– А-а то, что ты стягивал руками, – Что Это Было дополнял свой вопрос усиленной и даже какой-то клоунской жестикуляцией, – и называется брешь в пространстве?

– Нет. Это дыра остаточной пустоты. Но в ней была брешь.

– Но-о, как бы это сказать-то, – призадумался папа Поэ, – ведь она в воздухе и из воздуха, да?

– Да.

– Но как же ты мог схватиться за воздух, – вскричал Что Это Было, – то есть, за, по сути, ничто?! Как за то, что нельзя взять, да даже увидеть, можно схватиться, и тянуть, и стянуть?!

– Когда делаешь и не думаешь, получится или нет, то получается, – убеждённо ответил мог Амадей.

– Поэ, я не могу, где мой диктофон? – прошептал папа уголком рта.

– Я уже давно записываю, папа, – прошептала в ответ Поэ другим уголком, и слегка толкнула его локтем, показывая, что диктофон у неё за спиной.

И подмигнула.

– Вот смотрите, – предложил юноша. – Я сейчас наберу воздух, чтобы слепить из него комок.

Он решительно и спокойно провёл перед собой раскрытой ладонью, как будто зачерпывал снег из сугроба, чтобы слепить снежок, потом помял что-то невидимое в руках, словно уплотняя. Взглядом попросил девочку вытянуть руку, диктофон неслышно упал, примяв траву за спиной Поэ, и положил ей на ладонь невидимый, но плотный, шероховатый, увесистый комок, надо полагать, воздуха.

Лицо девочки онемело от удивления.

– Он скоро исчезнет, – комментировал свои действия юноша. – Как растаял бы снежок в твоей ладони.

Видимо, ком воздуха исчез, потому что девочка начала отряхивать ладони.

– Хочешь попробовать? – предложил мог Амадей. – Просто не думай, получится или нет.

И, глядя, как забавно и безуспешно девочка царапает, как кошка, воздух, спросил:

– Как тебя зовут, спутница Что Это Было?

Поэ перестала хвататься за воздух и, вспомнив, что у могов, как сказал этот удивительный юноша, первое слово важнее второго, ответила не сразу. Но, кажется, изрядно членораздельно, чтобы быть верно расслышанной.

– Поэ.

Чтобы стало понятным, как это прозвучало, произнесите это имя раздельно и максимально твёрдо. Вот так. П! О! Э! Вот так она и сказала. Но мог Амадей сообразил, что не надо называть её Пэ О Э, он правильно понял слишком усердное желание девочки оказаться понятой.

– Что вас привело сюда, Что Это Было и Поэ?

– Э, как бы это попроще сказать-то, – неуверенно начал папа, потому что не сомневался в том, что его в очередной раз не поймут

Всякий раз, когда он начинал говорить кому-нибудь о том, что его волнует, в ответ он слышал безудержный смех. И видел, как крутят пальцами у виска. Или пожимают плечами и отворачиваются, потеряв к нему интерес. Или машут раздражённо руками и толкают, выпроваживая, в спину. Поэтому, собираясь сказать что-то о том, что его волнует, каждому новому человеку, папа очень тщательно подбирал слова. И сначала как будто настраивался.

Если бы ему встретился кто-то, кто так же, при столь странных обстоятельствах терял свою любимую жену, то, наверное, он не стал бы смеяться. Но у большинства его собеседников с близкими людьми было всё в порядке, поэтому его не понимали. Тебя лучше поймёт тот, кто испытал нечто подобное. А искать понимания и участия у того, кому хорошо, чаще всего бесполезно. Вот и сейчас, глядя на стройного красивого юношу, мог ли папа быть уверен в том, что тот, кто выглядит столь блестяще, не посмеётся над ним?

Папа или, как его назвал мог Амадей, Что Это Было, хотел, чтобы мамы не уходили из жизни, рожая детей. Тем более, если бы вдруг с ними произошло то, что произошло с его Эммануэль. Поняв, что на организм его беременной жены неким образом повлияла смола упавшего дерева, он очень захотел выяснить влияние смолы этого дерева на организм человека. Но его сосна на ту пору уже высохла. А найти другую такую же, со светящимися в темноте хвоинками, не получилось.

Он снова направился в то место, где когда-то выкопал саженец светящейся сосны, но почему-то не смог найти его, хотя место было точно нанесено на карту предыдущей его экспедиции.

