— Ты ничего не понимаешь, я люблю. Правда, люблю!

— Вилли, ты не способна на сильные чувства, хотя нет. Ненависть, единственное чувство, какое тебе свойственно. Но я согласен.

Вильгельмина замерла, из потока слов выпало: «Я согласен».

— Ты на что согласен?

— На то, что ты требуешь. Я люблю её больше жизни, тогда любил, а теперь болею ей, как ты короной и мной. Не могу видеть, как она достанется другому. Она либо моя жена, либо ничья. В ночь пред балом подпилим ось в карете, и заплачу кучеру пару тысяч. А лучше придушу её человека и посажу своего, так надёжнее будет. Её кучер так же мёртвым упадёт с моста в воду, никто и не поймёт, что с ним стало. Сам прослежу, чтобы никто не кинулся спасать карету. Это всё? Других поручений не будет?

Вилли стоит в нижнем прозрачном платье, от удивления хлопает глазами, не понимая, как он так быстро согласился. Эта красивая тряпка, жеманный мальчик, весёлый и ласковый как котик, неожиданно превратился в тигра? Она не заметила, как облизала губы, дразня Фредди. Но он поклонился и ушёл в другую комнату ужинать и спать, заперев двери на ключ и засов изнутри.

Рано утром королеве пришлось уехать, испытывая желание, нестерпимую страсть к любовнику, и он же рядом, протяни руку и его идеальный фаллос напряжётся от ласк, и она заставит его стонать. Однако стонет она, а он спокойно спит в своей комнате, даже не вышел проситься.

— Жестокий, даже хуже, чем Альберт. Ты ещё пожалеешь, будешь сидеть в тюрьме, голый в цепях и умолять меня о прощении…

Простонала садистка, но это пока мечты, до их осуществления осталось потерпеть совсем немного.

Глава 43 Аннабель

Не знала, что особняк Его светлости в десяти минутах езды от моего дома. Карета остановилась, не дожидаясь, когда кучер и слуга помогут выйти, герцог сам открыл дверцу, спустился, а меня неожиданно поймал в полёте. Я тоже следом пыталась спрыгнуть, как часто это делаю, ведь всегда куда-то спешу.

Миг и я уже на его руках, сердце бьётся через раз, замирает от волнения. Хочу запомнить каждое мгновение этого вечера, чтобы потом с улыбкой и наслаждением вспоминать.

Из-за плотного капюшона ничего не вижу, но кто-то помог Эдуарду войти в дом, двери за нами закрылись, но он не спешит ставить меня на пол. Даже через одежду ощущаю, что его объятия стали крепче, вместо того, чтобы опустить меня, прижал к себе сильнее.

Пара минут и за нами закрылась следующая дверь, я, наконец, стою посреди шикарного мужского кабинета. Тут всё очень «дорого и богато», а ещё стильно и красиво. Эта рабочая комната достойна своего хозяина.

Снимаю с головы капюшон. В остальном пока не поняла, что стоит делать, а чего нет. Надолго ли я сюда попала? В любом случае нужно вернуться к ребёнку до сна.

— Прости, я не должен так поступать, похитил тебя, привёз к себе, но не могу сдержаться, особенно когда вижу слёзы…

— Нет, я не собираюсь слезами клянчить у вас, у тебя любовь, — сказала и осеклась. Почувствовала с его стороны что-то едва уловимое, и очень напоминающее боль тоски и переживания, но продолжила, — Эдуард, я просто хочу быть счастливой, весёлой и любимой, это так просто и мало, всего-то нужно признаться и принять мои чувства.

Он помог мне снять накидку, ноги в тесных ботинках ноют, я бы с радостью разулась, но придётся потом идти домой босиком. Сажусь в кресло у камина, и герцог присел напротив. В ногах правды нет, а в нашем случае, стоя можно легко нарушить границу, уж я к этому готова, снова поцелую его и это всё усложнит.

— Ох, милая моя! Я в очень сложной ситуации, моё сердце разрывается на части от одной мысли о будущем.

Эдуард начал так высокопарно, что показалось, это игра в любовь. Но только показалось. Я всё поняла, что-то ужасное происходит за моей спиной, а герцог не знает как об этом сказать и теперь прячется за красивыми фразами.

