– Откуда это у тебя? – он сразу прищуривается.

– Дежурный халат для любовников, – закатываю глаза, но заметив стремительно меняющееся выражение лица мужчины, торопливо говорю: – Да шучу я, успокойся! Просто однажды увидела этот халат в магазине, он показался мне таким уютным, а женских моделей не было, вот и купила мужскую.

Никита забирает из моих рук мягкий свёрток и слегка расслабляется. Смотрю на него, улыбаясь – вспомнила, что он говорил Дарси про оторвать кому-то конечности. Да уж, с этой ревностью надо что-то делать.

– У тебя потрясающая улыбка, – мужчина осторожно касается ладонью моей щеки, кончиком большого пальца поглаживает краешек губ. – Не представляешь, как я завидовал всем, кому ты так улыбалась. Мне такая улыбка досталась только однажды – у нас тогда Соболевский лежал, ты выходила из его палаты.

– Вёл бы себя по-другому, и тебе бы тоже улыбалась, – говорю ворчливо, и он отводит взгляд.

Хочу спросить его, почему он так третировал меня все эти месяцы, но Никита сбивает меня с мысли.

– Тогда я бы не утерпел, и первый поцелуй у нас случился бы значительно раньше, и не так, как сегодня, – фыркает.

– Он и так случился значительно раньше, – хмыкнув, ляпаю, не задумавшись.

– В каком смысле… – он ошарашенно смотрит на меня. – Аня?

– Э-э, – отступаю назад, – может, ты уже пойдёшь в душ?

Никита откладывает на кровать халат и двигается ко мне.

– Нет уж, пока ты не объяснишь!

– Да нечего тут объяснять, – пячусь к выходу из комнаты, но мужчина, естественно, оказывается значительно быстрее и ловит меня у самой двери. Смотрит внимательно, перебегая взглядом от глаз к губам и обратно, а потом прижимается лбом к стене рядом с моей головой.

– Значит, всё-таки я что-то сделал, когда выпил лишнего, – стонет обречённо. – А ведь спрашивал, стоит мне извиняться или нет.

– Это был всего лишь поцелуй, – говорю успокаивающе.

– Самое ужасное не в этом, – он стоит с закрытыми глазами, – а в том, что я так ничего и не помню.

– Ты был… – запинаюсь, но продолжаю, – вполне нормальным. И вёл себя прилично. Ну, почти.

– Давай, добивай, – Никита открывает глаза и косится на меня.

– Да не собираюсь я тебя добивать, – возмущаюсь вполне искренне. – Подумаешь, ну поцеловал, что тут такого.

– Ты не понимаешь, – он берёт моё лицо в ладони. – Это был наш первый поцелуй, а я не помню.

– Ты из-за этого расстроился? – я и в самом деле удивлена, мужчинам обычно такие вещи безразличны. – Не беспокойся, – обвиваю руками его шею, – наверстаешь!

И мы действительно начинаем навёрстывать так успешно, что пиццу привозят раньше, чем Никита добирается до душа. А после еды навёрстываем в душе, решив, что нет смысла идти туда по очереди. Ну а затем возвращаемся в спальню, где он действительно даёт мне делать всё, что хочу, и я обстоятельно мщу ему за его неторопливость несколько часов назад.

– Знаешь… что… – сообщают мне хрипло, с трудом отдышавшись после моей последней «атаки», – я, наверное, даже не против ещё пары-тройки провалов в памяти… если потом мы будем так их компенсировать!

– Компенсацию я тебе и без провалов в памяти организую, – говорю ехидно, – у меня к тебе мно-ого претензий накопилось. Целый список. Будешь отвечать за каждый пункт.

– Не надо за каждый, милая, – Никита тянет меня к себе под бок, прижимая покрепче, – я такого не переживу.

– Ничего, ты крепкий, – глажу его по кубикам мышц на животе, – справишься!

Он целует меня в макушку, я прижимаюсь к его груди, и сама не замечаю, как засыпаю.

Проснувшись утром, потягиваюсь под одеялом, как кошка, и, повернувшись к мужчине, вижу, что он уже лежит на боку и разглядывает меня.

– Доброе утро, – говорит тихо.

– Доброе… – улыбаюсь ему. – Ты давно не спишь?

– Недавно проснулся, – он тянется ко мне, – иди сюда.

Обнимает, и я нежусь в его руках.

– У меня всё тело ломит, – жалуюсь Никите.

