- А-а-а-а! – на весь лес, перекрывая шум усиливающегося дождя, пронзительно завизжала Филиппа.

Тиль, тоже присевший было возле тела, резко вскочил на ноги и ладонью закрыл ей рот.

- Чуть в штаны не наделал из-за твоего вопля, придурок! – недовольно буркнул он, через мгновение отпуская девушку.

Барт только глянул убийственно.

Дождь, тем временем, становился всё сильнее. Пламя факела начало шипеть и гаснуть.

- Быстрее! Будем нести его по очереди, – скомандовал Тиль. – Я первый.

Дорога обратно оказалась покруче полосы препятствий, которую Филиппе, кстати, так ни разу ещё и не удалось преодолеть.

Сплошной стеной хлынул ливень и факел погас совсем. Под проливным дождём, в кромешной тьме, по стремительно раскисающей дороге, они шли, буквально, наощупь, по очереди волоча на себе труп.

Вскоре, дорогу совсем развезло. Когда пришла её очередь нести тело, Филиппа двинулась вперёд, согнувшись вдвое, обмирая от ужаса и приседая от тяжести. Через десяток шагов она, несколько раз споткнувшись, упала, придавленная мертвецом, и задёргалась в мокрой грязи, как в конвульсиях, пытаясь выбраться из-под него. Тиль зло ругнувшись, забрал у неё тяжёлую ношу.

Этот бесконечный путь обратно для всей троицы был мучительным. Иногда они во тьме сбивались с дороги и сворачивали в лес, натыкались на деревья, возвращались, постоянно окликая друг друга, и находили помощь и поддержку от ужасов этой ночи только в том, что они вместе.

Филиппа постоянно подбадривала друзей, то хрипло, то пискляво, выкрикивая:

- Ещё немного мальчики!

- Вы такие сильные и мужественные!

- Тиль, Барт - вы самые лучшие воины во всём лагере!

- Это просто наша дорога!

- Какой-то там дождик и темнота разве могут нас испугать?

Парни, таща труп по очереди, в ответ от души ругали толстяка, припоминая из-за кого попали в передрягу. Кричали, чтобы он, Пузан, заткнулся, наконец. Рычали и обзывались. Но, странным образом, находили дополнительные силы, и в этих искренне хвалебных причитаниях друга, и в своих ругательствах на него.

Выбрались из леса глубокой ночью. Дождь прекратился внезапно, поднялся ветер. Небо очистилось от туч. Лагерь с его сторожевыми вышками и множеством факелов у ворот показался троице родным домом. Сборная десятка, услышав их голоса, раньше, чем самих спасателей стало видно, кинулась им навстречу.

Ночью, в подлесье, недалеко от лагеря шестеро парней в тяжёлом молчании копали могилу для погибшего бойца своей десятки. Мокрая земля липла к лопатам, и, поэтому работа для усталых за день парней казалась адом.

При беглом осмотре тела, лекарь, которого хмурый наставник вытащил из его палатки в одном белье, не нашёл видимых внешних повреждений, которые могли бы привести к смерти бойца.

- Скорее всего его здоровье было слишком слабым, и парень не выдержал нагрузок. Видите, господин, его губы имеют слишком синюшный оттенок? Похоже, у него отказало сердце, - широко зевая, доложил он старшему воину.

Только, измученные ночным походом в лес, Филиппа и её двое друзей остаток ночи спали в палатке. Остальные бойцы их десятки, под присмотром наставника, занимались похоронами. Он отправил шестерых парней рыть могилу, а оставшиеся четверо по его приказу сами неумело обмывали тело и обряжали покойного в чистое.

Уже прозвучала сигнальная труба, поднимая лагерь, когда они на рассвете хоронили своего бойца все вместе: оставшиеся тринадцать призванных сборной десятки и их наставник.

Склонив головы, парни стояли у засыпанной могилы, когда подошёл туг.

- Он до конца выполнил свой долг и может отдохнуть, - сурово произнёс он. – А ваш земной путь ещё не закончен. Быстро в строй!

Сутки не спавшие парни, с тяжёлыми утробными вздохами, потянулись в общий поток призванных, вливаясь в утреннюю пробежку перед завтраком.

