Все эти субъективные и объективные факторы вызывали тревогу у многих партийных организаций, от них поступали предложения о немедленном созыве Пленума ЦК, на котором необходимо рассмотреть вопросы о характере деятельности партии в новых условиях, о требуемых изменениях в ней самой. Уже было очевидно: если не выработать новую стратегическую линию, а с ней и тактику деятельности партии, то вся перестройка может обернуться для народа небывалым поражением.

Вместо Пленума 18 июля 1989 года состоялось совещание первых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии. Обеспокоенный складывающейся ситуацией, я решил выступить на нём. Комментарии моего выступления наиболее объективно дал в своей книге бывший работник аппарата ЦК Валерий Михайлович Легостаев. Говоря о событиях, которые на этом совещании привлекли внимание всей партии, вызвали отклики в партийной среде, он отметил: “Первое — выступление Н. И. Рыжкова, члена Политбюро ЦК, Председателя Совета Министров СССР. Оно было воспринято как наиболее смелое, принципиальное, наиболее партийное из всех, звучавших на совещании. В нём содержался точный анализ нарастания негативных явлений в КПСС, откровенно говорилось о том, к чему это может привести всё общество. Косвенным, но достаточно ясным образом ответственность за подобное состояние партии возлагалось, наряду с Политбюро и уже не существовавшим тогда Секретариатом, и на генерального секретаря: “Особо хотел сказать, что мы должны всячески содействовать, чтобы генеральный секретарь ЦК М. С. Горбачев больше внимания уделял своим партийным обязанностям”. В общем, генсеку предлагалось заняться партией, доверив хозяйственные дела правительству.

Заканчивая свое выступление, Н. И. Рыжков сказал: “Дело ещё не дошло до того, чтобы правомерным стал лозунг “Партия в опасности”. Но, глядя правде в глаза, мы должны ясно видеть: такая возможность существует…”. Слова эти, несмотря на смягчающую оговорку “дело ещё не дошло”, звучали из уст главы правительства как очень серьёзное предостережение”.

Это выступление мне тоже не простили, но громкого, как с Ельциным, спектакля устраивать не стали: пришло другое время.

Да почему же всё-таки партия своевременно или хотя бы с опозданием не перестраивалась, не готовилась работать в новых условиях? Кто в этом виноват? Отвечу ссылкой на интервью “патриарха перестройки”, ныне уже покойного, А. Н. Яковлева. В одной из газет он сформулировал стратегию разрушителей партии и Союза: “Сначала тоталитарный режим надо было сломать через тоталитарную партию, другого пути не было… Потому что, только используя её тоталитарный характер, выражавшийся как в организованности, так и в дисциплине и послушании, можно было сломать тоталитарный режим…”. Циничнее не скажешь: партию, создавшую и отстоявшую во время войны СССР, перевёртыши решили использовать для разрушения державы!

Наступило время, когда, как говорили остряки, советский народ под руководством КПСС стал бороться против КПСС.

В начале июля 1990 года открылся XXVIII съезд, ставший последним.

В партии практически произошел раскол, размежевание в её рядах по идейно-политическим и даже национальным мотивам, возникло глубокое отчуждение и между ЦК, его Политбюро и генсеком — с одной стороны, и партийными организациями на местах — с другой. С каждым месяцем оно разрасталось. Не случайно за год-полтора до XXVIII съезда численность КПСС уменьшилась на миллион человек.

Раскол произошел и в самом Политбюро. Прошли времена, когда в этом ареопаге в жарких дискуссиях находили необходимые решения. Теперь в нём образовалось несколько групп, и они были непримиримы. Одна — Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе, Медведев, другая — Рыжков, Воротников, Слюньков, Зайков. Было, конечно, и “болото”. К сожалению, и среди наших соратников не всегда было единство. Разногласия по отдельным, иногда даже частным, вопросам отражались на взаимоотношениях и вредили общему делу.

Хотя с начала 90-го года Политбюро практически прекратило свою деятельность, всё же за несколько дней до съезда оно было созвано. Заседание проходило в Ново-Огарёво. Там Горбачев работал над своим докладом. Никто из моих соратников, сослуживцев не принимал участия в его подготовке. Не было и традиционного тщательного рассмотрения этого документа на Политбюро.

В процессе обсуждения некоторых проблем встал вопрос о будущем составе Политбюро и Секретариата. Кто-то из присутствующих в дополнение к тем кандидатурам, которые были уже названы, внёс предложение ввести в состав Политбюро меня и А. Лукьянова. Мы с ним понимали, что в сложившейся обстановке это принесёт лишь вред партии. Президент страны — генсек КПСС, Предсовмина и Председатель Верховного Совета — члены Политбюро, — это даст противникам КПСС повод активизировать её травлю, обвинить в монополизме и сосредоточении высших государственных постов в руках одной партии. Мне и Анатолию Ивановичу пришлось долго убеждать присутствующих в нецелесообразности подобного шага. А членами ЦК мы считали необходимым остаться, если нас изберут на Съезде. Я пишу об этом, так как сейчас появились публикации, особенно в связи с 20-летним “юбилеем” перестройки, будто мы с А. Лукьяновым рвались в члены Политбюро, а нас не пустили.

До запрета КПСС оставалось менее двух лет…

Я был членом компартии в первом и, как оказалось, последнем поколении. Мои дед и отец трудились на шахте в Донбассе. Позднее там работал младший, ныне покойный, брат Евгений. Они трудились в темноте и сырости не ради партийных званий и содержания своих семей. Это прежде всего был их образ жизни.

В шахту с её тяжелыми, а во многих случаях и тяжелейшими условиями труда, к тому же всегда сопряжёнными с риском, идут люди с крепким характером. Там, под землей, с человека сдирается всяческая шелуха. Труд шахтёров сродни повседневному героизму, и они знают себе цену. Наверное, поэтому, когда однажды в отпуск я заехал к родным проведать их, брат, увидев в моём чемодане журнал “Огонёк” с фотографией на обложке Хрущёва в шахтерской каске, сурово спросил: “А это что за морда надела на себя нашу шахтёрскую каску?”.

Так получилось, что из семьи только я стал членом КПСС. Даже моя супруга, Людмила Сергеевна, на предложения вступить в партию отвечала: у нас в семье есть один член партии, и этого достаточно.

22 ноября 1982 года на Пленуме ЦК в своем коротком выступлении по оргвопросу Ю. В. Андропов проинформировал членов ЦК о том, что, поскольку экономике надо сейчас уделять особое внимание, Политбюро считает необходимым ввести должность секретаря ЦК по экономике. И тут же назвал мою фамилию. Пленум Андропова поддержал.

Сразу после пленума я был назначен заведующим Экономическим отделом ЦК. Я навсегда запомнил этот пленум — он повернул мою жизнь совершенно в иное русло. И не будь его, неизвестно еще, как сложилась бы моя дальнейшая судьба.

Потом были многочисленные устные и письменные поздравления. Я храню телеграмму моих родителей — теперь уже ушедших из жизни:

“Дорогой Николай, поздравляем тебя с избранием секретарем ЦК КПСС. Большая ответственность легла на твои плечи, сынок, оправдай доверие народа, желаем тебе крепкого здоровья и больших успехов в работе. Целуем, обнимаем”.

Простые труженики из шахтерского края, далёкие от начальственных вершин и большой политики, говорили о доверии народа, потому что они и были тем народом, во имя кого и должны жить и работать руководители страны.

В своей жизни я старался оправдать доверие народа, своих родителей. КПСС предали, и я дал себе слово, что никогда больше не вступлю ни в какую другую партию. Слово своё держу.