На этом и остановились. Решили, что Ириемналь пойдёт утром сразу после завтрака. Затем он дойдёт до конторки Тамаирка, и вместе они отправятся во дворец тадегессеров, где Ириемналь заявит о своём желании к ним присоединиться.

После завтрака Тамаирк быстро убрал всё со стола. Гортамир объяснил Ириемналю, куда надо идти, записал на бумажку имя и адрес нужного человека. Затем все разошлись по своим делам.

Выполняя поручение, Ириемналь внезапно увидел город с неприятной для себя стороны. Всё волшебное впечатление, захватившее его вчера после прохода через городские ворота, сегодня моментально рассеялось, он неожиданно для себя открыл оборотную сторону существования местных жителей.

Поначалу, пока шёл через знакомые ему кварталы, впечатление вполне соответствовало прежним воспоминаниям; указанный адрес, как и сказал Гортамир, располагался позади дворца тадегессеров; он спокойно дошёл до центра города и стал искать улицы, идущие вглубь кварталов. По мере того как он углублялся в незнакомые для него места, дома становились всё беднее и невзрачнее, лица прохожих всё более тусклыми, от оживления центральной части не осталось и следа.

Наконец он добрался до нужного ему квартала и нашёл двор, где жил человек, имя которого Гортамир написал на бумажке. Оказавшись внутри двора, Ириемналь остановился поражённый. Перед ним открылась ужасная картина: четыре старых двухэтажных дома, каждый из которых имел по одному подъезду, стояли друг напротив друга, образуя квадрат. Рядом с домом виднелось жалкое и ничтожное подобие газона, но это давно уже не могло быть газоном – так, просто кусок чёрной земли, обрамлённый фрагментами рассыпавшейся каменной кладки. В двух домах на подъездах продолжали висеть старые деревянные двери. Они не могли быть ни закрыты, ни открыты, а находились в каком-то одном неопределённом промежуточном положении, предоставляя всем входившим и выходившим людям возможность лишний раз их толкнуть, чтобы освободить себе проход. На двух других домах дверей не было вовсе.

Ириемналь почти отшатнулся, когда посмотрел на отвратительный чёрный мрак в окнах. Он увидел деревянные рамы с плохонькими узенькими форточками, местами забыто распахнутыми настежь. Дома были покрашены в зелёный цвет. На стенах, выходивших во двор, повсюду виднелись выступающие куски металлических обрубков, некогда служивших для крепления светильников, козырьков и табличек. Последняя оторопь охватила юношу, когда над всем этим он увидел неизменно возвышавшуюся громаду дворца, но он увидел её с задней стороны, и она в свою очередь тоже страшно поразила его: тыльная сторона дворца была не просто лишена всяческой художественной мысли, но виднелась только усеянная крошечными небольшими оконцами мрачная стена с множеством непонятных выступов, зачем-то сделанных строителями. Словом, позади дворца он увидел картину абсолютного уныния и ужаса, очевидно, державшуюся здесь на протяжении десятилетий, если не веков, причиной которой было, очевидно, отсутствие какого-либо людского интереса к порядку и красоте. Ириемналь не мог бы ответить точно, что же его поразило больше: то, что это здесь есть, или то, что это живёт в близости от торжества и великолепия других частей города. Новых неожиданных ощущений свалилось настолько много, что Ириемналь почувствовал, что не способен с ними быстро справиться и их осмыслить.

В центре двора стояли друг напротив друга две скамейки, между которыми люди развели костёр. На одной скамейке сидела женщина, на другой два старичка. Внешне женщина показалась Ириемналю вполне миловидной, но смотрела на огонь взглядом одновременно растерянным, рассерженным и обречённым. Ириемналь подошёл к ней, она подняла голову, недовольно и вопросительно на него посмотрела. Ириемналь смутился, но быстро овладел собой, поздоровался и объяснил суть дела. Женщина ответила:

– Посиди немного, подожди, я сейчас принесу то, что просит Гортамир.

С этими словами женщина достала откуда-то сухую веточку и протянула её к костру, обугливая кончик. Ириемналь удивился:

– Вы знаете этого человека?

– Конечно, это мой муж, – ответила женщина, пока что не предпринимая никаких действий.

