– Анна Николаевна, доброе утро.

– Вы сдурели?! – шиплю рассерженной коброй.

Мужчины кидают друг на друга злобные взгляды.

– Два великовозрастных идиота! – во мне клокочет бешенство, которому срочно надо дать выход, поворачиваюсь к Полкану. – Что ты здесь забыл?

– Нужно было кое-что выяснить, – угрюмо отвечает Богатырёв.

– Выяснил? – подхожу ближе, убираю его руку со стаканом от лица. Как бы ни злилась, я всё ещё врач. Осматриваю наливающийся синяк. Да уж, лёд помог бы лучше, фингал будет конкретный. Поворачиваюсь к Добрынину, который убивает взглядом майора.

– Что произошло?

Смотрю поочерёдно на одного, на другого. Полкан вздыхает.

– Аня, я… слушай, мне очень не хотелось это делать. Отчаянно не хотелось, но… я не мог по-другому. И потом, заявлению дали ход, а девушка работала у вас, поэтому нужно было разобраться окончательно.

– Какому заявлению, какая девушка, я ничего не понимаю, – оглядываюсь на Никиту, но тот молчит.

– Вера Новикова, она в вашем отделении работала медсестрой.

– И? – мне становится не по себе.

– На неё напали некоторое время назад, – вздыхает Полкан.

– Господи, она в порядке?! – у меня ноги подкашиваются, плюхаюсь на диван.

– Да, – он кивает. – Помнишь тот вечер перед твоим отпуском? Наш с тобой разговор?

Кошусь на Никиту и киваю.

– Я спускался от тебя вниз по лестнице, – начинает рассказывать Полкан. – У вас в подъезде есть чёрный вход, который ведёт на противоположную сторону дома.

– Он всегда заперт, – говорю тихо.

– Там простая деревянная дверь, хлипкий замок, – он пожимает плечами. – Когда я проходил мимо, услышал за ней женский крик. Девушка просила о помощи. Дверь удалось выбить с третьего удара. Тот, кто напал на неё, успел сбежать.

– Это была Вера? Она не пострадала?

– Нет, сказала, что её просто схватили и прижали к стене, но причинить вреда не успели, – объясняет Богатырёв. – Я отвёл её к своей машине, отвёз в ближайшее отделение полиции, там она написала заявление. Примет у нападавшего никаких не заметила, тёмная куртка, тёмные брюки, на лице тканевая маска – что тоже неудивительно, народ после пандемии так иногда и продолжает их носить. В общем, глухарь полный. Тем более, что не было ни изнасилования, ни ограбления, ни даже следов на коже.

– Так вот почему ты не вышел из подъезда, – говорю медленно.

– Да, смысла не было проходить обратно. Если помнишь, я и машину тогда на углу оставил.

– А зачем ты сюда пришёл? – перевожу взгляд с Полкана на Никиту и обратно.

– Вера сказала, что у неё… кхм… были отношения с заведующим, – майор неприязненно косится на Добрынина. – И, насколько я понимаю, он в тот вечер сидел в машине возле твоего дома.

Глава 25

– Ты что, серьёзно?! – подскакиваю с дивана и встаю перед хирургом, лицом к Богатырёву. – Ты понимаешь, что он не мог этого сделать?

– Да всё я понимаю, – мужчина морщится, отнимает стакан от лица, ставит его на стол и хмыкает. – Мне уже доходчиво объяснили. Я с самого начала знал, что он ни при чём. Запись с камер у подъезда есть, его машину там отлично видно.

– Так какого чёрта…

– Хотел посмотреть на твою реакцию, – печально смотрит на меня Полкан и поднимается.

– Постой, но… Вера соврала про отношения с… – повожу плечами, потому что мне кажется, будто я ощущаю лёгкое прикосновение к спине. – Почему?

– Вот это мне ещё предстоит выяснить, – Богатырёв хмурится. – Что-то во всём происходящем не так, но пока не могу понять, что именно.

Я тоже не могу понять. Что-то царапает, но ухватить обрывки мыслей за кончик не получается. Задумавшись, пропускаю слова майора.

– Что, прости? – поднимаю голову, смотрю на него.

– Я постараюсь держать тебя в курсе. По возможности, – он кивает и выходит из кабинета, оставляя нас одних.

– Аня… – слышу за спиной и оборачиваюсь, открывая рот, но не успеваю поправить хирурга, чтобы звал меня по имени-отчеству. На его лице написано такое мучительное смущение, что я теряюсь.

– Что?

– Мне… очень нужна твоя помощь.