– Это потому, – пояснил мог Амадей, – что моги над своими кладбищами, как и над поселением, тоже ставят мысленные лабиринты. А в тот раз, когда вы смогли выкопать саженец, вероятно, по каким-либо причинам лабиринт был снят на время или ещё не установлен.

– Кладбищами? – Подумала Поэ. – Почему кладбищами? Какие кладбища?

Но вслух ничего не сказала.

И тогда Что Это Было стал ездить по хвойным лесам всех стран, где они есть, в поисках светящейся сосны, но никак не мог найти. Местные жители какой-либо страны говорили ему, что да, им как-то встречалась такая сосна, но ему она не попадалась. Как будто избегала встречи с ним. А ему так нужна была смола, чтобы, исследовав её состав, воплотить свой невероятный проект. Из-за которого над ним и смеялись. Он хотел сделать специальный раствор, введение которого в организм беременной женщины вызовет определённую реакцию.

– Какую? – спокойно поинтересовался мог Амадей.

Что Это Было рассчитывал, что животик беременной женщины покроется древесной коркой и отделится от тела мамы. И в этом древесном инкубаторе ребёнок бы самостоятельно дозревал до распила коры. А мамы бы ходили с удовольствием по своим делам, периодически стирая пыль с деревянной родовой капсулы. Пришло время, привезли деревянную капсулу в больницу, распилили, ребёнка вытащили и домой поехали.

– А над чем смеялись? – опять спокойно поинтересовался мог Амадей.

Потому что так не бывает, а если у людей чего не бывает, то и быть не должно. Хотя, если бы так думали все люди, то всего того, что у нас сейчас есть, никогда бы и не было. Если б не смелые фантазёры, то мы, пожалуй, даже и не разговаривали сейчас, а продолжали рычать и мычать, безумно прыгая с ветки на ветку.

И вообще, чтобы ты понимал: фантазёры – это инженеры Вселенной.

…Что Это Было пробовал сделать нужный раствор из смол разных хвойных деревьев, но результата добиться не мог. Он не проводил эксперименты над беременными женщинами, нет, что вы. Он экспериментировал над лягушками, ящерицами, мышами. Причём только над теми, которые по каким-либо обстоятельствам были неизлечимо больны, и им всё равно умирать. Он ходил в ветеринарные клиники и покупал таких животных. Долго шёпотом просил у них прощения, а потом вводил им экспериментальные препараты. Ничего не получалось, только иногда подопытные частично деревенели. То у них лапки становились веточками, то спинка пеньком, то живот покрывался хвоёй. А когда они умирали, то Что Это Было выставлял их заспиртованными в специальных стеклянных банках в своей лаборатории. Смотрел и очень-очень хотел найти смолу нужного дерева.

Даже если он когда-нибудь смог бы сделать такой препарат, то вовсе не обязательно, что все женщины кинулись бы его пить. Это ведь необычно. И даже странно. Но ведь может быть так, что организм какой-нибудь больной женщины не смог бы самостоятельно выносить младенца, а медицина в её случае вдруг расписалась в бессилии, вот таким бы препарат доктора наук Что Это Было очень бы даже пригодился. Как последний шанс иметь своих детей. Поэтому, несмотря на насмешки, он продолжал ездить по миру в поисках светящейся сосны.

Правда, его мысль бежала впереди него, и он уже представлял, как детей выращивают на грядках. Он бы тогда вырастил для Поэ сестрёнку, потому что после Эммануэль ни с какой другой женщиной больше жить не хотел, а без них дети не получаются. Этим он обязательно запланировал заняться как-нибудь в будущем, но сначала хотел создать препарат на основе смолы для созревания детей в деревянных капсулах-инкубаторах…

Из-за дерева вышел огромный двухэтажный кот и, не моргая, сверху вниз уставился на собеседников, дёргая хвостом.

– Пойдёмте отсюда, – сказал мог Амадей, – а то у засидевшихся без дела иллюзоидов нюх на людей. Сейчас они все здесь соберутся. Подойдите ко мне.

Он прижал их к себе за плечи, чуть присел, вгляделся куда-то, и вдруг всё резко смазалось, раздался дикий свист, и они ухнули в темноту. Это и был тот самый прыжок, травмирующий пространство.