— Я была очень серьёзна, когда говорила о сюрпризе.

Больше ждать не было сил. Не было возможности терпеть. Я стянула с его торса водолазку и бросила на скамью. Аарон повторил тот же самый манёвр с моей толстовкой.

— Ты без лифчика?

— Я знал, что ты победишь и решила не надевать.

— Твоя вера в меня придаёт мне слишком много уверенности. Не разбалуй меня.

Одна его ладонь бесцеремонно схватила мою грудь, а вторая расстегнула молнию на моих штанах.

Это было так абсурдно, так странно и смешно, — заниматься сексом в школьной раздевалке, когда школа закроется через минут двадцать.

Риск, что кто-то зайдёт, придавал не страха, а похоти. Безудержной, совершенно безумной похоти, срывающей нам голову.

За считанные секунды на нас двоих ничего не осталось. Я сидела абсолютно оголённая, а у Аарона остались только спущенные до колен джинсы.

— Лаура, ты уверена, что хочешь быстрый перепихон в раздевалке на тумбе?

— Перепихон — слишком грубо звучит. Будто я девочка на раз.

— Извини. Секс.

— Мне не нравится, когда ты много болтаешь в такие моменты.

Я сжимаю его предплечья, разгораясь сильнее оттого, насколько он напряжён. Интересно, что сейчас у него в голове? Насколько сильно он меня хочет?

— Пардон, мадам, буду немногословен.

Аарон пододвигается ближе, и я сжимаюсь от предвкушения. Наверное, мои колени свелись бы, если бы не были по обе стороны его бёдер.

Погладив ладонью внутреннюю часть моего бедра, Аарон медленно вошёл в меня, и я, не сдержав эмоций, всхлипнула и опустила голову на его крепко плечо.

От поглаживаний его рук мне хотелось расплакаться ещё сильнее.

Чёрт, это слишком хорошо… мне слишком хорошо.

Это нельзя сдержать, нельзя предотвратить. Мне просто хочется плакать.

Аарон ничего не спрашивает, потому что по реакции моего тела, которое так сильно ноет и тянется к нему навстречу, всё понимает.

С прошлого раза я не стала лучше его принимать. В промежности всё также саднит каждый раз, когда он толкается в меня — даже если эти толчки очень медленные.

Я прижимаюсь к нему целиком, чувствуя, как наши тела в буквальном смысле слипаются от испарин. Обвиваю его спину своими руками и даже вонзаю ногти в кожу, когда его движения становятся более рьяными.

Моя задница больно скользит по деревянной поверхности тумбы туда-сюда. Сердце выпрыгивает из груди. А слёзы в прямом смысле хлещут из глаз.

Мы настолько близко к друг другу, что при каждом входе, его торс трётся о мой клитор, отчего ощущения становятся ещё ярче.

Мы просто обнимаемся. Целуемся. До тех пор, пока наши тела не начинают дрожать. Когда я заметила, как Аарон засуетился, то отлипла от его плеча и посмотрела в голубые, затуманенные глаза.

— Помнишь, я говорила, что, когда у нас будет следующий раз, ты можешь кончить в меня? Я на таблетках.

И в его взгляде воцарилось спокойствие. Как и в моей душе каждый раз, когда он просто находится рядом.

Ритмичные движения заставляли меня прерывисто вздыхать и царапать его спину, не щадя ни капли.

И я не удержалась и вскрикнула, когда Родригес резко и до конца вонзился в меня и замер. Ещё раз. Ещё. И так до того момента, пока мы оба не обмякли и не сжали друг друга.

Справившись с отдышкой, Аарон отстранился от моего лба своим и провёл пальцем по щеке, убирая прилипшую к коже прядь.

— Почему ты плакала?

— Не смогла сдержать эмоций от удовольствия.

— Ладно, по такой причине можешь плакать, — кивнув, парень натянул на меня мою толстовку, не давая моему разгорячённому телу замёрзнуть.

— Кстати, а вам за выигрыш дали какой-то трофей или медаль?

— Нам — нет, а вот мне попался самый красивый и драгоценный трофей в виде такой прекрасной, сладкой девочки, которую я буду любить до конца своей жизни и даже после.

47 глава. Клятва

Моё любимое время года — лето, когда я, наконец-таки, могу одеваться так, как просит душа. Могу одевать платья и юбки, раздражая этим Аарона, конечно, потому что на мои, как он выражается, прекрасные ножки смотрит каждый прохожий, вне зависимости от возраста — хоть это десятилетний мальчик, хоть сорокалетний мужчина с ребёнком.

