Дан, по ее мнению, был ненадежным: здоровый – да, сильный – тоже, но вот уверенности в голосе и во взгляде маловато, ест плохо, холодец фирменный ковырнет, пирожок проглотит, салатиком переложит – и сыт. Разве это мужик? Да еще и неженатый… Последнее возмущало не только тещу, но и всю семью, за исключением, естественно, сына Антона. Инна была как раз из тех жен друзей, которые вели в дом незамужних подруг и знакомили их с Даном. Скольких ее приятельниц знает Дан? Десяток, не менее. С двумя из них даже намечались кое-какие близкие отношения, окончившиеся, впрочем, ничем, как и следовало ожидать. Дан не любил сватовства и заранее относился к нему с предубеждением, говорил о том Инне, но разве она послушает? Она одержима одной идеей, и, как в песне, «никто пути пройденного у нас не отберет». Поэтому Дан в последнее время не сообщал заранее о своем приходе, являлся неожиданно, чтобы не встретить там очередную невесту. Считал: придет срок – сами, найдем суженую, своими хилыми силами.
Пришел домой, поставил зонт в ванну сушиться, и немедленно – к телефону. Батюшки, да он включен! Отлично работают доблестные труженики службы связи, на уровне требований века научно-технической революции, который промедления не терпит. Вытащил записную телефонную книжку, начал знакомым названивать: так, мол, и так, запишите номерок, будем общаться двусторонне. Даже Коле в Киев позвонил – работал там друг, кидал мячи и булавы, на радость киевлянам, – поймал его на проходной в цирке, сообщил новость. Бестактный Коля сказал:
– Ну и дурак, что сообщил. Я теперь тебе жизни не дам. Как твой номер с моноциклой?
– Шьется помаленьку, не капай мне на мозги.
– Буду капать. Ночами звонить стану, в сон кошмарами приходить. Как статуя Командора.
– Коля, а ты помнишь, чем кончил тот, к кому эта статуя приходила?
– Чем? – Коля про статую слыхал, а большего его образованность не требовала.
– Помер в страшных судорогах. Тебя устроит моя преждевременная кончина?
– Да успокойся, не помрешь ты. У тебя мозги иммунитетом покрыты, капай не капай – все без толку.
Дан не стал выяснять, что за «иммунитет» покрыл его мозги и что на самом деле имел в виду Коля под этим высокоученым понятием, сказал просительно:
– Вот и не капай. У тебя-то что в Киеве?
– У меня старый, битковый аншлаг день за днем. Директор продохнуть не дает, одних шефских выездов за месяц десяток сделал. Силы на исходе. В субботу и в воскресенье по три представления лупим, порепетировать некогда. Только ночью и кидаю. Ну лады, будь здоров, тут меня гонят, я тебе позвоню после репетиловки.
– Когда? – только и успел спросить Дан.
– Часа в два, – сказал Коля и повесил трубку.
Дан свою тоже повесил и впервые пожалел, что у него появился телефон. Если еженощно в два часа пополуночи друг Коля станет его будить – а сие на него похоже, за ним, как он говорит, не заржавеет, – то Тиль сам, пожалуй, бросит Дана: недоспавший жонглер не жонглер, тут Колиным бетонным здоровьем обладать надо.
И все же Дан был рад услышать друга, любил его и скучал без него; редко им приходилось видеться: в одну программу двух жонглеров не поставят, а в Москву не из всякого города приедешь. Скажем, закончил ты в воскресенье гастроли в Ташкенте, а в пятницу у тебя премьера в Ашхабаде. Стоит ли на два дня в столицу крюка давать, если от Ташкента до Ашхабада рукой подать?.. Иной раз только в отпуск в Москву и выбираешься, одна прописка в паспорте и напоминает, что ты москвич…
И тут зазвонил телефон.
Кто-то из оповещенных номер проверяет, подумал Дан, поднял трубку, сказал солидно:
– Слушаю вас внимательно.
– Хорошо, что внимательно. А я уж решила, что вы от меня скрываетесь: в студии вас нет…
– Оля! – заорал Дан. – Оленька, милая, в студии кино снимают, манеж занят, я ждал-ждал, надеялся, а потом неудобно стало – ушел, делать там нечего… – Он в радости даже не заметил, что «выдает» себя: ждал, надеялся – слова-то какие! Где его пресловутая сдержанность? Спохватился, сбавил тон: – Как вы узнали мой телефон?
– А как узнала, что вам его поставят?
– Кстати, как?
– Надоело повторять, да вы все равно не верите.
– Верю, – сказал Дан, но это «верю» было обыкновенной данью вежливости, той условной игре, которую начала Оля. – Но все же как?
– Ах ты, Господи, скучный вы человек. Вам реальное объяснение нужно? Пожалуйста: набрала 09, спросила номер, адрес-то я знаю…
– Позвольте, как 09? Там меня в списки только через месяц включат, а то и позже. Я знаю, был случай проверить.
– Раз вы такой всезнающий, то не задавайте лишних вопросов. Главное – я дозвонилась. Ведь так?
– Так, – подтвердил Дан, старательно убеждая себя, что подтверждает он «главное» тоже ради вежливости, убеждая, но все же не очень веря своим убеждениям. Если честно, он тоже считал, что это главное. – Вы сегодня свободны?
– Конечно.
– Пойдем в гости?
– Пойдем, обязательно пойдем. Но к кому?
– К моим приятелям. Помните, когда мы впервые познакомились, я от них возвращался?
– К Валерию Васильевичу и его жене Инне?
– Нет, что за память!
– Я помню и знаю все, что касается вас.
Дан не стал комментировать самоуверенное заявление, спросил только:
– Когда и где мне вас встретить?
– Как обычно: в полседьмого на остановке у Самотеки…
Поговорили, попрощались, Дан на тахту с книгой улегся, полистал пожелтевшие страницы («С „ятями“, – как презрительно говорил Коля, не умевший читать дореволюционные издания, спотыкавшийся на каждой незнакомой – «мертвой» – букве), но не шла в голову «седая старина», монастырские и храмовые истории – Оля мешала.
Она помнит и знает все, что касается Дана. Каково, а? На первый взгляд пустая фраза, но за краткое время знакомства Дан почти поверил, что пустых фраз Оля не произносит. Хотя сейчас, про 09, – явно для проформы. Сказано, чтоб Дан-реалист успокоился, не приставал с глупостями. Но как она узнала номер? Позвонила на АТС? Или, может, она работает в Министерстве связи? Хорошее объяснение! Тогда она еще должна работать на полставки в Москниготорге, заниматься букинистической литературой. Иначе не объяснить ее провидение с книгой. Увидела она его коллекцию, предположила, что может его интересовать, позвонила туда-сюда, переправила «Седую старину» в Дом книги. Да, но старичок?.. Старичок, сдавший красный том, в схему не укладывался. А почему не укладывался? Он ее папа. Или дядя. Или сослуживец. Она попросила – он и снес книжечку в магазин. А то, что книжечка оказалась той самой, за которой Дан гонялся, – случайность.