Моргнув, смотрю на хирурга в ступоре. Видимо, мозг не в состоянии переключиться.

– Аннушка? – меня обнимают, вглядываются в лицо. – Ты что? Так перенервничала?

– Я… да, перенервничала, – поднимаю на него глаза.

– Всё должно быть в порядке, – он ободряюще мне улыбается, но тут же хмурится. – Милая, что такое? Ты дрожишь?

– Нет, – говорю тихо, отхожу от него на пару шагов, – нет, не переживай, я просто… просто устала, наверное. В таком напряжении была из-за Германа вчера и сегодня.

– Ну хорошо, – он смотрит на меня с подозрением. – Ты поедешь ко мне? Давай заберём Дарси и немного твоих вещей, остальное потом привезём, что будет нужно…

– Никита, подожди, пожалуйста, – прерываю его. – Не торопи меня.

Воцаряется молчание. Наконец, он тихо говорит:

– Я сделал что-то не так?

Качаю головой. Надо уже сказать ему про беременность, но у меня – чёрт знает почему – язык не поворачивается.

– Не молчи, пожалуйста! – на его лице отчётливо проступает напряжение, почти страх. – Если у нас что-то не в порядке, скажи, что! Аня? Я всё исправлю, только скажи!

– Прости, – выдавливаю из себя. – Не волнуйся так. Всё в порядке, – выдыхаю.

Мне просто нужно немного времени. Мне… Герман Эдуардович нужен! Он бы смог меня успокоить. Одного его присутствия достаточно. Я дождусь, когда он придёт в себя. И тогда скажу!

Странным образом мысли о Соболевском успокаивают, и у меня получается улыбнуться хирургу.

– Точно всё в порядке? – он как будто немного расслабляется.

– Да, точно, – подхожу и обнимаю его сама. – Знаешь, наши отношения иногда напоминают мне американские горки. Очередной рывок – и падение в пропасть. Сейчас ты хочешь, чтобы я переехала к тебе, а у меня такое чувство, будто я несусь с горы вниз головой.

Мужчина отстраняется и внимательно смотрит на меня. На лице задумчивость, взгляд нечитаемый и какой-то… лихорадочный.

– Хорошо, я понял, – произносит медленно. – Прошу тебя только об одном: сразу говори мне, если я где-то накосячу, ладно?

– Договорились, – улыбаюсь и коротко его целую. – Давай сегодня без переездов? Я жутко устала, хочу выспаться и завтра быть бодрой, когда Герман придёт в себя.

– Конечно, – Никита отпускает меня, и очень вовремя.

В кабинет стучат, заглядывает один из ординаторов.

– Никита Сергеевич, вас просили спуститься в приёмное.

– Иду.

Врач кивает и закрывает дверь. Хирург оборачивается ко мне.

– Ань, езжай домой тогда? Чёрт его знает, на сколько я ещё задержусь.

– Хорошо.

– До завтра? – он протягивает мне руку, я переплетаю свои пальцы с его, улыбаюсь.

– Да, до завтра.

С утра мне опять доставляют еду. Правда, уже без цветов. Смотрю на венские вафли и салат с креветками – теперь-то понятно, что случилось с моим аппетитом, да и не только с ним. Меня стало легко выбить из колеи, гормоны шарашат. Кладу руки на плоский пока живот, поглаживаю. До сих пор не верится…

В отделении всё как всегда. Среди утренней суеты меня вылавливает Никита. Наедине мы не виделись, поздоровались, как коллеги.

– Анна Николаевна, прошу вас обязательно быть на утренней конференции.

– Естественно, – смотрю на него непонимающе. – Никогда её не пропускала и не собираюсь.

– Я просто хотел убедиться, – он кидает на меня странный взгляд, но в ворохе дел я не придаю этому значения.

Пятиминутка идёт своим чередом. Докладывают врачи, отчитываются медсёстры. Я время от времени смотрю на Никиту – такое ощущение, что мысли у него бродят где-то далеко. Мужчина встаёт после финального доклада, который делает ответственный дежурный, – сигнал к тому, что конференция подошла к концу. Все, переговариваясь, начинают подниматься со своих мест. Я тоже встаю.

– Коллеги, подождите минуту, – голос Никиты отчётливо слышен поверх шума, который тут же затихает. – У меня есть ещё одно… за неимением более подходящего слова скажу «объявление». Мне нужно сделать кое-что, – запускает руку в волосы, потом засовывает в карман.