Филиппа отошла от свежей безымянной могилы самой последней. Механически передвигая ноги, дыша в едином ритме с бегущими плечом к плечу бойцами, она с ужасом думала, что за два месяца так и не узнала имя того, оставшегося лежать в земле, бойца. И его родные никогда не узнают, где и как он завершил свои земные страдания. Именно в эти мгновения девушка по-настоящему поняла, что стала просто безликой каплей воды в бурном потоке, имя которому императорская армия. Исчезнет она… Испарится… Никому нет дела… Никто не заметит…

- Эй, Пузан! Чего разнюнился, как баба! Барт! Смотри! Да он плачет!

- Не-е-е! Парни не плачут. Это у него жир уже по щекам течёт.

- Да ладно тебе! Наш Пузанчик уже не жирный. Просто хорошо упитанный. И даже стал очень миленьким, когда щёки перестали глаза закрывать. Вот увидишь, когда прибудем в отряд, в весёлом доме он станет любимчиком у красоток, - с поддёвкой возразил Барт.

- Да, если на смерть не придавит, - подхватил Тиль.

- А он будет покрупнее выбирать!

Парни тихонько заржали.

- Дурни! – Филиппа вытерла нос и посмотрела на мир веселее.

Всё же она не совсем одна.

И сели завтракать, наконец.

Глава 8.

Хлодвиг и Хилберт собирались с удовольствием провести свой последний день отдыха перед возвращением в войска, когда примчался вестник с императорским повелением для ашварси немедленно явится во дворец.

Хилберт остался в тревожном недоумении. Он, на всякий случай, немедленно отправил в отряд почтового голубя с приказом о полной боевой готовности к выступлению.

Хлодвиг летел по людным улицам столицы, нещадно погоняя коня, громким окриком разгоняя прохожих, попадающихся на пути.

«Нападение? Мятеж? Восстание?» - мелькали в его голове беспокойные предположения.

Он перебирал в памяти все донесения за последнюю неделю. Где случился прорыв в безопасности империи? Как получилось, что он не досмотрел? Почему не предвидел?

Хлодвиг, перескакивая через две ступеньки, миновал, вытянувшуюся в молчаливом приветствии, стражу у покоев императора и поспешил войти к нему без доклада.

- Хлодвиг? Ты быстро! – император широко улыбнулся и сам пошёл ему навстречу.

«Не понял…», - насторожился ашварси и, словно наткнувшись на стену, встал на месте, как истукан. – «Не к добру это…».

- Что же ты встал? Проходи, дорогой мой мальчик, садись. Эй, там! Подайте чай! – император мягко подталкивал растерянного, непривыкшего к такому поведению ставленника богов, и, оттого, слабо упирающегося, ашварси к столу на открытой террасе. - Или ты голоден?

«Умирал бы с голоду – и то кусок в горло не полез бы», - Хлодвиг отрицательно качнул головой на последний вопрос императора.

- Ты знаешь, как высоко я ценю тебя, - начал разговор Его Императорское Величество, когда они сели, и ашварси невольно весь подобрался, как перед ударом.

Он нутром чувствовал подвох.

- Я благодарен и счастлив служить… - осторожно-уважительно начал Хлодвиг.

- Да, будет! Будет тебе, сынок! Знаю я всё, знаю. Поэтому и решил с тобой породниться. Я отдам тебе в жены свою дочь, принцессу Мишель, - ласково перебил его император.

Хлодвиг молчал. Ашварси никогда не терялся в бою, но сейчас мысли рассыпались и никак не собирались в кучу, чтобы он мог найти достойную Величества отговорку.

- Онемел от счастья? – нахмурился, заподозривший, что подданный не рад с ним породниться, император.

- Я…да... нет... Благодарю… но я ещё очень молод.

- Чушь! Ты вполне созрел для женитьбы. Я бы даже сказал - перезрел.

- Но меня могут убить в бою…

- Тем более! Поторопись с наследниками. Тебе их немало нужно для управления всеми твоими землями. А, может, тебе сразу и младшую жену взять? Я могу…

- Нет!!! – вскочил с места, как ошпаренный, Хлодвиг.

Император приподнял одну бровь.

- Благодарю, мой Император! – поспешил исправиться Хлодвиг. – Одной жены мне пока вполне достаточно.

«Даже много», - добавил мысленно.

Император довольно улыбнулся и Хлодвиг, понимая, что не может отказаться, поспешил добавить своё условие: