Отсмеявшись, мама потрепала меня по плечу, по голове сложно, там синяя кепка с надписью «Речфлот», которая пластырь скрывает, и сказала:

– Выдал ты, конечно.

– Мам, не обращай внимания. Я взрослею, переходный возраст, так что готовься к тому, что я еще и не такое выдам. А нервы не восстанавливаются, смотри на все спокойнее, смейся почаще. Смех продлевает жизнь.

Мы двигались в сторону гостиницы, довольно большая для города и, как мне кажется, единственная. Отец тут временно, поэтому служебная квартира мимо, жили в гостинице, ему выделили два места, для него и Тимофея, а с приездом матери и третье, выселив других соседей, так что жить мы теперь будем втроем в четырехместном номере, подселять к нам жильца не будут, пообещали. Я об этом от матери еще в больнице узнал.

Приметив с другой стороны улицы музыкальный магазин, надо же, цивилизация и до этих диких краев дошла, я ухватил мать за рукав и, убедившись, что машин нет, а автобус проехал, перебежал с ней дорогу и подошел ко входу в магазин. Проходя внутрь. Матушка, терзаемая любопытством, шла за мной.

Осмотревшись, я изучил мельком разную номенклатуру товара и направился к месту, где висело всего шесть гитар, причем только двух видов. Семиструнные в золотистом корпусе одной модели и шестиструнка в черном лакированном корпусе. Вот последняя была в единственном числе и сильно меня заинтересовала. У меня была такая же, двенадцать лет со мной прожила, пока яхта не разбилась о скалы. Я тогда два года Робинзона копировал. Купил красавицу в Испании, их стиль работы. Откуда тут, в пока еще захолустном городке, такое сокровище?

– Можно посмотреть эту черную прелесть? – поинтересовался я у продавщицы, молодящейся дамы лет сорока.

Продавщица улыбнулась. Хотя с кругами под глазами я не смотрелся донжуаном, но и бархатного, настроенного голоса хватало. В больнице его тренировал. Гитара мне нужна, тут без сомнения, только я сомневаюсь, что она стоит сорок рублей, а это все мои официальные деньги.

Родители и бабушка были продвинутыми людьми, просто так деньги сыну не давали: если они нужны, то иди и заработай. Так что домашняя работа, уборка, все это было на нем, и работа честно оплачивалась. Тимофей, видимо, не филонил, солидную сумму скопил. Где-то рублей тридцать на подготовку к побегу ушло, а ведь еще на сладости тратил, ну и на другие хотелки.

Деньги из трофеев тратить нужно осторожно, но карманные у Тимофея – обычное дело, так что вопросов особо задавать не будут, главное на крупные покупки не тратиться.

Приняв гитару, я перекинул ремень через голову, подогнал под себя и проверил струны. Она была хорошо настроена, так что просто проверил, это даже не мелодия была, так, набор звуков. Хотя и мелодичный.

– У меня сорок рублей есть, – сказал я маме, сделав глаза кота из Шрека, видел его в первой своей жизни. – Остальное отработаю.

– Тимофей, научиться играть на гитаре не так и просто, а ты ведь сам хотел перейти в другой класс и научиться играть на пианино.

– Да что тут уметь? – хмыкнул я и исполнил гитарную трехминутную композицию Поля Берне.

А ничего пальцы, подвижные, не запаздывают, хотя тренировать все равно нужно.

Поль Берне стал известен благодаря этой композиции. Я был на его концерте в Питере, он давал концерт императору Ивану и его двору, а вот в первом мире, где я родился, такого музыканта не припомню. Глаза у продавщицы и у матери, больше в зале никого не было, мы одни покупатели, стали большими.

Увидев, как на меня мать смотрит, я пожал плечами и пояснил:

– Я тайком тренировался, ничего сложного. Кстати, я написал слова к песне и музыку придумал. Песня о маме. Спеть?

Обе синхронно закивали. Продавщица сложила локти на прилавке, положив подбородок на ладонь, мама села на стул, и я заиграл.

Песня была из моего мира, Мясников про маму пел. Вообще, даже обладая идеальной памятью, вспомнить слова и наиграть мелодию оказалось сложным делом. А «Пельмешек» я любил, почти все концерты посещал в Москве, что-то в компьютере через интернет смотрел, так что запомнить удалось многое. Где не вспоминалось, свои слова добавлял, немного переделывая песни под реалии, а тут песня фактически полностью скопирована была. Вот ее я и вспомнил от и до.

