Нет уж. Я столько лет терпел, теперь ее очередь!

В пару движений стягиваю с шеи галстук-удавку, откидываю куда-то на диван и, взъерошив на затылке короткие волосы, отталкиваюсь от мягкого сидения, чтобы подняться на ноги.

Что ни говори, а дома все равно хорошо.

Умеет Олеся создавать уют. Чисто кругом, ни пылинки, ни соринки. Всё на своих местах, хотя квартира большая. С кухни тянет ароматной выпечкой и яблоками.

Ясен пень, к приезду Лёшки старалась. Тот от мамкиной шарлотки и наваристого борща с ума сходит. Наяривает так, что за ушами трещит. Подрастающий вечно голодный организм.

Впрочем, я и сам люблю, как супруга готовит. Подача, конечно, не такая изысканная как в ресторане, но по вкусу ничем не уступает.

Прохожу в спальню, чтобы скинуть уже надоевший костюм и переодеться, и на секунду застываю.

Чего в Олесе не отнять – это целеустремленности. Если что-то надумала, упрется рогом, но не отступит. Вот и мне… уже вещички собрала.

Смотрю на два чемодана, подпирающие стену, на пустые полки и вешалки в гардеробной и шалею. Скорая у меня женушка, однако. Быстренько выселить решила.

Вот только фиг она угадала!

Никуда я уходить не собираюсь. И чхать хотел, что эта квартира по факту оформлена на нее – очередной папочкин подарок на рождение внучки Лики. Я тут тоже прописан, и как муж имею все права жить.

Недолго думая, раскидываю один из чемоданов на кровати, отыскиваю футболку и спортивный костюм, чтобы переодеться, а остальное добро кое-как распихиваю по полкам.

На второй баул даже не смотрю. Как Олеся собирала, так пусть сама и назад всё развешивает. Я пальцем не прикоснусь. Не царское это дело.

Хмыкаю над удачной шуткой, но через миг становлюсь серьезным.

Идея подстраховаться, когда жена так резво взяла с места в карьер, лишней не будет.

Пока иду на кухню, чтобы приготовить себе кофе, набираю Баринова, отчима моей жены и весьма полезного человека. У того так мало моральных принципов и полное отсутствие комплексов, что он и его ребятки идеально подходят мне для решения кое-каких щекотливых вопросов, с которыми лично возиться не по рангу, да и хлопотно.

– Как отдых, родственничек? Оттянулся на свободе? – подкалывает Евгений после коротких взаимных приветствий.

Слышу гул улицы и то, как глубоко он затягивается, а затем медленно выпускает из легких дым.

– Неплохо. А ты, смотрю, уже в курсе? – отмечаю между делом, раздумывая: стоит ли присоединиться и тоже посмолить в вытяжку или лучше не нарываться на недовольство Олеси.

Она злится, когда я курю в доме. Вечно ворчит, что это можно делать на лоджии, открыв окно. А я вроде как ее слышу, но бывает, что на просьбы забиваю.

Охота ли в холод жопу морозить?

– Ну так мне, как твоей крыше, положено, – усмехается Баринов.

Он – еще тот ушлый жучара. Любит держать руку на пульсе и быть в курсе моих дел. Впрочем, я не в напряге.

Мы уже несколько лет плотно и взаимовыгодно «дружим». И он не только знает про мою свободолюбивую натуру, но и довольно ловко, манипулируя собственной женой, матерью Олеси, прикрывает мои леваки и стряпает стопроцентные алиби.

– Помощь нужна? – вот и в этот раз Палыч не топчется на месте, спеша быть полезным.

– Поздно, – отмахиваюсь, все же решая, что никотинчик не повредит.

Щелкаю зажигалкой, прикуриваю и делаю глубокую затяжку. Запрокидываю голову, прикрываю глаза и, секунду подержав дым в легких, его выпускаю.

– А подробнее.

– Полюшка, хулиганка, ей смску скинула, – сдаю любовницу.

Мысленно костерю ревнивую пассию и одновременно красочно представляю, как долго и в каких позах буду завтра в обеденный перерыв её наказывать. На губах расцветает порочная ухмылка, по телу прокатывает горячая волна, в штанах становится тесно. Полюшка у меня уж очень горячая девочка.

– Да и кроме этого косячок нарисовался, – рассказываю о том, что при встрече вывалила супруга.