– Не у тебя одной, хотя я вообще-то считаю себя довольно спортивным, – фыркает весело. – Но, похоже, это совсем другой тип нагрузки.

Ещё какое-то время лежим молча. Мне так хорошо, что вставать совершенно не хочется. Но понимаю, что надо.

– Ладно, отпускай меня. Пора возвращаться к реальной жизни, – тяну расстроенно и вожусь, планируя выбраться из крепких объятий, которые неожиданно становятся просто железными.

– И что это значит? – слышу помрачневший голос.

– Что нам с тобой пора на работу, где ты – заведующий отделением, а я – старший ординатор и твоя подчинённая, – развернувшись в руках мужчины, смотрю на него внимательно. – Или ты планировал появиться в больнице со мной за руку?

– Скажи сейчас, пожалуйста, что мне показалось, – он мрачно сводит брови, и я узнаю того самого Добрынина, который регулярно рычит на всё отделение. – Ты хочешь, чтобы мы с тобой делали вид, что между нами ничего нет?

Осторожно прикасаюсь пальцем к его переносице, веду вверх, расправляя морщинку на лбу.

– Не хмурься так, – прошу ласково, и мужчина вздыхает, перехватывает мою руку, целует ладонь.

Кожа покрывается мурашками, и я ёжусь, но продолжаю:

– Если ты как следует оценишь все последствия обнародования вот этого, – выразительно указываю глазами на нас, лежащих в обнимку, – то сам будешь настаивать на осторожности.

– Нет. Нет, и не проси!

Вот ведь упрямый.

– Твои аргументы, – забираюсь на него сверху, укладываюсь, положив руки ему на грудь, а подбородок сверху. Тут же чувствую, как кое-что начинает расти прямо под моим животом.

– Ч-что? – наглые ладони уже устраиваются на моей пятой точке.

– Аргументы, говорю, предъявите, Никита Сергеевич, – ёрзаю, спускаясь пониже и устраиваясь поудобнее. Мужчина сдавленно охает.

– Аннушка…

– М-м? – слегка двигаюсь, трусь всем телом.

– Это нечестно, – стонет мне в ответ.

– Хорошо, – быстро скатываюсь с него, так, что он не успевает среагировать, сажусь на другой стороне кровати, завернувшись в одеяло.

– Куда?!

Не удерживаюсь от смешка – в голосе такое разочарование, как будто у ребёнка из-под носа торт забрали.

– Ты уж определись, что тебе надо, – ехидно говорю тяжело дышащему мужчине.

– Тебя! – он тянется ко мне, но я не поддаюсь.

– Никит, ну давай поговорим, как взрослые люди? – протягиваю руку и взлохмачиваю ему растрепавшуюся чёлку. Он со стоном откидывается на подушку, прикрывая глаза рукой.

– Я тебе сейчас обрисую, как всё будет, – усаживаюсь поудобнее. – Мы сегодня приедем и заявимся в отделение вместе. Ты пожелаешь мне хорошего дня, поцелуешь на глазах у медсестёр и врачей и отправишься к себе в кабинет. Спустя два… хотя какое там два, спустя полчаса вся больница будет гудеть и обсуждать наш с тобой роман. Тебе припомнят всё твоё прошлое и всех бывших, начиная с университета – даже тех, кого ты в глаза никогда не видел. Про меня вспомнят, что я слишком рано получила статус старшего ординатора, и припишут путь к должности через постель – твою, прошлого зава, главврача и ещё неизвестно кого. А коллеги женского пола, которые до этого момента рассчитывали привлечь твоё внимание, добавят к этим слухам все гадости, которые только смогут придумать. Ты этого хочешь?

– И что ты предлагаешь? – Никита смотрит на меня скептически.

– В больнице вести себя так, как будто ничего не произошло, – пожимаю плечами. – Это не помешает нам встречаться вне работы.

– Мне не нравится эта идея, – качает головой мужчина, но тут же, вздохнув, продолжает: – Но я понимаю, почему ты этого хочешь.

– И?.. – подталкиваю его к решению.

– И сделаю так, как ты просишь.

Ну надо же, сдался почти без боя.

– Но я не собираюсь терпеть, если к тебе опять начнёт подкатывать анестезиолог или этот твой… майор! – цедит сквозь зубы.

– Володя ко всем подкатывает, – закатываю я глаза, – спорт у него такой.

– Пусть занимается этим спортом где-нибудь подальше, а то я лишу его спортивного инвентаря! – бурчит Никита недовольно, заставив меня прыснуть.