И мне нравится это. Нет, не то, что на меня все смотрят (хотя я этого не замечаю). А то, что Аарон меня ревнует. Раннее я думала, что на ревность способны только те, кто не уверен в себе, но парень объяснил это на своём языке:

— Я ревную не потому, что сомневаюсь в тебе или в себе — боже упаси. Я ревную потому, что какие-то мужики смотрят на мою богиню. Такой алмаз могу видеть только я. Другим глаза выколю.

Меня это, скорее, смешило, но я ничего не говорила.

Вообще, наши дни проходили достаточно весело последние месяцы. Из-за потепления мы, наконец, стали выходить на улицу едва ли не на постоянной основе. И, зачастую, инициативу на прогулку выдвигал именно Аарон, аргументируя это тем, что я скоро засохну в своей темнице, потому что совершенно не вижу солнца. Родригес водил меня всегда в разные места, а я говорила ему: «Давай прогуляемся только по парку, зачем куда-то заходить?» — потому что не хотела тратить его деньги, которые, я знаю, зарабатывает он с трудом. А впереди ещё и поступление. На все мои отказы он реагировал одинаково: махал рукой, мол, молчи или сдвигал брови так грозно, что тряслись коленки.

Кино, кафе и парки развлечений мелькали почти в каждом нашем дне. И Аарон стал моей постоянной моделью на фотографиях для моего инстаграма, который почти никто не смотрит, но мне это и не важно. Я делаю фотографии для себя и сохраняю на память.

На этой неделе Аарон был слишком тихим и спокойным, почти не заезжал ко мне и не писал. Единственный раз за эту неделю, когда мы поговорили чуть больше пяти минут, был вчера:

— Ложись спать, любимый, — ласково говорила я, закрывая крышку ноутбука, тоже готовясь ко сну. — Завтра для тебя важный день, не так ли?

Важным он был из-за того, что ему сдавать свой последний экзамен. Все остальные он сдал. Я радовалась каждому его успеху, как никогда не радовалась своему. Он не всё сдал на отлично, но отметка «хорошо» была тоже прекрасной.

— Не могу уснуть, не услышав тебя. Особенно, когда я не слышал тебя целую неделю.

— Вот ты слышишь, — тихонько смеялась я, залезая под одеяло. Услышать его голос тоже было важным для меня, чтобы уснуть. Это была моя личная колыбельная. — А хочешь я буду говорить, а ты засыпать?

— Хочу, — хрипловатым голосом отвечал он. Или просто уставшим.

— А что тебе рассказать? — внутри разрывалось сердце от прилива нежности.

— Да что угодно, родная. Лишь бы послушать тебя. Давай о том, чем ты сегодня занималась.

Устроившись поудобнее, я серьёзно вспоминала то, чем занималась на протяжении дня. Учитывая то, что мои развлечения — это поход от кухни к холодильнику и обратно в комнату — рассказывать особо нечего. Но мне хотелось.

— Я смотрела «Сумерки», представляешь?! Так смеялась!

— «Сумерки»? — перебил меня он.

— Так, ты засыпай вообще! Во-о-от… потом я… ам… так… что же я ещё делала? А! — мои пальцы вырисовывали на простыне что-то непонятное, пока я болтала обо всём на свете.

Я рассказывала Аарону всё в подробностях, ещё немного и дошло бы до того, что я уведомила бы его о том, сколько раз сходила в туалет! Я болтала и болтала без умолку, делилась даже событиями из дорамы, которой уже, наверное, проела ему столовой ложкой мозг.

И затихла только тогда, когда в трубке раздалось его сопение. Посмотрев на длительность звонка, я сделала вывод, что уснул Аарон за семь минут и тридцать одну секунду.

— Удачи тебе, мой мальчик, — прошептала в трубку прежде, чем скинуть звонок.

И с мыслями о нём я также уснула, думая о сегодняшнем дне.

В школе у нас уже было скучно и большинство даже не ходило, потому что на уроках мы, в целом, ничего не делали, кроме как общались или страдали чем-то неважным. Мне было скучно дома, поэтому я ходила, чтобы посмотреть сериал на телефоне хотя бы в другой обстановке — не лёжа на диване, а сидя за партой. А что?