Он отходит чуть в сторону.

– Кактус сломался, – говорю недоумённо, подхожу ближе – одна из кактусовых «лап» валяется на полу.

– Я понимаю, что его тебе жаль больше, но… блин, Аня! Как прикажешь с этим справляться?!

Перевожу взгляд на мужчину, который поворачивается ко мне боком, и вижу… ой! Зажимаю рот ладонью. Штанина на верхней части бедра сбоку и немного сзади напоминает ежа. На тёмно-голубом фоне отлично видны воткнувшиеся колючки.

Изо всех сил прикусываю губу, отчаянно пытаясь не заржать. Ему же больно!

– Ань, я вижу, что тебе смешно, – он возводит глаза к небу, страдальчески кривится. – Я сам это не вытащу. Помоги, пожалуйста.

– Как ты вообще умудрился?! – говорю с трудом, давясь непрошенным смехом.

– Эм-м, когда майор заявил, что… в общем, ты поняла, – он смущённо пожимает плечами. – Он получил по мор… лицу, ну и в ответ мне прилетело, равновесие потерял.

Выдыхаю. Истерический смех отступает, включается врач.

– Удар куда пришёлся?

– В корпус. Синяк будет, но ничего страшного.

– Идём в процедурную, – кидаю взгляд на часы, – там сейчас никого не должно быть.

– А здесь чем тебе… – он оглядывается на диван и морщится.

– С тобой в запертом кабинете я не останусь! – отрезаю, уперев руки в бока. – Хочешь, чтобы я помогла – двигай в процедурную!

Возражать Никита даже не пробует, накидывает сверху халат и, морщась и прихрамывая, выходит из кабинета. До процедурной мы добираемся, никого не встретив, и я быстро закрываю дверь на ключ изнутри – хорошо, что он у меня при себе.

– То есть, в запертой процедурной ты не боишься со мной оставаться? – ёрничает мужчина.

– Не выпендривайся. Это не столько для меня, сколько для тебя. Хочешь, чтобы сюда кто-нибудь невовремя ввалился? Раздевайся и ложись, – киваю на кушетку, а сама иду доставать бикс с инструментами.

– Как я тебе разденусь? – говорит сердито. – У меня там все в иголках!

– Так, тогда стой на месте, – подхожу к нему сзади. – Давай помогу… – оттягиваю резинку хирургических штанов от пояса, просовываю внутрь руки, чтобы отодвинуть ткань от кожи, и аккуратно опускаю вниз, помогая мужчине выбраться из штанин. Сглатываю и отвожу глаза.

– Бельё сам, только аккуратно, и ложись уже давай, – отворачиваюсь, чтобы не смотреть на этот стриптиз.

Надеваю перчатки, достаю пинцет и собираюсь с духом. Аннушка, ты справишься! Просто веди себя так, как ведёшь с любым другим пациентом. Вспомни, как ты тренировала самообладание, чтобы не реагировать на придирки этого самого Добрынина! Поворачиваюсь и, отрешившись от происходящего, подхожу к лежащему на кушетке мужчине. Он прикрылся до пояса простынёй, которую я аккуратно отгибаю, приоткрывая обнажённое тело так, чтобы не видеть ничего лишнего. Часть иголок вытащилась из бедра вместе с одеждой, но кое-какие, видимо, отломились и остались.

– Подвинься немного, – могу гордиться собой, голос звучит вполне обычно, даже равнодушно, – я сяду, а то неудобно стоя наклоняться так низко.

– Это непрофессионально, – хрипло произносит Никита.

– Я бы на твоём месте сейчас мне не возражала, – присаживаюсь рядом, ставлю лоток и выдёргиваю пинцетом первую иголку. Он вздрагивает от неожиданности и сдвигается.

– Всё, лежи спокойно, – бросаю колючку в металлическую ёмкость и осторожно начинаю вытягивать из кожи остатки остальных. – И не дёргайся!

– Ты вообще-то из меня иголки вытаскиваешь, – выдыхает со стоном.

– Тебе повезло, что это был кактус с колючками без крючков на конце! Вот где было бы веселье, – хмыкаю, продолжая работать. – А так я почти закончила – подумаешь, пара десятков иголочек. Вот, это уже последняя.

– Тебе легко говорить! – он опять вздрагивает, но расслабляется, когда я встаю. – Не ты лежишь здесь с двумя десятками заноз в заднице!

– Да, у меня заноза в заднице всего одна, – парирую в ответ, – и это ты! Я, честно сказать, даже не уверена, что хуже!