Каждое утро в военной крепости начиналось с побудки. Когда резкий звук сигнальной трубы пронзал спящие казармы, все бойцы прямо в нательном белье, сломя голову, перегоняя друг друга, неслись на первую за день общую тренировку, в любую погоду. Потому, что десять бойцов, прибежавшие на утреннее построение последними, после обеда должны будут чистить отхожие места.

Однажды ночью, Филиппа с Коротышом тонкими полосками ткани привязали одного из бывалых палаточников за щиколотки к кровати. Поганец развлекался тем, что постоянно задевал новеньких, и, проходя мимо, давал им болезненные щелчки в лоб. Он, конечно, быстро развязался или порвал путы, но, всё же, прибежал последним из их казармы. Злобные ругательства и угрозы неведомым вредителям доносились до всех, кто проходил мимо отхожего места, всё время, пока бывалый палаточник занимался там уборкой. Филиппа скрывала довольную улыбку: отлично наказали мелкого мерзавца.

Не участвовали в утренней тренировке только те палаточники, которые в этот день отвечали за завтрак, да сторожевые на своих постах. Сам аштуг Хилберт по утрам часто бежал во главе отряда.

Эти занятия до завтрака были похожи на те, что были у призванных в тренировочном лагере: бег вокруг крепости, отжимания, приседания. Обычно, сотни всегда бежали скученно, каждый боец держался своих. Но именно на этих тренировках Филиппе, хотя бы издалека, удавалось увидеться с Тилем и Бартом, взмахнуть им приветливо рукой и получить такой же приятельский жест в ответ.

Потом, туги давали всем своим бойцам команду оправиться, привести себя в порядок и явиться на завтрак.

Этот момент был самый тяжёлый для Филиппы за весь день - оправляться приходилось со всеми. Невысокие перегородки в отхожем месте плохо защищали её девичью стыдливость. Когда она приседала, голова оказывалась поверх них, и сколько Филиппа ни прикрывала глаза, а непотребное нет-нет и попадалось в поле её зрения, да ещё такое, что мужчины даже жёнам не показывают. Но… или так – или класть в штаны… Переждать и зайти после всех по утрам пока никак не получалось.

Время после завтрака снова было отведено для тренировок, обязательно, для всего отряда, включая палаточников. Только на втором за день занятии каждая сотня работала отдельно, со своим тугом. Это была совсем другая подготовка: они учились драться, стрелять, носить тяжёлые щиты, ездить верхом, перестраиваться, и многое другое. Это были самые сложные за день занятия для всех бойцов, не только для новичков.

Харбин гонял своих по тренировочной площадке, как собак, не выпуская из рук излюбленный хлыст.

Правда, тут, у туга палаточников однажды вышло неудобство. В один из первых дней он был так неосмотрителен, что хлестнул Детку. Огромный парень тонко завизжал от боли и заплакал, как дитя. Филиппа еле его успокоила, зло косясь на начальника. С того момента Харбин ничего не мог поделать с увальнем. Едва он пытался приблизиться, Детка кидался бежать и скрючившись, прятался за спину маленькой Филиппы. Всем окончательно стало понятно - как воин он совсем не годится. Что это за боец, который не воспринимает приказы?

Наступил момент, прямо во время очередной тренировки, когда Харбин встал перед выбором: либо забить неподчиняющегося парня насмерть, либо, всё же, попытаться что-то с ним сделать.

Филиппа, почуяв нехорошее, упала перед тугом на колени.

- Туг Харбин у него ум маленького ребёнка, но он, просто, на редкость сильный. Я присмотрю за ним, обещаю. Детка может быть полезным, очень-очень полезным! Прошу… умоляю... только не убивайте…

- Будешь отвечать за его промахи, грехи и ошибки своей шкурой, согласен? - пристально глядя на Филиппу, спросил туг.

- Да… - сказала тихо, неуверенно, но, тут же, сразу крикнула, испугавшись, что туг передумает. -  Да!!!! Да!!!

Так, у Филиппы появился личный подчинённый боец. Обычно, тех, кого назначали отвечать за что-то, в отряде называли старшими или главными. Поэтому вся сотня согнулась от хохота, когда, через мгновение после достижения соглашения, туг на всё тренировочное поле скомандовал:

- Главный Хомяк, бери Детку и отправляйтесь на полосу препятствий. Пробежать её десять раз.

