Владычицу трясло от холода. Замёрзшими руками она откопала полозья и попыталась втащить на них Рейвана. Но он был так тяжёл, что ей удавалось лишь слегка приподнять его. Отчаявшись, она упала на снег и склонилась над Рейваном, прислушиваясь к его дыханию.

— Я попробую ещё раз, слышишь? — прошептала она. Рейван не отвечал: сознание к нему не возвращалось. Маррей поднялась и вновь принялась втаскивать его на полозья.

В стороне раздалось лошадиное фырканье. Владычица подняла испуганные глаза. Из темноты выступил всадник с накинутым на голову капюшоном.

«Неужели сама Смерть пришла побороться со мной?» — испугалась Маррей.

— Я не отдам его, убирайся! — выкрикнула она, чувствуя, как внутри разрастается большая сила.

Владычица стиснула кулаки на плечах Рейвана, готовая защитить его от любой нечисти.

Всадник спешился. Маррей узнала Тирно и перевела дух.

— Он мёртв. Что ты делаешь? — проговорил рудокоп.

Перепачканными в крови руками Маррей нащупала сердцебиение на шее Рейвана.

— Он жив ещё! — воскликнула она. — Помоги положить его на полозья!

Остатки набульского войска бежали из рисских земель. Ваны со своими соратниками вскоре разошлись по родным сторонам. Лединг опустел. Солнце день ото дня всё сильнее согревало землю, и местами на окрестных холмах появились тёмные прогалины.

— Так мало удаётся в него влить! — прошипела Маррей, отставив миску с кровяным отваром. — Этого недостаточно для жизни…

Она отёрла тряпицей губы Рейвана. Лицо его было серо, под глазами проступили тёмные круги. После битвы он так и не приходил в сознание.

Рядом с Маррей сидела старая Тора — жена Лассе, вана Лединга. Она помогала Владычице в уходе за вождём.

— Я видела случаи, — сказала Тора, — когда люди с такими ранами жили долго. Но что это была за жизнь? Они не разговаривали — лишь мычали. Они не вставали — и жёнам их приходилось ходить за ними до самой смерти.

— Помолчи, — оборвала старую женщину Маррей. — Я и без того это ведаю.

— Ты сидишь над ним уж месяц, — произнесла Тора, — ты устала. Ты ешь не больше него и выглядишь не лучше. Тебе нужно отдохнуть, иначе кончишься вместе с ним — вот что я хочу тебе сказать.

Поправляя покрывало на плечах Рейвана, Маррей взглянула на свои пальцы и увидела потускневшие, поломанные ногти. Узреть своё отражение она и вовсе боялась, зная, что ей явятся острые скулы и покрасневшие от усталости глаза.

— Что ж, это цена за жизнь, что ещё тлеет в нём, — ответила Владычица, переведя взгляд на жилку, бьющуюся на шее Верховного вана.

Её рука обняла его лицо.

— Проснись же поскорее.

Зловонный запах омрачнил светлые мечты Владычицы, и она переглянулась с Торой. Старая женщина сморщилась и поднесла к постели бадью с тёплой водой.

— Раз уж я спасла его, то должно мне о нём заботиться, — произнесла Маррей, осторожно убирая покрывало. — Придержи его ноги, — взглянула она на Тору.

— Ты любишь его, — произнесла старая женщина.

— Я жрица, и забота — самая малость, к которой обязывает меня долг.

— Ты любишь его. Иначе давно отдала бы эту заботу кому-то другому. — Тора сморщилась, сгребая в узел зловонную простынь, которую протянула ей Маррей.

— Владычица, — в покои заглянул страж и поклонился. — Прибыл господин и просит увидеться с тобой.

— Что за господин? — спросила Маррей небрежно.

Она укрыла Рейвана шкурой и, повернувшись, заметила любопытный взгляд воина, устремлённый на вождя. Не проходило ни дня, чтобы кто-нибудь не спрашивал, жив ли ещё Верховный ван.

— Он набул, — ответил страж. — Сказал, его зовут Крин.

Маррей поднялась и оправила платье.

— Пригласи его в зал и скажи — я сейчас выйду.

Маррей развернулась к Торе:

— Прошу, покорми его ещё раз.

Выходя в зал, Владычица растёрла щёки, чтобы лицо её выглядело свежее.

— Крин, здравствуй! — произнесла Маррей, показавшись из-за занавеси покоев.

Юноша развернулся к ней. Небольшая тёмная борода обрамляла его исхудавшее лицо. В глазах его вместо прежнего солнечного умиротворения колыхалась печаль. Его губы растянулись в улыбке при виде Владычицы. Улыбка была прежней — совершенно располагающей.

