– Мог Амадей, – сказал он, положив ладонь правой руки себе на грудь.

– Что это было?! – воскликнул папа, раскинув руки и повернув ладони с растопыренными пальцами вверх.

– Я приветствую вас, Что Это Было! – чётко произнёс юноша и, секунду помедлив, раскинул руки в стороны и повернул ладони с растопыренными пальцами вверх.

Он подумал, что эта такая форма приветствия у незнакомцев.

– Да нет, что это было?!

Юноша молчал.

– Ну, м-м, вот эти маленькие животные, одно из которых зацепило меня бивнем, откуда они взялись и почему такие маленькие, ведь на самом деле они большие?!

– Дело в том, Что Это Было…

– Да не называй ты меня Что Это Было!

– У нас, Что Это Было, первое слово важнее второго.

– Папа, – тихонько сказала Поэ, выходя из самолёта и стесняясь, – пусть называет тебя, как хочет, пусть только скажет, что это было, и… кто он?

– Ладно, дочка. Так, что? – папа Поэ настолько сконцентрировал взгляд, что если бы в этот момент разместили между ним и могом Амадеем лист бумаги, то он бы просто вспыхнул и сгорел за доли секунды.

– Дело в том, что вы находитесь рядом с мысленным лабиринтом, из которого часто выходят фантомные образы, сформированные до степени условной физической оболочки, мы их называем иллюзоиды, которые складываются из мыслей, которым долго не удаётся овладеть ничьим сознанием, а они очень хотят кого-нибудь увлечь и запутать, – видя замешательство на лицах мужчины и девочки юноша сам заколебался. – Э-эм-м, не знаю, как сказать понятнее, я-то сам это понимаю, но понимаю, понимаете ли, как бы это… целиком, целостным образом… который лично мне не нужно разбирать на детали, чтобы понять…

Труднее всего подобрать слова, чтобы объяснить то, что сам понимаешь без слов, замечал?

У папы и Поэ постепенно округлялись глаза.

– К-к-как бы вам это объяснить простым примером?.. – Мог Амадей даже стал заикаться. – Вот представьте, что вы смотрите на своё отражение на поверхности слегка неспокойной воды. На берегу вы и в воде вы. Только на берегу вы чётко очерченный, а в воде какой-то условный, размытый. И вы глубоко думаете о чём-то, что, будь это видно со стороны в виде неких завихрений, спиралей, вспышек, как минимум бы удивило, а как максимум ввело бы случайного прохожего в ступор с последующей полной дезориентацией в пространстве и в собственной голове. И вот этот вот вы водный и расплывчатый вдруг выходите из воды, проецируя вокруг завихрения, спирали, вспышки, и ищете, кого бы дезориентирвать, как минимум, напугать, а как максимум, лишить дееспособности и даже погубить… Вышедшее из воды ваше отражение и будет иллюзоидом. А-мм, это понятно?

Папа и Поэ не синхронно мотнули головами, папа сверху вниз, Поэ слева направо. Потом, переглянувшись, мотнули головами наоборот: папа слева направо, Поэ сверху вниз.

– Ну, вот, а в случае с нашими иллюзоидами, то они выходят не из воды, а из мысленного лабиринта, сложной и не измеряемой в силу невидимости конструкции, которую мы, моги, можем устанавливать по собственной воле для защиты рубежей нашего поселения. Чтобы отпугивать незваных гостей. А поскольку лабиринт состоит из множества отпущенных на волю мыслей, то некоторые из них могут, со временем самостоятельно научились, уплотняться, сгущаться из состояния невидимых мыслей в форму видимой материи. И уходят из мысленного лабиринта за его пределы плутать по свету. Но далеко уйти не могут, потому что материализовавшимся мыслям всё-таки присуща нестабильность, ну, то есть, долго в одном и том же неизменном виде они не существуют, потому что домысливаются и передумываются – это заложено в характеристики мыслей. И, в конце концов, исчезают. Поэтому, если встречают кого-то, то ведут себя чрезвычайно агрессивно, экономя время своего существования.

Глаза папы и Поэ, пожалуй, достигли максимально возможного диаметра. Но папа нашёл силы спросить:

– Если на меня напал слон… ник, это значит, что этот иллюзоид сформировался из чьих-то… ваших… кого-то из вас… мыслей о слонах?