Закрываю глаза и несколько секунд держусь, последнее, судорожное взвешивание всех за и против! Бишоп говорил, что не стоит этого делать, но я должна. Моя душа и это тело срослись, и теперь это данность, я – Аннабель, но совершенно другая. Признаюсь и ему станет намного проще.

— Я не Аннабель! — выпалила ему свою правду.

Открываю глаза и вижу ужас в его глазах. Сама успеваю испугаться, так, может перевести всё это в шутку, боже, почему я не придумала слова для отступления.

— Не Аннабель? — прошептал несчастный Эдуард.

И я тут же пошла на попятную.

— Ой, простите, я не так выразилась. В те страшные часы, что я провела в колодце, ужасные муки заставили мой разум ожить, показалось, что я спала, и вдруг проснулась. Мне сложно объяснить. Но я стала той Аннабель, какой могла бы быть, не случись ужасного происшествия в детстве. Понимаете ли вы меня? — шепчу и густо краснею, уши горят. Не смогла найти в себе силы на откровенность. Потерять его доверие – это самое ужасное, что со мной может произойти и я в шаге от этого. Но нет! Иногда лучше молчать!

— Ты испугала, меня, дорогая! Твой русский, совершенно без акцента.

— Я его пыталась учить сама, и рисование, чем ещё заниматься в замке на окраине? Пока заикалась, никто и не замечал моего труда над собой.

Боже, какая я лгунья! Но герцог улыбнулся, чувствую, что он теперь успокоился. В эту невинную ложь проще поверить, чем в правду о переселении души Кристины в тело погибшей Аннабель.

Он наклонился ближе и прошептал:

— Кто-то распустил гнусные слухи, что ты русская шпионка. Канцелярия тайно проверяет эти данные.

Ох, вот почему он так испугался. Мне и самой вдруг стало жарко и душно, вдыхаю, а воздух застревает где-то в горле. Гадкая королева, что б её, но с герцогом делюсь предположениями, пропуская нецензурную лексику, какую заслуживают враги:

— Это Вильгельмина, Отто или как его там, сам мне только что угрожал, что они меня объявят преступницей и шпионкой. Лишь бы я не выходила замуж за принца. Наш брак действительно сделает Альберта самым сильным наследником?

— Да, и для тебя это самый лучший вариант. Такую перспективную невесту вряд ли оставят незамеченной монархи других государств. Из России есть запрос на брак с наследником. Светлейший князь рассматривает оба варианта породниться и Вильгельмину, и тебя! Взрослый, сильный, довольно приятный в общении мужчина, учитывая, что Вилли категорически отказывалась учить русский, а ты на нём говоришь превосходно, то выбор очевиден, стоит Его Высочеству князю Александру только увидеть тебя на балу …

Он отвернулся. Его сильная, красивая рука сжимает подлокотник кресла с такой силой, что пальцы побелели.

Вот чего боится Эдуард. Ради хороших отношений с Московией, правительство поддержит мой брак с русским принцем. Альберту найдут другую невесту, и тоже принцессу, а Эдуард?

— А как же вы? — вдруг перешла на вы.

— Меня заставляют жениться на Вилли. Чтобы приструнить её. Сенат считает меня перспективным правителем Пруссии, дело почти решённое, всё тайно и даже королеве не сообщают о решении, чтобы она не совершила очередное преступление, но она уже знает, шпионы донесли, — он простонал так, как стонут умирающие, последнюю просьбу. Боже, я этого не выдержу! Мерзкая Вилли творит всё что хочет, и всё равно остаётся в шоколаде, а я и Эдуард должны страдать! Нет!

Неожиданно для себя начинаю шептать, как ребёнок, которому собираются ставить прививку, сначала это казалось чем-то нереальным, но последние слова о преступлении вернули в реальность, потому что жертвой стану я.

— Нет, нет, не-е-ет! Нет! Милый, только не это. Я потеряю всё, что так люблю Линду, тебя, даже Бишопа, эту жизнь, нет, умоляю…

Боже, не знаю, что на меня нашло, я зарыдала, показалось, что мир рухнул, сползаю с кресла на мягкий ковёр и оказываюсь у его ног, мне так плохо, кажется, я потеряла сознание.

Вот такая у меня ещё есть версия Аннабель-Кристины. Уже не глупышка...