Женщины не скрывали слез, которые текли по щекам. Я смог настроить нужную тональность в голосе, а он у Тимофея ну просто замечательный. Столько оттенков нужных можно использовать, что, похоже, мне предстоит путь в профессиональные солисты. Как один из вариантов. Профессиональным музыкантом я еще не был. Если и учился, так это для себя, для души. Надеюсь, ломка голоса при половом созревании этот эффект не убьет. Очень надеюсь.

Судорожно вздохнул, а что, я тоже не железный, весь выложился в песню, и картинно замер. А где аплодисменты? Первыми раздались хлопки от двери во внутренние помещения. Там стоял пожилой мужчина в темно-синем рабочем костюме с пятнами канифоли на нем, явно местный мастер, а женщины утирали слезы. Мне они тоже похлопали.

Мама Тимофея сказала:

– Такому таланту пропадать нельзя. Мы покупаем эту гитару. Тимофей, это будет подарок от нас отцом.

Когда женщины ушли в подсобное помещение, чтобы привести себя в порядок, мастер помог мне подобрать чехол для гитары, он сам их в магазин привез, и запасной комплект струн, я же медиаторы подобрал, пять штук, костяные. Потом насечки сделаю для удобного использования, а то пять минут наигрывал, и подушечки пальцев уже болят. Да и учился я играть именно с медиатором.

Сам мастер аж из Свердловска, тут он в командировке, своего мастера у магазина не было. Он же и пояснил, откуда гитара прибыла. Ее привез один из наших представителей торгпредства, бывший в командировке на Кубе. Даже не одну, заказ был от директора магазина музыкальных инструментов, все официально, поэтому привез много, шесть таких гитар и две электрогитары. Последние сразу выкупили, чуть позже четыре «кубинки» взяли, как их тут называют, осталось две. Вот одна мне и досталась. Чехлы родные, командировочный в полном комплекте брал. Общая цена – сто восемьдесят шесть рублей. Немало, но гитара того стоила. Денег хватило, хотя мама Тимофея и вздыхала.

Покинули мы магазин в разном настроении. Я был доволен, витал в облаках, чехол с гитарой – сзади, за спиной, так, придерживая ремень, и шел. Мама следом с задумчивым видом шла, видимо, прикидывала, как отец отреагирует на непредвиденные траты.

Я не скажу, что они бедствовали, одеты прилично, но все же крупные траты обсуждали на семейном совете. Однако отец, когда пришел вечером, был вполне доволен, послушал песню «Крылатые качели» в моем исполнении и даже порадовался за покупку. Оставив гитару в номере, мы направились на ужин. В столовой я устроил такое же представление, признаваясь поварихе в любви, посетители посмеивались, но так, по-доброму.

– Тимофей, перестань, – пыталась приструнить меня мать, однако я еще не закончил.

– Мама, поверь, повариха с большой грудью – это лучшая спутница жизни: и вкусно готовит, и спать мягко. Пап, подтверди.

Тот машинально кивнул, не отрываясь от пельменей, и тут же отхватил затрещину от жены. Зал лежал, смеялись все. Однако и плюсы были: обе официантки вокруг меня так и вились, я получил самое свежее и вкусное. Наелся так, что с трудом вставал из-за стола.

Столовая закрывалась, она до полвосьмого работала, я отправил воздушный поцелуй поварихе, и мы направились в гостиницу. Сегодня отец пораньше с работы ушел, чтобы с нами побыть до отъезда. Завтра в девять утра самолет вылетает в Москву.

Я решил поговорить с ним:

– Пап, у тебя проблем из-за меня не будет?

– Да нет, все решили, даже байдарку списали, подарили геологам. Она там в лагере осталась. А так, конечно, пришлось понервничать.

– Да я не об этом, – отмахнулся я. – Кстати, нервничать будете в следующем году, когда я дикарем на Черное море на все лето уеду отдыхать. Тут другое.

– На Черное море? – удивился он. Видимо, мама ему об этом так и не сказала, надеясь, что само рассосется.