Я свожу брови к переносице. Он нервничает. Что случилось?

– Анна Николаевна, можно попросить вас подойти сюда? – находит меня взглядом.

Хмурюсь и, выбравшись из своего уголка, подхожу к Никите.

– В чём дело? – спрашиваю одними губами.

– Анна Николаевна, я кое-что понял вчера. Я не с того начал…

А потом я вижу, как ведущий хирург и заведующий отделением опускается передо мной на колени. На оба колена!

Зал, в котором проходят утренние конференции, наполняется вскриками и набирающим силу гудением голосов. Но я не могу разобрать звуки. Расширенными глазами смотрю на мужчину, а он не отрывает взгляда от меня.

– Аннушка… Я люблю тебя. Никого и никогда так не любил. Я хочу делать тебя счастливой каждую минуту твоей жизни, и ты сделаешь счастливым меня, если согласишься… стать моей женой.

В протянутой ко мне слегка подрагивающей руке открытая тёмно-синяя коробочка, в которой сверкает небольшим прозрачным камнем очень простое, но элегантное кольцо.

У меня слабеют колени. Перевожу взгляд с кольца на Никиту. В глазах надежда пополам с явными опасениями.

– Какой же ты… – говорю тихо и улыбаюсь.

– Выйдешь за меня замуж? – спрашивает так же тихо.

Горло перехватывает, и я киваю. От коллег с разных сторон раздаётся весёлый свист, потом аплодисменты, и мне становится смешно. Никита надевает кольцо на мой палец и поднимается, улыбаясь.

– Люблю тебя, – шепчет мне на ухо, легко целует и оборачивается к толпе, – всем спасибо, коллеги. Работаем.

– На свадьбу хоть позовите, – слышится чей-то голос, и все смеются.

Пока врачи расходятся из конференц-зала, активно обсуждая внезапное предложение, мы стоим на том же месте, у первого ряда стульев. Я рассматриваю кольцо. Красивое, вот только…

– Я же не могу носить украшения с камнями на руках, когда на работе, – улыбаюсь, поднимая глаза на своего будущего мужа.

– Я это предусмотрел, – он достаёт из кармана тонкую цепочку. – Можешь цеплять его сюда.

Помогает надеть кольцо, как кулон, застёгивает на шее замочек. Бриллиант прячется у меня в ложбинке на груди.

– Этот вариант мне даже больше нравится, – Никита хитро улыбается и, быстро наклонившись, прижимается губами к краю выреза на рубашке.

– А ну прекрати! – я вспыхиваю.

– Ты теперь моя невеста, имею полное право, – он прижимает меня к себе, утыкается в волосы, глубоко вдыхает. – Ну что, пойдём, обход обойдём и будем «будить» Германа Эдуардовича?

История о том, что заведующий сделал мне предложение, уже разнеслась по всему отделению. Не сомневаюсь, что и вся больница гудит. Нас даже пациенты на обходе поздравляют. Желают счастья, одна пожилая женщина, вогнав меня в краску, пожелала «детишек побольше». Хм. Хирург только улыбается, поглядывая на меня.

После обхода я сижу в реанимации возле кровати Соболевского, временно отпустив медсестру, которая при нём была. Вообще-то, рабочий день никто не отменял, но Никита сказал, что подстрахует, и дал мне пару свободных часов. Очень надеюсь, что Герман проснётся именно сейчас, когда я здесь, рядом с ним. Мне столько надо ему рассказать!

Поглаживая его руку, задумываюсь о том, как много всего произошло с момента нашего знакомства. А ведь он стал мне отцом за это время – отцом, которого у меня никогда не было. Человеком более близким, чем даже мама… Хотя как раз она никогда и не стремилась к тому, чтобы узнать меня получше.

Смаргиваю с ресниц крупные солёные капли. Что-то я совсем расклеилась. Или это просто перестройка организма из-за беременности? И в этот момент чувствую, как шевелятся пальцы под моей кистью.

– Аннушка… дочка? – еле слышный, такой родной голос и это обращение выбивают у меня последнюю опору из-под ног.

– Папа, – всхлипываю, как маленькая, прижавшись к его руке, даже не вытираю слёзы, которые хлынули потоком.

– Ну что ты, дочка, – он говорит тихо, с трудом, – не надо, не плачь. Всё ведь хорошо.