После еще пару минут обсуждаем тупость баб и их странно-неуемное желание присваивать мужиков, словно собственность, хотя они всегда и во все времена были свободолюбивыми самцами. И только после всего перехожу к сути звонка…

– Что там Алиска? Отдельно жить не передумала? – интересуюсь у Баринова его родной дочерью, младшей сводной сестрой моей жены.

Фыркает.

– Канючит по-прежнему. Вот только не хрен ей! Знаю я эту самостоятельность… пьянки, гулянки, мальчики.

– Да ладно, Палыч, – отмахиваюсь, – не мели не дело. Присмотришь, не впервой. Тем более, мне как раз надо, чтобы наша вторая с Олесей квартирка была очень и очень занята.

– Зачем это?

– Догадайся.

– Неужто Леська тебя из дома выгнать решила?

В чем – в чем, а в логике Барину отказать нельзя.

– Пока только собранными чемоданами намекнула, – признаюсь после очередного глотка никотина. – Другого ляпнуть не успела. Алешка раньше времени приехал. Так что она сорвалась посреди прочувствованной речи.

– Ого, резвая! Вся в папашу, – сплевывает Евгений. – Я всё понял, Серый. Сделаю в лучшем виде. Алиска сегодня же переедет.

– Вот и ладушки! С меня причитается, – благодарю родственничка и отбиваю вызов.

Глава 10

ОЛЕСЯ

Пока под колесами проглатываются километры пути, воскрешаю в памяти состоявшийся с мужем разговор. Его слова, жесты, мимику, нагловатое поведение. Всё то, что смогла считать и рассмотреть, наконец-то, сняв шоры с глаз.

А там все просто и лаконично. Полное удовлетворение собой и своим положением и ни капли стыда в глазах.

Ни на грамм.

Лишь глухое недовольство, скрытое наигранной ухмылкой, что я узнала о его похождениях. Как же, поломала идеальные планы и заставила оправдываться.

А что может быть хуже для мужчины, привыкшего командовать и ощущать себя царем мира, чем понимать, что налаженная жизнь пошла рябью?

Верно! Придумывать отговорки и юлить, аки студенту-желторотику перед ректором. Для Кирова – однозначно.

Это же вышка, когда с какого-то фига покушаются на непомерно раздутое эго самца, которое априори неприкосновенно. И кто? Жена, все пятнадцать лет безоговорочно признававшая его главенство.

А тут усомнившаяся.

Поэтому он взбрыкнул. Натянул на лицо усмешку и стал нести чушь, что развода не даст.

Для чего? У меня сомнений нет.

Тем самым попытался восстановить лидерство; загнать меня в прежние рамки, когда молчу и соглашаюсь; вернуть себе комфорт.

Хмыкаю. Трещина, пробившая сердце, когда узнала о его изменах, после наглых ответов превращает жизненно важный орган в труху. Серую пыль.

Без шансов на восстановление.

Всё потому, что это разбились последние крохи моей наивности.

Глупо?

Может быть. Но я до последнего верила, что ему хотя бы чисто по-человечески будет стыдно перед женщиной, которой когда-то клялся в любви, перед женщиной, которая всегда старалась быть поддержкой и родила сына, как он просил.

Стыдно Сергею не стало. Потому что он и не хотел быть верным. Он всего лишь хотел, чтобы я не узнала о загулах.

Сжимаю оплетку руля чуть крепче. Прикусываю изнутри губу, улыбаюсь сквозь близко подобравшиеся слезы. Мысленно прогоняю их прочь, как уже неуместные и лишние.

Что ж горький опыт – тоже опыт. И он однозначно показывает: людям свойственно идеализировать тех, кого они любят. Это очень опасный путь. И я его прочувствовала на собственной шкуре.

Нельзя сужать мир до одного человека. Нельзя.

Нельзя постоянно подстраиваться и быть удобной, как домашние тапочки, которые натягивают, когда устают от всего остального.

В голове вырисовывается правильный вопрос: как я упустила звоночки, когда он стал от меня отдаляться?

Хмурюсь, вспоминаю, анализирую.

Понимаю одно – это происходило так медленно и плавно, растягиваясь на годы, что я просто проморгала. Но, если отмотать время далеко назад и сравнить с днем сегодняшним, то отыскать изменения можно.