонок.

Зотову хватает одного взгляда на имя абонента, чтобы чертыхнуться, но все же ответить.

– Да, Макс… знаю, что опаздываю… да, тяни время… закажи им какой-нибудь деликатес, который долго готовят… вот и ладно… скоро… обещаю… сейчас Ванька одену и приедем… плевать я хотел, что у них с детьми после семи не пускают, у меня форс-мажор… да… да… жди!

Кто в тот момент, когда Зотов сбрасывает вызов, тянет меня за язык, я не знаю. Слова точно сами собой слетают с губ.

– Ром, если хочешь, я могу посидеть с Иваном.

Успеваю увидеть удивление в серых глазах, но первым, от кого получаю ответ на своё смелое предложение, оказывается молчун.

Ванюшка задирает голову, несмело мне кивает и тихонько произносит:

– Хочу.

Глава 23

ОЛЕСЯ

– Ма, норм, если я пойду спать? – негромко интересуется Лекс, остановившись в проеме входа в гостиную. Влажные волосы после душа немного топорщатся, острые скулы алеют. – Вымотался на тренировке так, что глаза слипаются.

– Наверное, не только на тренировке? – подмигиваю, напоминая про недавно закончившийся активный вечер.

– Ну да. Было весело, – обозначает ямочки на щеках. – Ванька прикольный.

Вот тут полностью с ним согласна. И по поводу веселья, и по поводу нашего маленького гостя. Давно так не отдыхала.

– Вы оба прикольные, – даю собственную оценку, окидывая уставшее сокровище любящим взглядом.

Да и разве можно на детей смотреть иначе?

Я не представляю.

– Конечно, иди, Лекс. Сладких снов, – добавляю, отвечая на вопрос.

Сын кивает, но прежде чем развернуться и уйти к себе, уточняет:

– Ванек так и дрыхнет без задних ног?

Бросает взгляд в сторону моей спальни. И я тоже поворачиваю туда голову. Заодно прислушиваюсь, стараясь из-за неплотно прикрытой двери уловить малейшие звуки. Шорох или, не дай бог, плач.

Не знаю, как крепко по ночам спит маленький Зотов, надеюсь, крепко. Потому что, положа руку на сердце, немного трушу. А вдруг он проснется, испугается и раскапризничается? А я возьму и облажаюсь. Не смогу утешить или подобрать нужных слов, а может, просто не справлюсь.

Страшновато.

Лике было два, когда она погибла. Я занималась ею сама, лишь изредка приглашала няню, когда Алешка болел и нужно было поехать к врачу. До сегодняшнего дня была уверена, что ничего из прошлой жизни не забыла.

Оказалось, ошибаюсь.

Ванюшка своим появлением развеял прошлое в дым, а заодно напомнил, что четыре года – большой срок, и некоторые моменты благополучно из памяти стерлись. Например, что детки-трехлетки довольно активны, непосредственны, безумно милы и любопытны.

– Ага. Умотался малыш, – соглашаюсь, убедившись, что тишина из спальни мне не мерещится.

Переглядываемся с Алешкой и, не сговариваясь широко улыбаемся.

Умотался Ванюшка – не то слово. Вырубился, сидя на ковре с пультом в руках и довольным личиком.

Спасибо Алешке, постарался. После того, как мы втроем вернулись к нам домой, и я накормила детей ужином, сын приволок из кладовки огромную коробку с железной дорогой, двумя радиоуправляемыми поездами, кучей вагонов к ним и парой десятков других важных деталей, изображающих знаки безопасности, шлагбаумы, краны с материалами, деревья, людей. В общем, полный комплект.

И вот все это добро мальчишки, высунув языки от усердия и задействовав свободное пространство гостиной, собирали, крепили, сцепляли и расставляли, стремясь создать единый зацикленный организм, где все будет работать, как часы. Хотя, что там мальчишки, одна девчонка в моем лице тоже в сборке участвовала.

Присоединилась с большим удовольствием.

Только на паровозах не гоняла, отдав это важное дело в руки мужчин-профессионалов, а сама работала за диктора, объявляющего остановки и то, чем требуется загружать вагоны.

Стоит признаться… было безумно увлекательно. Я сто лет, как минимум, так весело не проводила время.

Мальчишки, судя по всему, тоже. То-то один из них вырубился прямо в процессе отправления его поезда на склад.

– Спокойной ночи, – желает мне Алешка и, негромко стукая по ламинату голыми пятками, уходит к себе.

Я еще пару минут прислушиваюсь к тишине, потом бесшумно, откладываю телефон, поднимаюсь с дивана и иду в кухню, чтобы заварить себе горячего шоколада. Нужно дождаться Романа, подписание контракта у которого здорово затянулось.

Пятнадцать минут назад он скинул мне сообщение, что уже выезжает. Правда, с другого конца города, поэтому быстро не обернется. Я обещала дождаться.

Пока греется чайник, тихонько домываю посуду и попутно анализирую всё, произошедшее за вечер.

Стоит признать, меня приятно впечатлило, что Зотов не пропал, сгрузив на мои плечи ребенка. На протяжении всего вечера он звонил и интересовался нашими делами. Попутно каждый раз извинялся, клял какого-то Макса и обещал выполнить любое моё желание за помощь с сынишкой.

Хорошо понимая его нервное состояние, я над ним не шутила, подробно рассказывала, где мы есть, чем занимаемся, и время от времени скидывала фотки, на которых запечатлевала прикольные моменты: как Ванюшка помогает Алексею собирать в сумку экипировку в раздевалке; как примеряет его шлем и перчатки; как они сидят вдвоем на заднем сидении моей машины, и ввиду того, что детского кресла у меня нет, Лекс Ивана приобнимает; как мальчишки ужинают, держа в одной руке дольку огурца, а в другой наколотую на вилку сосиску в виде цветка; как строят железную дорогу; как смеются, завалившись на мохнатом ковре-шкуре; как Ванюшка, сидя, клюёт носом, а потом уже лежит в моей кровати, подложив ладошку под пухлую щечку.

***

Роман приезжает в течение часа.

Первое, что замечаю, когда распахиваю дверь, пышный букет в осеннем антураже, состоящий из цветов, веточек и закрытых бутонов всевозможной желто-оранжевой палитры. Безумно красивый, насыщенно-яркий и солнечный.

Затем вижу глаза Романа.

Уставшие, с неглубокими мимическими морщинками на внешних уголках, дымчато-серые, как туманное утро или осенний дождь. Глубокие и невероятно теплые. Как и улыбка, которая рождается на губах мужчины, стоит мне произнести:

– Ого, какая прелесть! Привет, проходи скорее.

– Привет, – отзывается Зотов, переступая порог, – держи, – протягивает мне цветы и следом мило оправдывается, – ты только не подумай. Это не взятка. Про обещание «выполнить любое желание» я помню и не отказываюсь.

Смотрит честно-пречестно и даже как будто немного волнуется.

Списываю это на шальную игру воображения при неярком освещении настенных бра. Уж кто-кто, а этот мужчина вряд ли станет стесняться и чувствовать себя не в своей тарелке.

Не то, что я, с какого-то фига разволновавшаяся, потому что вдруг резко почувствовала себя молодой, хрупкой женщиной, оставшейся наедине с симпатичным мужчиной. А на дворе ночь, тишина, романтика.

Кирова, угомонись! И ладони спрячь, а то вон как вспотели.