Но я откровенно недоумевал. Абсурдным казалось само предположение о микросуществах, способных что-то воспринимать и действовать в масштабах макромира. Какой может быть кругозор у пылинки на подступах к Эвересту?
– А энергетические поля? – напомнила Сузи. – Когда твои микросущества объединяются в математические множества с числом нулей, которое даже трудно себе представить, изменится и кругозор пылинки. Кстати, и для атомной бомбы требуется не один атом урана.
Мы с Вэлом молчали. Начинались дебри ядерной физики, куда нам, гуманитариям, дальше опушки соваться не следовало. Я только рискнул спросить, обращаясь ко всем без адреса:
– Ну а делать что будем?
Ответил Вэл, и ответил твердо:
– Продолжать контакт. В любом случае и в любых обстоятельствах.
– Может быть, расширим круг экспериментаторов?
– Вспомни Доуни, Монти, – осторожно сказал Вэл.
– Доуни – скептик.
– Таких скептиков в науке тьма. Есть они и у нас.
– Что предлагаешь?
– Терпение и труд. В пределах тройственного союза.
Тайна связывает и отделяет связанных ею от общества. Я умышленно избегал Доуни, Вэл замкнулся в университетской библиотеке, а Сузи, занятой сессионными консультациями, было не до развлечений. Но «тройственный союз» заседал при первой возможности и за ленчем, и за обедом. Гаданиями не занимались, говорили только о выводах, которые уже позволял сделать окрещенный Сузи в мою честь «эффект Клайда».
Здесь тон задавала сама Сузи.
– Почему фантастика? Противоречит законам физики? Нисколько. Известная нам физика не обязательна для всей Вселенной, где-то могут действовать и другие физические законы. Значит, можно предположить и жизнь, возникшую не на молекулярном уровне. И не наш, а другой путь эволюции. У нас – к сложным биологическим молекулам, у них – к не менее сложным энергетическим связкам.
– Меня интересует другое, – говорил Вэл. – Не уводи нас в дебри вселенской физики. Иной мир? Согласен. Возможность контакта доказана. А нужен ли вообще этот контакт? Не знаю. Поймем ли мы друг друга?
– Может, и не поймем, – соглашалась Сузи.
– Сумеют ли они передать нам свои знания?
– Захотят ли?
– Не убежден. Как и в том, сумеем ли мы их усвоить. А может быть, они и вовсе непригодны в наших условиях. Что может дать элементарная частица, пусть даже мыслящая, совсем не элементарному, а сложнейшему из сложнейших биологических организмов – человеческому разуму?
– Антропоцентризм! – вспыхивала, негодуя, Сузи. – Эгоистическое самомнение неандертальца. Ты не можешь мысленно передвинуть стул, а они могут.
Я скучно слушал, дожевывая вчерашнее мясо.
– А почему вы молчите, Монти? – продолжала атаку Сузи. – Вас-то это больше других задевает.
– Именно поэтому, – буркнул я. – Не могу больше слушать трескотню машинки. Ты говоришь, как человек, вслух, а тебе в ответ: тук-тук-тук-зззззз… тук-тук-тук-зззззз… Идиотская ситуация.
– Как же вы хотите общаться? Они, по-видимому, не могут воспроизводить звуковые волны.
– А световые? – вмешался Вэл. – Помнишь лампочку? Шрифт им известен, могут воспроизвести любую букву.
– Где? У меня же экрана нет.
– А телевизор?
Вечером собрались у меня. Уселись почему-то за стол, должно быть, по привычке. Помолчали неловко и, пожалуй, растерянно. Текло время. Тикали часы. И ничего не происходило – никаких чудес и неожиданностей.
Я смущенно взглянул на Вэла и Сузи. Оба тотчас же откликнулись.
– Кажется, встреча не состоится.
– Еще есть время. Подождем. Ты бы адресовался к ним как-нибудь, Монти.
– Вы здесь или нет? – спросил я громко и без всякой торжественности. – Сигнализируйте хотя бы.
И неожиданное все-таки произошло.
Бюст Шекспира птицей слетел с полки и столь же бесшумно опустился в центре стола. Мы переглянулись скорее недоуменно, чем испуганно. Во всем этом было что-то нелепо комическое.
– Включайте «эффект Клайда», Монти. Они здесь, – поторопила меня Сузи.
Но я включил только телевизор.
Начинался какой-то американский гангстерский фильм. Шли титры. Крупный шрифт, средний, мелкий… Как раз то, что нужно.
Я выключил телевизор. Экран погас, и умолкла музыка, а я сказал, смотря в потолок:
– По-моему, это лучший способ общения, чем пишущая машинка.
На мгновенно освещенном экране появилась надпись, набранная только что показанным шрифтом: «Поле уже генерировано. Можете говорить».
– А о чем говорить? – тихо спросила Сузи.
Я молча пожал плечами. Так много надо было узнать, а тут слов не нашлось.
– Спроси, откуда они, когда и как прибыли, надолго ли и с какой целью, – сказал Вэл.
Я не успел повторить вопроса, как на экране уже появился ответ:
«Прибыли из другой Вселенной сквозь всасывающий провал в пространстве, который ваша несовершенная наука не очень точно определяет как невидимое до-звездное тело. Прибыли не с планеты, а со звезды. Без названия. Мы ничему не даем никаких названий. С угасающей звезды с уже иссякающими внутренними резервами энергии. Земля – это наша ошибка в пути. Мы искали не планету, а такую же звезду, только в более раннем периоде угасания».
Текст медленно протекал по экрану. Одни строки сменялись другими.
«Уйдем, как только пополним необходимый энергетический запас. Не скоро. Понадобится период, который вы исчисляете в часах, возможно, в нескольких сменах дня и ночи. Земля как жизненная база для нас не подходит. Ненужная атмосфера, солнечная радиация, неравномерный климат, наличие иной жизни…
На Земле никаких целей не ставим. В пути мы уже встречались с другими формами жизни, но не входили в контакт. Не можем проникать в структуру живых биологических организмов. Такое проникновение произошло впервые и случайно, когда поток движущихся энергетических связок прошел вблизи человеческого мозга. Мы смогли узнать, что этот биологический организм подобен полю. Иной по форме, стабильный и неизменчивый, он оказался близким по структуре множествам множеств мыслящих единиц. Вы называете их нейронами. Так возникла возможность коммуникации…