Ириемналь немного растерялся, поскольку не знал, что ещё он сейчас может спросить, и в ответ на приглашение женщины сел на скамейку. Но она, немного помедлив, резко встала, отбросила веточку, отряхнулась и пошла в дом, подъезд которого чернел как раз напротив этой пары лавочек. Два сухоньких старичка продолжали сидеть. Ириемналь молчал; он чувствовал себя очень неуютно, поскольку никак не ожидал здесь оказаться и не был готов к этому; в обществе этих старичков он никак не мог найтись, что сказать для поддержания разговора. Один из них вывел его из тяжёлых размышлений и задумчивости, спросив у него:

– Откуда ты, юноша?

– Я недавно пришёл из другого города.

– Как тебя зовут?

– Ириемналь.

По неуверенному наклону головы, странному подрагиванию и взгляду мимо, Ириемналь догадался, что старичок, вероятно, не в себе и вряд ли понимает то, что ему отвечают. Ириемналь, сначала будто немного ожив, теперь потерялся окончательно, поскольку понял, что разговор со старичком не имел вообще никакого смысла, продолжать общение стоило единственно только из вежливости. Если бы Ириемналь захотел уделить старичку время и тем самым сделать ему приятное, порыв на деле оказался бы абсолютно напрасен.

В этот момент из подъезда быстрым шагом вышла уже знакомая Ириемналю женщина и направилась к нему, держа в руке стопку бумаг. Когда она приблизилась, то протянула бумаги Ириемналю и сказала:

– Держи, можешь передать это Гортамиру.

С Ириемналем она разговаривала вполне спокойно и вежливо, хотя по всему было видно, что её душевное состояние с трудом можно было бы назвать умиротворённым. Ириемналь поблагодарил и собирался уйти, но она добавила:

– Если можешь, передай, пожалуйста, Гортамиру, что ему или Тамаирку стоит навестить Лемистиля. Они поймут, о ком речь.

– Хорошо, – вежливо ответил Ириемналь. – Всё обязательно передам.

– Муж говорит, что он вчера видел Лемистиля, с ним что-то не так, но сам Лемистиль сказал, что был бы рад встретить Тамаирка.

– Я всё понял. Тамаирка надеюсь увидеть прямо сейчас. Ему сразу всё скажу.

Последовало ещё несколько бессмысленных вопросов от старичка, на которые Ириемналь отвечал медленно и почти машинально. Он размышлял, решиться ли прервать общение, чтобы уйти, или сохранить видимость разговора. Женщина скрылась между домами, занявшись, видимо, своими делами.

Ириемналь желал не просто уйти отсюда, а убежать, закрыв глаза и уши. Он чувствовал почти ужас, когда думал о ходе жизни живущих здесь людей. Привычка ощущать свою будущую полезность стимулировала заботиться о каждой минуте личного времени, о том, чтобы она была потрачена с пользой, но среди людей, сидевших с ним рядом на лавочках, время ценности не представляло, каждый думал о том, как попроще и незаметнее его провести. Здесь, очевидно, все желали, чтобы побыстрее пришла ночь, можно было бы лечь спать, поскольку во время сна не нужно думать, чем заняться. Ириемналь желал отвернуться и этим стереть всех людей, которых он сейчас видел, но они существовали, существовали проблемы, с которыми они, очевидно, живут, и отменить это существование невозможно.

Встать и уйти без соблюдения приличия несложно, но Ириемналь чувствовал себя почти не вправе это сделать. Он странным образом считал невозможным отвернуться от того, что он здесь обнаружил. Наверное, это была своего рода ответственность – он почему-то чувствовал на себе именно ответственность за трудности людей, которых толком даже не знал, но про которых, видимо, забыли другие жители, забыли и тадегессеры.

Поскольку иного выхода не оставалось, он преодолел тяжёлое чувство, сослался на другие дела, встал и попрощался. Старички, выслушав, снова равнодушно уставились взглядом на костёр.

Ириемналь вышел из квадратного двора. Когда он шёл мимо одного из подъездов, на улицу выбежал мальчишка, толкнув неопределённо повисшую дверь. Его бедная, но чистая одежда выдавала усилия матери сохранить для сына ухоженность и опрятность.