– А дальше? – спросит искушенный читатель. – Месяц, два, три – это хорошо, это понятно, ну а дальше?

– А дальше? – спросил Торгом, отодвигая пустую тарелку.

Елена, забежавшая после работы повидать родителей и удачно угодившая на вкуснейшую материнскую толму, воззрилась на отца удивленно.

– Я о твоем браке – пояснил Торгом, и Елену озарило, она вдруг и полностью осознала, что может обрести свободу (ну и выражение, будто брак – тюрьма… еще и «узы брака»… где узы, там и узники, удивительно, зачем вообще придумывать институт, избавление от которого пышно именуется «обрести свободу»?), обрести свободу на законном основании, не с нечленораздельным лепетом «не сошлись характерами», а с железобетонным аргументом, которого не посмеет оспаривать никто, если кто-то и вякнет что-нибудь, разрозненные голоса недовольных живо заглушит своим мощным мычанием священная корова продолжения рода, да что там, родители сами будут ее уговаривать не лишать их неотъемлемого права ласкать внуков… Слабенько, почти неощутимо кольнула совесть, но Елена немедленно и энергично отмела ее попреки, в конце концов, кто мог бы утверждать, что Алик обожает ее и умрет от тоски, буде она его покинет, да ничего подобного, напротив, обретя свободу, он получит шанс со временем обрести и любовь, по крайней мере, сможет жениться на какой-нибудь оставшейся по несходству характеров одной женщине с ребенком, которого усыновит или удочерит, нормального, здорового, полноценного ребенка, возможно, от людей с дурными характерами, но не плод торопливых утех какой-нибудь алкоголички, наркоманки или проститутки (Елена была твердо убеждена, что отдать собственное дитя в приют способна только женщина в высшей степени деградированная), подозрительного младенца с безнадежно неправильным геномом, способного когда-нибудь почувствовать в себе зов неведомых предков и пойти по их стопам, стать наркоманом, убить и ограбить приемных родителей или хотя бы умереть от врожденного сифилиса. Как Мопассан и однако, не как Мопассан, унаследовав болезнь, но не талант, трагедию, но не триумф… Усыновит или удочерит и таким образом станет отцом… Забегая вперед, сообщим, что так оно и случилось, через пару лет Алик женился на разведенной женщине и стал отцом ее двухлетней дочки, тогда как Елена…

Тогда как Елена уже всячески старалась утратить благоприобретенную свободу, но у нее ничего не выходило. Она недоучла одну особенность национальной психологии. Когда после развода она со всей своей мебелью и прочим антуражем перебралась обратно в родительскую квартиру, у нее было ощущение, что она вернулась в девичество, глядясь в зеркало, она с удовлетворением отмечала, что похорошела, и полагала, что соискателей руки и сердца ей долго ждать не придется. И однако она забыла о причудах священной коровы.

