– То есть вы хотите сказать, что нужно всего лишь видеть эти знаки, и жизнь изменится к лучшему?

– Не всегда, к сожалению. Их можно трактовать очень по разному. Иногда не в свою пользу. И чаще всего люди наблюдательные, но со слабо развитой интуицией, именно так и поступают.

– А вам, я так понимаю, профессор предложил научить трактовать знаки в свою пользу?

– Именно! И видеть знаки, и чувствовать, понимать и использовать.

– Какой, однако, альтруист! А ему-то от этого какой прок?

– Это было взаимовыгодное соглашение. Мы получали новые жизни, новые судьбы, а он неоценимый научный опыт. Помните, я говорил, что он мечтал о докторской? Мы оставались у него в аудитории после пар и постигали эту непростую на первый взгляд науку.

«Вот так, живёшь всю жизнь – строишь эту судьбу, гранит науки грызешь, потом пашешь до кровавых мозолей, а надо было просто увидеть знак… Черт его знает, может и я когда-то этот знак увидал..?»

– Ну, хорошо! Знаки, судьбы – это всё, конечно, чудесно, но вернёмся в материальный мир. В объективную, так сказать реальность, данную нам в ощущениях. А она нам говорит, что есть тело, объект то есть. Убит человек, а значит есть убийца. И убийца этот сидит передо мной. По крайней мере, он так говорит! – и понизив голос, но чётко и властно, прямо глядя в глаза, – За что вы, Виктор Шмелёв убили профессора Закопырина Сергея Михайловича?

– Мне был знак!

«Твою мать! Знак ему был! Вот интересно, он под психа косит или в самом деле?»

– Понимаете, мне от этих знаков не отделаться! Мне и сюда прийти тоже знак был.

– Ладно, давайте всё же по-порядку. Раз уж мой экспромт на вас не подействовал.

– И не подействует! Ничего не подействует. Я в ваших взглядах, жестах, в том, что вы говорите тоже вижу знаки. Может я просто подпишу признание и пойду в камеру? А вы домой. Я сначала подумал, что объясню и вы поймёте, а теперь мне очевидно, что вы поняли бы, если и сами бы учились у Сергея Михайловича…, – Виктор замолчал и опустил голову на руки.

– Знаете, что я с каждой минутой понимаю всё отчётливей? – Рудаков не смотрел на подозреваемого, взяв в руку чашку, он сквозь изгиб ручки разглядывал настольную лампу, – Вы из каких-то своих побуждений, а из каких мы разберемся, убили человека. За предумышленное убийство срок дадут большой, а то, что вас найдут, вы догадывались. Потому решили тут же идти писать явку с повинной. И уж тут косить под психа по полной! Не исключаю, что у вас и впрямь есть отклонения по этому вопросу. Как-то, так. А мотив? Да кому он в общем-то интересен, ваш мотив?

– Я не псих! И косить не собираюсь. Хотя и смог бы! Вы забыли, я ведь социальный психолог по образованию.

– Ну, тогда честно признайтесь, за что? Мне вот чисто по-человечески интересно!

– Вы правильно сказали – я всё тщательно обдумал и для себя решил. Профессор умер, чтобы из-за него больше никто не пострадал.

– А кто-то пострадал?

– Я лично знал двоих. Это мои друзья и сокурсники Ваня и Гоша. Их убил он! И убьёт меня.

«Как-то подозрительно он успокоился! Знак увидел? Блин, да я сам уже с катушек слетают с этими знаками»

Рудаков поглядел на часы – ровно 22:00.

«Два да два, ровно четыре. Четверка не самое лучшее число. Эх, не свезло!»

– Четверка – хороший знак, – Шмелёв усмехнулся, – самый распространенный случай среди непосвящённых – смотреть на часы и складывать цифры. А если человек ещё и с творчеством графа Каиро знаком… Билетики счастливые не собираете случайно?

– Не отвлекайтесь, пожалуйста. Про «вас тоже убьёт», это вы, конечно, иносказательно?

– Я заключения не переживу! И даже до суда дотяну вряд ли.

– Вы больны?

– Нет!

– А, да, – протянул следователь, – знак?

– На этот раз никакого знака. Я просто не собираюсь сидеть в тюрьме. Долго что ли счеты с жизнью свести?

«И думаю сидеть тебе не придется…»

– Так, спокойно! Знаете, сколько раз мне в этом кабинете угрожали самоубийством? Сдаётся психолого-психиатрическая экспертиза таки признает вас, скажем так, не в себе. Так что посадка ваша откладывается на неопределенный срок. Как минимум, я своей карьерой не рискну, и буду на ней настаивать сам! Нервы, опять же, не казённые. А теперь давайте все же вернёмся к нашим баранам? Как он убил ваших друзей? При каких обстоятельствах, где? Или..?

– Или! Конечно, он их и пальцем не тронул. Всё эти чёртовы знаки! Ваня был самым душевным парнем из всех, кого я знал. Он был очень простым и открытым. Многие считали его глуповатым. Может так оно и было. Но при этом он был безотказным и бескорыстным. А ещё у него начисто отсутствовала интуиция, и о его внушаемости знали все начиная с детского сада. По-моему, он лет до двадцати в бабаек верил… Видеть знаки Ваня научился первым и делал это лучше всех, а вот трактовать не умел. Хотя и старался изо всех сил. Спустя совсем короткое время он стал послушной игрушкой в руках Закопырина.

– И профессор не побрезговал использовать это в своих целях!?

– Не побрезговал. Его же.. вдова, Люда, встречалась когда-то с Ваней. Девушка она очень красивая, профессор пару раз видел их вместе, а потом Ване был, как вы понимаете, знак. На свадьбу Люды и Сергея Михайловича Ваня подарил им новый джип. Купил в салоне в кредит под залог единственной квартиры. Четырехкомнатные хоромы в центре достались ему в наследство от отца. Всё, что досталось, и всё, что в принципе у него имелось. В этой квартире спустя год стали жить Закопырин и Люда. Как так вышло я не знаю, но подозреваю… А два месяца назад Ваню нашли на железнодорожной насыпи. Точнее то, что от него осталось – падая с виадука он зацепился за высоковольтный кабель.

– Знак был? – Рудаков потёр глаза.

– Опять же, не знаю, но верю, что без Сергея Михайловича не обошлось!

– Да, уж… Однако, к сожалению, ни ваши домыслы ни, тем более, знаки к делу не пришьешь. А что случилось со вторым вашим товарищем? Георгий, верно?

– Гоша кроме учёбы, упорной надо сказать, увлеченно занимался музыкой. Песни писал. Его рок-группа выступала во многих клубах. Он первым из нас стал зарабатывать более-менее вменяемые деньги. И уж у него-то интуиция была развита, моё почтение! Он первым почуял неладное в отношениях Вани и профессора. Рассказал мне. Я тогда принял его подозрения в штыки. На свою беду он рассказал не только мне, но и Людмиле. Спустя месяц он впал в жестокую депрессию. Ему стало казаться, что он бездарность. Знаки показывали… Сегодня девять дней со дня его смерти – передозировка. Скололся он мгновенно!

«Двадцать лет в следственном комитете – я таких историй слышал сотни! А привыкну ли?»

– Странные вы какие-то друзья, честно вам скажу. Один ведёт себя, как зомби, второй сел на иглу… А вы-то где были?

– В кругосветке!

Рудаков аж холодным чаем поперхнулся!

– Где?

– В кругосветном путешествии. Меня профессор выделял, двигал в науке. Все мои знаки били в десятку! Выступления на конференциях вызывали овации, публикаций хватало для кандидатской. Но как часто бывает я зашёл в тупик. Сергей Михайлович посоветовал мне отправиться в путешествие. Я давно хотел мир посмотреть, это правда. И тут знак за знаком! Я как в бреду продал всё, что у меня было и поехал. Как я жил этот год – отдельная история! Ехал автостопом и ночевал на чердаках, летал на самых ужасных самолётах, и теперь точно знаю, что знаменитые индийские поезда – не фейк. Вернулся в Россию в начале лета. Из института меня отчислили. Они и рады бы не отчислять, но не смогли меня найти. Обещали восстановить, кстати. Но на это нужны деньги. Так я попал в таксисты. Крутя баранку, я стал много думать и складывать. Кое что сложилось.

– Вы пробовали поговорить с профессором?

«А толку-то? Так, стоп! Я что верю в этот бред?»

– Само собой! Он торопился куда-то, был резок (раньше такого за ним не водилось), но велел заходить. Велел, понимаете!? А через день умер Гоша… Тогда я окончательно уверился в своих подозрениях. Последней каплей стала встреча со случайным знакомым на похоронах. Я увидел у него Ванины глаза! Разговорились. Выяснилось, что уже больше года профессор вёл платные семинары о знаках. Вот откуда деньги, докторская и так далее. Мне стало по-настоящему страшно!