С того дня, все приказы и задания для них двоих туг отдавал Филиппе. И ей же, если что, доставалось за обоих, пока Детка виновато мялся в сторонке.

Во всех сотнях, кроме палаточников, воины тренировались целый день. Кроме занятий с тугом, каждый день бойцы занимались самостоятельно, отрабатывая то, что у них плохо получалось или то, чем хотели бы владеть в совершенстве. Тиль и Барт работали над собой до изнеможения.

И только палаточники, кроме тренировок, половину дня посвящали разным работам, в зависимости от того, кого из них куда направили.

Филиппа быстро узнала, что самой почётной и желанной в сотне палаточников была работа при кухне.

И она это всей душой понимала, поскольку, покушать и сама очень любила. За почти полгода в армии, девушка уже успела понять, что ни новеньких призванных, ни бывалых воинов, в императорской армии голодом не морят. Главный принцип питания в войске: достаточность и умеренность. Дома ей никогда не доставалось так много мяса, всё больше пирожки да булочки! Но! Любого бойца могут наказать, совсем лишив приёма пищи, или посадив на урезанный паёк на какое-то время.

Харбин обожал такие наказания именно для неё. И нехороший туг, как шипела на него голодная Филиппа, использовал их чаще других. Хлыст, в случае с Хомяком и Деткой, Харбин, вообще, в ход не пускал. Не хотел разбираться с ненормальной реакцией Детки. Тем более, Главный Хомяк почти плакал, когда слышал на тренировке в свою сторону:

- Плохо! Сегодня лишаю ужина! Завтра будете стараться лучше.

Или:

- Отвратительно! Хлеб и вода на ужин три дня!

С тех пор, как стала нянькой увальня, у Филиппы редкий ужин был полноценным, если, вообще, был. Сам парень, которого совсем никогда не наказывали, искренне, с жалобным выражением на круглом лице, протягивал ей свою порцию, но разве она могла у него взять? Он такой большой, ему больше и нужно. Да и как можно забрать еду у ребёнка?

Но ничего не мешало Филиппе делать Детке выволочки и тренировать его выполнять нужную работу. Например, в конце концов, спустя месяц её наставнических мучений, на очередной тренировке их пара быстрее всех сложила палатку.

- Молодец, главный Хомяк! Сегодня вечером можешь пожрать нормально. А то, у тебя уже щёки совсем пропали, - похвалил Харбин.

И Детка смешно запрыгал от радости. А Филипа довольно улыбнулась.

- Красавчик ты, малец, кстати, но только на морду! Бабская у тебя красота. Если бы тебе плечи шире да рост повыше, тогда в весёлом доме за тебя все наши бабы друг другу патлы бы повыдергали. Ну ничего, ты, главное, тренируйся побольше. Не так уж ты и мал росточком, у нас и ниже тебя парни есть. А плечи можно наработать. Я из тебя мужика сделаю! – на этих словах туг покровительственно хлопнул Филиппу по плечу.

А она скривилась, пока Харбин не видит: «ну-ну, попробуй, получится - я тебе первая спасибо скажу».

Девушка, действительно, ещё больше похудела за последний месяц.

Хотя у котла всегда следили за равенством пайков, она слишком часто была наказана лишением ужина. В такие вечера, слушая, как урчит голодный живот, Филиппа мечтала о том, что она стала  не банщиком, а попала к кухонным работникам. Это было бы не только всегда сытно, но и почётно.

В походе бронзовый котёл отряда для варки мяса считался священным. В пути два палаточника несли его перед отрядом, а в лагере, потом, ставили в центре. Назначенные на котёл палаточники весь поход охраняли его больше жизни, потому, что потерять отрядный котел в бою было бы страшным позором для всего отряда.

Кроме того, Харбин рассказывал, что, если воин отряда чем-то сильно провинился, то, спрятавшись под бронзовым казаном, мог рассчитывать на снисхождение при наказании. Филиппа тогда ещё всерьёз задумалась: поместятся ли они под котлом вдвоём с Деткой.