Напоминание оказалось болезненным. Прошло несколько месяцев после возвращения домой, и Елена свела знакомство с неким Арамом (тогда же ее осенило насчет роковой роли буквы «А» в ее судьбе, и в дальнейшем она приглядывалась с интересом, но и подозрением ко всяким Ашотам, Аршакам, Арменам, Артаваздам, Артаксерксам, Адамам, Аленам, Ахиллесам, Альмавивам и прочей нечисти, начинавшейся с первой буквы всех алфавитов), юношей, вне всякого сомнения, умным – ибо он был математиком, и талантливым – ибо обладал прекрасным нежным тенором и не изолированным (в музыкальном смысле, как то случилось с Елениным родным братом, наделенным голосом звучным, как иерихонская труба, и почти столь же разрушительным, поскольку господь бог забыл присовокупить к сему хотя бы приблизительное подобие слуха), не изолированным, а прекрасно сочетавшимся с другими компонентами музыкальной одаренности. Имелись у него и иные достоинства, и Елена отдала ему свое сердце, невзирая на невзрачный его вид и малый рост. Обнаружился нестандартный сердцеед у Елены на участке, в семействе, которое она часто пользовала, как врач, прибегая не менее двух раз в неделю по зову мамаши, женщины болезненной, капризной и разговорчивой. Надо сказать, что Елена уже с первого года работы с великим пылом отдавалась одной из составляющих врачевания, а именно, словотерапии, и с неусыпным вниманием слушала пациентов, утешала их и ободряла, почему и пропадала на вызовах целыми днями, проводя по часу у всякого, кому излить душу было некому, кроме участкового врача. Так и Арамова мать давным-давно изложила ей всю свою биографию разведенной женщины, вырастившей в одиночестве двух детей, давшей им образование и ожидавшей теперь плодов тяжких трудов своих, и когда однажды Елена столкнулась в дверях с Арамом, она уже знала всю его подноготную, от детских инфекций и школьных отметок до институтских подружек и всяческих хобби, главными из которых были пение и пешие походы к архитектурным памятникам. С пеших походов и пошло. С пеших походов и пения, которые, по чести говоря, трудно было отделить друг от друга, так как Арам обожал петь в церквях, не действующих, конечно, а пустующих, обезвреженных советской властью, очищенных от опиума для народа и предоставленных в распоряжение туристов. Разговорились в коридоре, речь, естественно, зашла об архитектуре – как уже упоминалось, в архитектуре разбирается каждый армянин, и Арам с Еленой не были исключением, выяснилось, что Елена ни разу не видела прелестную егвардскую церквушку, и Арам немедленно загорелся желанием восполнить пробел. За чем и последовала автобусно-пешая прогулка в Егвард. И иные прогулки в подобные места с проникновенным пением шараканов[10] под нежно резонирующими куполами, прогулки неизбежно романтические и неотвратимо ставшие основой романа, самого изящного из романов Елены, украшенного архитектурными излишествами, руладами под гитару и не омраченного избытком ревности или будничности. И однако, вскоре его плавное течение было нарушено неожиданно разразившейся войной, которую следовало б назвать Первой Материнской (увы, не последней), развязанной ни с того, ни с сего (так, по крайней мере, казалось Елене) пациенткой с участка, неблагодарно забывшей об издержанных на нее Еленой времени и душевных силах. И вот тут-то против Елены было обращено то, что она искренне считала своим преимуществом. А именно, необремененность плодом от первого замужества. «Она говорит! Мало ли что она говорит?! Она может сказать все, что угодно, может даже справку принести, двадцать справок, сто справок, у них, врачей, круговая порука.» Разумеется, Елена не собиралась нести справки – ни сто, ни одну, ее коробил уже сам факт, что тонкости ее физиологии обсуждались вслух посторонними – пока еще посторонними – людьми… «Уж лучше взять женщину с ребенком, по крайней мере, можно не сомневаться»… и что ее милый Арамчик добросовестно пересказывал ей детали подобных обсуждений, и когда Елена выходила из себя, только улыбался и разводил руками – «Не сердись на маму, ее тоже надо понять, она отказалась от личной жизни, посвятила себя нам»… Недаром у нее вид святоши, вы только посмотрите на ее неодобрительно подобранные губки, на ее то и дело предобморочно закатываемые мелкие глазки, думала Елена яростно, начиная потихоньку ненавидеть этих пока еще посторонних и постепенно привыкая к мысли, что лучше откинуть похожее на желтый глазок светофора, предостерегающее и настораживающее «пока еще»… естественно, проливая слезы, как же иначе, часто и обильно, так, что хватило б на обводнение всех околоереванских пустынь, проливая, но привыкая. Иметь глаза на мокром месте, в сущности, большое счастье, и не только потому, что в слезах кроется род наслаждения. Люди, у которых органы зрения обретаются в местности засушливой, тяжело переживают любую пустяковую беду, невыплаканное горе оседает в глубинах их души, со временем обезыствляясь и обезвреживаясь, как очаг Гона, не тревожа, но существуя, и если с годами таких узелков образуется много, душа теряет гибкость, и полет становится для нее недостижимой мечтой. А Елена, наплакавшись вдоволь, даже не отринула, а мягко отодвинула преданного сыночка к маменькиному подолу и разнообразия ради решила присмотреться к другим буквам алфавита. Так промелькнули ярко, но кратко, как падающие звезды, Петрос Первый и Петрос Второй, оставившие в душе Елены след, подобный тому, какой оставляют многие властители в истории: дата начала царствования и дата конца с черточкой посередине, а затем Елена вернулась на круги своя, встретив Артема.