Маррей в порыве радости обняла Крина. Он решительно сжал её в ответ. Ведь не так давно Крин едва доставал ей до плеч, но теперь Маррей ощутила, как крепки его руки и тверда грудь. Колючая борода взбудоражила Маррей, и она, отпрянув, предложила сесть в кресла.

— Ты же Владыка теперь, и путешествуешь вот так один, да ещё к риссам? — удивилась она, разливая им в кубки хмельной мёд.

— Никто не знает, что я здесь.

Крин уселся, прислонившись к спинке кресла и широко расставив ноги.

— Маррей, — сказал он, поглядев на неё потемневшим взором. — Ты должна вернуться в Рону. Там уже вовсю благоухает весна. Белеют сады, тёплый воздух гонит волны вдоль скалистых берегов. Чертог и главный храм стоят опустевшими.

По телу Маррей пробежала дрожь от холодной сырости, которой была полна весна здесь, на севере.

— Я не могу вернуться, — произнесла она, отводя взгляд.

— Циндер собирает войско, — сказал Крин, и Маррей испуганно поглядела на него.

— Некоторые наместники желают поддержать его, — продолжил он. — Они считают: раз старшая жрица Корда мертва, а жена Вигга оставила страну, то всё кончено — лучше подчиниться Циндеру и сохранить свои земли и богатства. Но я хочу собрать войско и не дать Циндеру захватить Чертог и разорить храмы. Я хочу защитить нашу веру. Если тебя не будет рядом, то у меня ничего не получится. Я не смогу обрести ни власти, ни силы.

— Я не знаю, что тебе сказать. — Маррей тяжело вздохнула, осушив кубок до дна, и направила взгляд в пламя горящей чаши.

Крин недобро поглядел на неё.

— Раньше ты не пила.

— Всё меняется.

— Где и как похоронили мою мать? — спросил Крин после долгого молчания.

Маррей проводила набульского Владыку за северные ворота, к могиле Корды. Крин преклонил колени и сжал в ладони ком оттаявшей земли.

— Святая мать… — зашептал он слова молитвы, сделавшись взъерошенным и мрачным.

Маррей положила руку на плечо Крина, чтобы разделить его скорбь.

— Даже если ты не пойдёшь со мной, — сказал он, — я всё равно приложу все силы, чтобы защитить страну от кзоргов.

Владычица глядела на него, но не узнавала. Крин больше не был тихим юношей. Теперь это был мужчина, сознающий свой долг, и взгляд его сиял чистым светом.

Крин взял Маррей под руку, и они направились в сторону крепости. Шальной ветер порывами бил в лицо и заставлял глаза Маррей слезиться. Размягчённая земля плыла под ногами, но крепкая рука Крина делала шаги Маррей увереннее. Она сжимала его предплечье, вспоминая, как когда-то шла здесь с Рейваном. Но Рейван сейчас умирал. Он не дал и не даст ей ничего, кроме страдания, а Крин способен был даровать надежду. В её силах было сделать его мудрым и счастливым царём.

— Я слышал, ты ухаживаешь за Верховным ваном? — произнёс Крин. — Тяжелы ли его раны?

— У него проломлена голова и была раскроена челюсть, — ответила Маррей ледяным голосом. — Кишки были выпущены — я долго зашивала.

— Так это его кишками от тебя пахнет?

Маррей не ответила.

— Мне показали гобелен, — сказал Крин. — На нём был ван Эйнар с вот такими клыками, — он развёл руки, уточняя размер, — и с них капала кровь.

Маррей подняла голову и поглядела на Крина. Свет солнца, что сиял у него за спиной, ослепил её, она усмехнулась.

Крин коснулся горячей ладонью её лица, стерев с бледной исхудалой щеки влагу, пригладил тусклые ломкие волосы.

— Останешься с ним — утратишь всё: ты больше не будешь Владычицей. Тебе придётся пожертвовать долгом жрицы, положением, материнством. Ещё немного — и ты уже не родишь, ты сама знаешь, — он взял руки Маррей в свои. — Я дам тебе детей. Я дам тебе мир. Пойдём со мной?

Голос Крина звучал твёрдо. Маррей ощутила в нём силу, способную уберечь и защитить. Не этого ли она всегда хотела? Слёзы брызнули из глаз, и Маррей утопила лицо на груди Крина, теперь уже не смущаясь, а вполне наслаждаясь его крепким объятием.