Грузовик, в котором ехала группа Сидорченкова, долго пробирался по еле видной грунтовке вглубь леса. Дул холодный ветер и солдатам очень не хотелось, чтобы машина останавливалась. Ведь когда это произойдёт, поступит команда: «Выгрузиться», и им придётся покинуть тёплое насиженное место, выбраться из-под уютного брезента, накрывающего кузов и спрыгнуть в мокрую траву. А потом начнётся долгий день блужданий по тайге с высокими шансами наступить ногой в ловушку или попасть всем взводом в засаду.

Но вот этот момент всё же настал. После высадки из грузовика Сидорченков построил взвод. «Идём в деревню к местным. Трое – со мной», – он показал пальцем на Олега, Семёна и Жору. – «Остальные останутся на окраине у первых домов. Двое занимают позицию тут вместе с водителем, охранять машину. Путилов первым несёт ящик, а вы, – он кивнул Жоре и Семёну, – его будете сменять по дороге».

Продираться сквозь осенние заросли оказалось чуть проще, чем ходить по ним летом: комары и мошки уже почти не летали. Кирзовые сапоги спасали ноги от промокания: желтеющая трава и пружинистый сероватый мох были насыщены водой после утреннего ливня. Приятный запах хвои сопровождал взвод на протяжении всего пути до забытого Богом населённого пункта, о котором солдаты раньше не слышали. Деревянный ящик, который выпало нести Олегу не был особо тяжёлым или большим, но он был жутко неудобным для переноса. В ящике лежало два десятка банок сгущёнки и какие-то медикаменты.

Минут через сорок за деревьями стали мелькать крыши приземистых хаток, построенных на местный манер. Деревянные, тёмно-серые чернеющие срубы оказались той самой деревней, которая нужна была Сидорченкову. От взвода отделились четыре человека и пошли вглубь поселения, направляясь к одному из домов. Сержант уверенно шёл к избе, около которой был вкопан деревянный столб с искусной резьбой на поверхности. Теперь Жора нёс ящик, а Олег и Семён шли за ним, оглядываясь. На улице никого не было. Всё население дремучей деревеньки попряталось по избам. «Да и людей-то здесь немного, видать», – Олег насчитал всего четырнадцать домов. Кроме звуков шагов военнослужащих, не было слышно ничего. Ни птиц, ни комаров, ни ветра. Будто бы в этом месте не могло быть ничего живого. Сквозь маленькие окна хаток на улицу выглядывала лишь тьма, на мокрой земле отсутствовали следы, казалось, что люди давно забросили эту деревню. Серые срубы стояли двумя неровными кольцами, а дом, к которому шёл сержант находился почти в самом центре поселения. Олег вдруг поймал себя на мысли, что эти грубо отёсанные крыши похожи на огромные широкие зубы какого-то гигантского существа. «Идём в самый центр чьей-то пасти. Как блохи, продравшиеся сквозь шерсть, которой был лес, подобрались почти к самой глотке!» – от этой мысли Путилов почувствовал сильное сердцебиение, ему стало не хватать воздуха, а на спине выступил холодный пот.

– Всё нормально? – спросил Семён, заметивший оторопь друга.

– Да, – ответил Олег. Внезапно нахлынувшее чувство паники ослабело и совсем исчезло.

– Мы почти пришли, – негромко произнёс Сидорченков. – Я захожу, вы вместе со мной, но внутри рассредоточьтесь по комнате и поглядывайте в окна. Рывцов, отвечаешь за наш тыл!

– Есть, – глухо отозвались солдаты.

За порогом широкой входной двери оказался маленький тамбур с проходом в кладовую. После тамбура располагалось жилое пространство в виде большого помещения с запертой дверью в маленькую комнатку. Помещение освещалось керосиновыми лампами и самодельными свечами. Внутреннее убранство было скудным на мебель. Олегу показалось, что он заглянул в хату крестьянина минувших веков: деревянная посуда, сундуки, плетёнки, лавки. Стены были увешаны какими-то запасами трав, сушёными грибами, вяленой рыбой. В углу избы стояла обмазанная глиной печка, трубу на крыше и серый дым, вылетавший из неё, Путилов заметил ещё на подходе. Хозяевами дома были мужчина и женщина. Оба из местного населения, с широкими скулами и суженными глазами. Чёрные волосы у обоих были заплетены в косы. На вид обоим около сорока лет. К печке жался испуганный маленький мальчик, на лавке около стены сидели две девочки-подростка и что-то вязали из толстых тёмных шерстяных нитей, боязливо поглядывая на вошедших. В избе висел прелый запах отвара, дыма и чего-то ещё, что Олег не мог описать словами.