– Совершенно верно! Иллюзоиды формируются из подобных мыслей. Ну, то есть, из мыслей о слонах иллюзоид голубя не получится, только слон.

Мог Амадей вгляделся в лица своих собеседников, помялся, потом, растопырив пальцы и пожав плечами, развёл руки в стороны с ладонями вверх, тем самым сделав паузу, чтобы мужчина и девочка неуютно поёрзали. Помолчав, продолжил.

– Бывает, что мысленные фантомы, иллюзоиды, натыкаются на остаточную пустоту.

– А это что такое?!

– Мы, моги, иногда, когда хотим или когда очень надо, можем мгновенно преодолевать максимальные расстояния, только сильно сосредоточимся на том месте, где нужно быть, и мы уже там. Но в том месте, откуда мы исчезли, какое-то время существует остаточная пустота. Это не затягивающееся какое-то время пространство. Вы, если порежете палец, то видите, что кожа стягивается не сразу, а постепенно, вместе с тем, как ранка заживает. Так вот, мгновенно преодолевая какое-то расстояние, мы волей-неволей наносим рану пространству. И эта рана не сразу затягивается. И значит, там остаётся пустота.

– Не верю своим ушам, Поэ… – с трудом пошевелил губами папа.

– Так вот. Когда иллюзоид натыкается на пустоту, его дееспособность усиливается. Он может пробить брешь в пространстве в какую угодно сторону. В данном случае, это был мысленный фантом взбесившегося слона, который пробил брешь в места, где водятся слоны, чтобы они усилили его влияние. Поэтому на вас очень издалека бежали реальные слоны. И поверьте, если бы я не успел вовремя, а тут важно вовремя успеть стянуть края дыры, они бы выскочили из бреши пространства прямо на вас. Всем своим стадом. И они были бы уже не маленькими, а в натуральную величину. И были бы уже не иллюзоидами, а реальными слонами.

– Но этот же слон был маленький…

– Этот иллюзоид слона прекращал своё существование, постепенно теряя размеры и реалистичность. И когда наткнулся в месте падения вашего… этого, как называется то, в чём вы падали, на пустоту, оставшуюся после недавнего перемещения, или мгновенного прыжка, одного из нас, то изо всех своих последних сил решил воспользоваться шансом повлиять на вас.

– И что бы он сделал?

– Стадо слонов гнало бы вас, пока вы не заблудились бы в чаще леса, или ещё что похуже.

– Что похуже?

– Затоптали бы вас.

– Да уж, а что с ними было бы потом, – спросил папа, потому что был учёным, и привык во всём доходить до конца, даже если едва не стал жертвой.

– Иллюзоид бы исчез. А вызванные им из бреши слоны остались в этих лесах, то есть в несвойственных для них районах. Вы же, наверное, когда-нибудь слышали про дожди из лягушек?

– Ну, да.

– Иногда это именно так и происходит.

– В смысле?

– В смысле, их могло затянуть при помощи бреши и через остаточную пустоту выбросить в том регионе, где они не водятся или не падают с неба.

– А почему лягушки могут падать в виде дождя с неба, позвольте полюбопытствовать, – слегка ехидно, что означало, что он постепенно приходил в себя, спросил папа, – это значит, что один… э-э… из вас мгновенно переместился в небо, что ли, а и… ил… иллюзоид какой-нибудь взбесившейся лягушки пробил туда брешь из остаточной пустоты?

– Вы неплохо ориентируетесь, Что Это Было. Могло и так быть. Могло быть как угодно, потому что брешь из пустоты можно пробить в любую сторону. А в небо мы перемещаемся мгновенным прыжком, если надо оказаться, например, на пролетающем объекте…

Что Это Было сейчас интересовала совсем другая тема, поэтому он не обратил внимание на последнее предложение в словах мога Амадея, и продолжил всё о том же.

– А вот если и… ил-лю-зо-ид не пробил брешь из остаточной пустоты, ну, просто не наткнулся на неё, блуждая по свету, то из этой остаточной пустоты ничего не может посыпаться с неба, так сказать?

– Может. Если в остаточную пустоту попало что-то, а брешь в конкретном направлении не пробита, то это что-то может оказаться абсолютно в любой точке пространства, в том числе, и упасть там с неба.