Сержант обратился к хозяину дома:

– Здравствуй, Унсоох. Зашёл к тебе, как договаривались.

– Здравствуй, Иван, – Олег почти не заметил местного акцента в речи говорившего: произношение было чистым. – Я всё подготовил.

– Как договаривались? – Сидорченков махнул рукой Жоре, чтобы тот отнёс ящик с припасами к печи.

– Да, – хозяин кивнул, затем произнёс какое-то короткое слово на непонятном языке, и ребёнок от печки метнулся к сундуку, стоявшему в тёмном углу и что-то оттуда достал. Мальчишка притащил на одном плече здоровенный мешок, перевязанный бечёвкой, а на другом череп лося, украшенный резьбой и латунными набойками. «Таёжная бражка и «обережная» голова», – подумал Путилов, смотря как пятилетка тянет поклажу, сравнимую в габаритах с самим малышом. Сослуживцы рассказывали, что видели иногда подобные черепа в некоторых селениях при прочёсывании местности. То, что этот череп должен от чего-то защищать дома тех, кто вешал его под крышу, было лишь солдатской догадкой. С жителями тайги военные общались редко, да и местные неохотно отвечали на какие-либо вопросы о своих обычаях.

Пока сын Унсооха передавал Семёну мешок и череп, Сидорченков подошёл к хозяину дома и передал ему какую-то бумагу. Мужчина пробежался глазами по написанному, а затем протянул её своей жене. Она тоже бросила взгляд на бумагу, а затем быстро спрятала её в какую-то шкатулку, лежащую на лавке около девочек. Из-за поспешности, с которой женщина всё это делала, Олег подумал: «Она что, боится, что у неё это кто-то отберёт?»

Унсоох негромко произнёс:

– Идите за красными ветками. Дргын вас приведёт куда нужно.

Сержант задал встречный вопрос:

– А где первая?

– Возвращайся той же дорогой и увидишь.

Сидорченков развернулся и махнул рукой солдатам: «На выход».

Вернувшись к взводу, Олег испытал некоторое облегчение: поселение так и оставалось пустым и неестественно тихим. Казалось, что из каждой избы за тобой наблюдают чьи-то глаза, внимательно изучают, готовясь к нападению. Никаких людей на улице так и не появилось. Выйдя из деревни, повеселели и Семён с Жорой. В поселении парни тоже нервничали и ощущение, что всё это ловушка не покидало их с момента выхода к избам. Приятели испытывали чувство, схожее с Олеговым: «Теперь рядом взвод, теперь ещё посмотрим кто кого!».

Через несколько десятков метров, справа от тропы сержант заметил испачканный в чём-то красном ствол дерева. Пятно было небольшим, но заметным. Военные последовали в том направлении и увидели следующее окрашенное дерево через несколько шагов. Следуя за этими знаками, военные стали углубляться в дикую чащу. Метрах в двухстах от тропы Ватруха налетел на спрятанную яму с кольями. Солдату повезло: идущий рядом Рывцов подхватил его в момент потери равновесия. Вместо смертельного падения всё закончилось вспоротой икрой на одной ноге. Сидорченков распорядился отвести раненого обратно к грузовику, который вызвал по рации. Сразу после этого сержант выругался себе под нос, понося местного осведомителя: «Сучёныш! Свою игру вести задумал? На ловушки сказал своему щенку нас отправить? Я устрою тебе сладкую жизнь, как только выберусь!» Он дальше повёл поредевший взвод, как только пятеро солдат выдвинулись обратно к тропе, неся Ватруху на импровизированных носилках из палок и плащ-палаток.

Олег с Семёном шли вперёд, переглядываясь. Они оба понимали, что всё это время двигались по следу, видимо, старшего сына осведомителя, который должен был вывести их к лагерю лесных повстанцев, но что-то пошло не так. Неприятное чувство, накатившее на Путилова в поселении, снова заявило о себе. Казалось, что за деревьями притаились наблюдатели. От редкого хруста веток под ногами передёргивало. Олег ощущал, что в затылок ему уже прицелились таёжные охотники из отрядов ночных налётчиков.